Политический обозреватель РИА «Новости» Петр Гончаров.
Что и говорить, слова нового президента Исламской Республики Иран Ахмадинежада "Имам Хомейни говорил, что сионистский режим должен быть стерт с лица земли, и с помощью божественной силы в скором времени мир будет жить без США и Израиля", стали в мире самой знаменитой фразой октября.
Было ли это высказывание на молодежной ежегодной конференции «Мир без сионизма» случайностью и "дипломатической глупостью", как считает российский эксперт Коновалов, или же она далеко не случайна и президент знал, что говорил – трудно сказать. Важно другое. Неужели руководство Ирана и впрямь намерено возродить доктрину Хомейни, о которой оно не вспоминало уже добрый десяток лет?
Вопрос не случайный. Ахмадинежад и в ходе своей президентской кампании выдвинул во внешней политике ряд лозунгов, которые уже тогда должны были насторожить мировое сообщество. Один из них как раз и затрагивал, казалось бы, уже забытую в Иране тему мировой революции. Конечно же, исламской, других революций в Иране не признают. Ахмадинежад тогда выразил уверенность, что эпоха угнетения и тирании подходит к концу, и «скоро волна исламской революции прокатится по всему миру».
Тема для Ирана не нова. Сразу же после победы исламской революции в Иране там восторжествовала единая государственная идеология, основанная на догмах «панисламского неошиизма Хомейни». А в первые годы после установления исламского режима в Иране экспорт исламской революции в другие страны, где проживали мусульмане, стал чуть ли не официальной доктриной ИРИ.
Обжегшись, однако, на центрально-азиатских республиках бывшего Советского Союза, Иран внес заметные коррективы в свою внешнюю политику. Особенно это стало заметным в период президентства Рафсанджани и Хатами. Мир было уже заговорил о либерализации иранского общества.
Единственное, что мешало Ирану полностью выйти из международной изоляции, куда его поместили после известных событий в 1979 году США, была его ядерная программа. Вернее, отстаивание Ираном своего права на создание в рамках энергетической ядерной программы собственного полного ядерного цикла. И здесь позицию Ирана поддерживали и, по крайней мере, понимали многие страны, не давая перенести его пресловутое ядерное досье в СБ ООН. Тут уместно вспомнить сентябрьскую резолюцию Совета управляющих МАГАТЭ, предусматривающую передачу иранского вопроса в СБ ООН. Правда последние заявления Москвы и «евротройки» дали надежду на то, что этого не произойдет. Казалось бы, Тегеран, и в первую очередь президент, должен проявлять особую осторожность во всех своих действиях и заявлениях.
Иногда складывается впечатление, что Тегеран специально инициирует напряженность в своих отношениях с ООН, инициирует передачу своего ядерного досье в СБ ООН, специально провоцирует своих главных оппонентов - США и Израиль на ответные, жесткие действия в отношении Ирана. Или же составители президентских речей сочли, что цитирование давних слов покойного духовного лидера Ирана – это еще не призыв к уничтожению другого государства – члена ООН?
Сейчас главное уже не в том, зачем выступил со своей речью президент Ирана, а в ином – как, в идеале, должно реагировать международное сообщество на подобные выпады?
Иран – государственное образование, в основе которого лежит один из устоев шиизма, зафиксированный в Конституции, так называемая система «велате-факих», подразумевающее руководство страной на основе завещания духовного лидера. Фактически, в Иране канонизированы заветы Хомейни – в том числе, очевидно, и заветы, касающиеся Израиля - как и власть имамов. Президент, избираемый светским путем, по существу подотчетен духовному лидеру, которым на сегодняшний день является имам Хаманеи.
Но, как мы видим, по сложившимся в мире представлениям это обстоятельство не оправдывает Ахмадинежада как президента, позволившего себе говорить публично о том, что какое-то государство заслуживает того, чтобы быть «стертым» с политической карты мира. И это – очевидная коллизия между внутренними ценностями той или иной страны и международными ценностями.
То есть если значительная часть населения Ирана избрала Ахмадинежада своим президентом и разделяет его – и, видимо, имама Хомейни – взгляды, значит ли это, что президент все равно не может себе позволить эти взгляды публично высказывать?
Как бы то ни было, своей фразой, независимо от того, обдуманная она или случайная, Ахмадинежад усложнил жизнь Ирану, и усложнил надолго. И не только в вопросе своей ядерной программы. Тегеран рискует большим. Вряд ли эта фраза найдет понимание даже со стороны его соседей по Ближнему Востоку, и Иран рискует потерять имидж авторитетного государства в решении ближневосточных проблем.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
