Обозреватель РИА Новости Петр Гончаров.
Заявления официального Тегерана о том, что со стороны России не поступало никакого «конкретного» предложения относительно обогащения урана, не более чем отговорка. Причем отговорка достаточно неуклюжая.
На днях посольство России в Тегеране передало иранской стороне официальную ноту, в которой подтверждено, что передававшееся ранее Ирану российское предложение о создании на территории России совместного российско-иранского предприятия по обогащению урана остается в силе. Более конкретных формулировок, вроде бы, и быть не может.
Сама суть российского предложения именно в том, что обогащение урана должно происходить не на территории Ирана, как на этом настаивает Тегеран, и против чего категорически выступают США и ЕС, а на территории России. И на сегодняшний день это, пожалуй, единственно возможный компромисс, способный вытащить переговорный процесс Иран-ЕС (по иранской ядерной программе) из порочного круга.
Иран отстаивает права на полный ядерный цикл на своей территории. Москва предлагает компромисс и помощь. Однако Тегеран в лице официального представителя МИД Ирана Хамид-Реза Асефи заявляет, что иранская сторона «никакого конкретного и детального предложения от России» не получала. Затем, правда, уточняет свое заявление. «Мы внимательно рассмотрим любой план или предложение, которые официально будут признавать наше право на проведение обогащения урана на территории Ирана», пояснил позицию Тегерана Асефи.
Вот теперь все становится на свои места. «Конкретным» для Ирана, видимо, может быть лишь то предложение, которое будет признавать его право на проведение обогащения урана на своей территории. Другими словами, Тегеран возвращает переговорный процесс к заведомо неприемлемому для ЕС сценарию.
Есть достаточно важный аспект любых «озабоченностей» по поводу ядерных программ, создаваемых с нуля (не только Ираном, но и любой другой страной). Полные ядерные топливные циклы изначально создавались во многих государствах исключительно для приобретения ядерного оружия, и уже только затем были перепрофилированы в мирные программы. При этом, какие бы мирные цели ни преследовало то или иное государство, это не исключает возможности обратного процесса – перепрофилирования любой самой мирной ядерной программы в военную при наличии полного ядерного топливного цикла.
Эти озабоченности усугубляются и тем, что создание полного ядерного топливного цикла, даже государством, обладающим передовыми технологиями, требует «чудовищных», по словам экспертов, затрат, в то время как приобретение готового ядерного топлива экономически выгоднее. Кстати, Япония и Великобритания не стесняются пользоваться именно вторым вариантом, не усматривая в этом ущерба ни для своей ядерной самодостаточности, ни для своего суверенитета.
Тегеран постоянно подчеркивает, что перевод Ирана на готовое ядерное топливо будет якобы тормозить естественный прогресс его собственных ядерных технологий. Между тем «российский» вариант тем и хорош, что предполагает участие иранских специалистов в технологическом процессе по обогащению урана, тем более что у России есть чему поучиться.
«Российский вариант» решения иранской ядерной проблемы возник не сегодня и не вчера. Идея создания на территории России совместного российско-иранского предприятия по переработке урана выкристаллизовалась в ходе переговоров Иран – ЕС (в лице «евротройки» Франция, Германия, Великобритания). Идея эта как нельзя лучше вписывается в концепцию председателя МАГАТЭ Эль-Барадэи, предлагающего «многосторонний подход» в решение иранской ядерной проблемы с тем, чтобы снять политические озабоченности вокруг иранской ядерной программы.
О возможном «российском варианте» в решении иранского вопроса заговорили (и заговорили достаточно активно) в прошлом году, особенно после ноябрьского раунда Иран – ЕС в Париже. Тогда Тегеран подписал соглашение о временной приостановке обогащения урана, а ядерные объекты в Исфахане и Натанзе были опечатаны инспекторами МАГАТЭ. Взамен "евротройка" обязалась подготовить пакет экономических и политических предложений, которые бы могли и компенсировать иранской стороне потери от приостановки работы предприятий атомной энергетики, и вывести переговоры на компромиссный вариант, учитывающий интересы Ирана.
Таким вариантом мог бы стать «российский», альтернативы которому пока нет.
Сам Тегеран альтернативы не предлагает. И после всех высказываний и заявлений иранской стороны наиболее вероятным выглядит ее стремление выйти за пределы режима распространения ядерного оружия. Выглядит не по формальной стороне вопроса, не по букве самого Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), а по существу проблемы.
Например, президент Ирана Махмуд Ахмадинежад подписал закон, предусматривающий автоматическое приостановление Ираном выполнения требований Дополнительного протокола к ДНЯО в случае, если МАГАТЭ вынесет конфликт вокруг атомной программы Ирана на рассмотрение Совета Безопасности ООН. Это – очень ясный сигнал. В Тегеране не могут не понимать, что именно Дополнительный протокол к ДНЯО является единственным гарантом транспарентности ядерных технологий стран - подписантов.
Что будет дальше? Ирану предстоит в январе нового года очень сложный разговор с ЕС по своей ядерной программе. Ему потребуется немало усилий, чтобы вернуть доверие мирового сообщества. «Российский вариант» пришелся бы как раз к месту, чтобы перевести этот диалог в конструктивное русло.
Тегерану следовало бы подтвердить, что предложение Москвы относительно совместного обогащения урана высказано в четкой и конкретной форме.
Москва вправе рассчитывать на более конкретный ответ со стороны Тегерана – согласна ли иранская сторона на такой вариант решения проблемы или нет.
Детали же предлагаемой концепции всегда можно обсудить на встрече любых заинтересованных сторон.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
