Хорошим тоном среди большей части интеллигенции, да и вообще в нашем народе считается обычай поносить самих себя, говорить про русских гадости в форме анекдотов или серьезных обличений национального характера. Как говорится, рашен сам себе страшен, к чему еще можно было бы добавить – смешон и неприятен. Для меня такое отношение к землякам чем дальше, тем все более становится неприемлемым. Этому способствуют и сильно углубившееся за последние десятка полтора лет знание других народов, с которыми познакомился в их естественной среде обитания; и достойное поведение соотечественников во многих пережитых за это же время ситуациях, вроде путчей, дефолтов, переделов собственности и стабилизаций; и просто собственная уравновешенность взглядов, пришедшая с возрастом.
Но есть одно качество нашей народной психологии, существенным образом влияющее на общественный быт, которое чем дальше, тем больше меня раздражает и просто бесит. Я имею в виду почти полное отсутствие эстетического чувства в повседневных, житейских его проявлениях, нежелание и даже неумение довести любое практическое дело – хоть ремонт подъезда, хоть сборку автомобиля – до завершения, до безукоризненного конца, до состояния, радующего глаз и душу нормального и, особенно, знакомого с цивилизованными стандартами человека.
Каждый день два раза, на службу и обратно, я езжу по ставшему знаменитым в последнее время подмосковному шоссе. Дом мой стоит от самого шоссе километрах в пяти, которые пролегают по тоже вполне прилично заасфальтированной узкой дороге-просеке. Три с небольшим года назад, когда я перебрался сюда из московской квартиры, именно езда по этому пятикилометровому отрезку в сосново-смешанном старом лесу доставляла мне наибольшее удовольствие от загородной жизни. Высоченные сосны стоят ровными шпалерами, дорожное полотно летит меж ними ровной лентой – что еще нужно для душевного спокойствия… Разве что хорошая музыка, так она вот, пожалуйста, в автомобильном аудио.
Но постепенно дорога стала обстраиваться дорогими коттеджными поселками, выросли красно- и желто-кирпичные стены, купола и минареты индивидуальной архитектуры, за которую шоссе и переименовано из Новорижского в Нуворишское… Ну, и ладно. Не такой уж я эстетический пурист, чтобы из-за этого всерьез расстраиваться. Потомки подучатся, наберутся культурки, башенки снесут, лужайки, напротив, достригут до среднеевропейского состояния – все лучше, чем серые избы и провисшие заборы традиционных подмосковных дач. Будет нормальный буржуазный пригород…
Увы, безобразие и грязь, от века сопутствовавшие всякому российскому строительству, одновременно с небывалым прежде богатством тоже пришли на нашу дорогу. Традиции возведения свинооткормочных колхозных комплексов, усугубленные расцветом частной инициативы, изуродовали окрестности.
Прежде всего за подлое дело взялись предприимчивые шоферы, торгующие с самосвальных бортов грунтом и щебенкой. Они расположились бивуаком-базаром на перекрестке и немедленно превратили прекрасную обочину леса в свалку. Сломанные доски, полиэтиленовые пакеты, мятые канистры и грязные кострища покрыли лужайку. Почему эти довольно ленивые бизнесмены, целыми днями ожидающие единственного покупателя – цены-то у них безумные по сравнению теми, которые существуют на строительных ярмарках – охотно создают вокруг себя помойку? Вот это-то и есть, на мой взгляд, самая неприятная загадка нашей души. Почему им самим не противно, почему им не жалко леса, примыкающего к тем же поселкам, где они сами живут, почему они не могут потратить несколько все равно ничем не занятых минут, чтобы прибрать там, где проводят сутки? Ответ неприятный, но наиболее убедительный: а им наплевать. Они не видят безобразия, не замечают грязи, и место, где живут, их совершенно не интересует с точки зрения бытовой эстетики. В конце концов, общий лес, не собственный же двор… Впрочем, знание жизни и логика почему-то подсказывают мне, что и собственные их дворы такие же, вряд ли они там стригут газон и сажают боярышник.
Следом за шоферами-вредителями повели наступление на умиротворяющий пейзаж лесной дороги строители колодцев под ключ, продавцы дров для камина, раствора под заказ, стальных ворот и прочего коттеджно-дачного ассортимента. Двадцатисантиметровыми гвоздями они стали приколачивать к несчастным древесным стволам свои криво написанные на грязной фанере объявления и постепенно превратили сосновую аллею в выставку дикой коммерции и полуграмотного свинства. Возможно, другие не так впечатлительны, но у меня теперь проезд по этим пяти километрам меж плодов самодеятельной рекламной активности вызывает тошноту и тяжелую ненависть к мелкому бизнесу. И с упорством маньяка я думаю каждое утро и вечер, когда вижу несущиеся по сторонам машины изувеченные деревья: ну, неужели же им самим это не режет глаз, не корежит русскую душу? В конце концов, в этих краях земля под строительство теперь идет уже по тридцать тысяч за сотку – неужто ее не обесценивает такой пейзаж вдоль подъездной дороги?
Бессмысленны и бесполезны эти вопросы. Их можно задавать бесконечно. Вот на краю моей деревни свалка из ржавых холодильников и старых ванн, примыкающая прямо к местному кладбищу. Глянешь вдаль – ручей, прекрасный простор лощин и холмов, черная полоса леса на горизонте… А под ноги посмотришь – неподъемные железяки и битый кирпич. Это ж их притащить сюда надо было, не поленились! И кругом, кругом так. В столичном потоке легковых машин, уже много более шикарном, чем в европейских и американских городах, продираются такие грязные, проржавевшие, страшные грузовики, что диву даешься – как они еще передвигаются… Перед пятизвездной московской гостиницей высшего мирового уровня стоит непросыхающая миргородская лужа, а рядом с элегантным швейцаром в ливрее ходит неуклюжий охранник в наваченном камуфляже… Цветы на балконах или на специальных креплениях под окнами, обычные везде в Европе и Америке – почти не встречающаяся у нас редкость, а уж растения в кадках, стоящие в обычных парижских и берлинских домах на лестничных площадках, у нас и вообще непредставимы. Известно, какие свидетельства жизнедеятельности человека можно увидеть в московских подъездах. И даже в так называемых элитных новостройках по части прекрасного не все, не все в порядке. Своими глазами видел корявое рукописное объявления «Граждане, берегите лифт!», прилепленное к мраморной стене холла в таком доме…
Конечно, возникает по ходу дела еще один вопрос: а куда смотрят наши правоохранительные, а также природоохранные и другие контролирующие органы? Где непримиримый господин Митволь? Почему не то что бы он сам, у него и так дел по сносу незаконных дворцов хватает, но хотя бы его подчиненные не явятся в наш лес, не погонят с загаженных мест уничтожающих красоту шоферов, не сорвут чертовы фанерные таблички, не оштрафуют примерно строго их вешателей – благо на каждой указан телефон? Кстати, почему строгие налоговики по этим же телефонам не вычисляют предприимчивых производителей стальных ворот и раствора, почему не являются к ним с претензиями? А, да что говорить… Любому ясно, что такие вопросы относятся к категории чисто риторических. Что же касается конкретной вышеописанной ситуации, то даже младенец, обитающий в районе поворота с Новой Риги на Нахабино и Ильинское, уверенно скажет: «Шоферов-торговцев крышуют менты, налоговой и так хорошо, сдались ей авторы табличек, лесов в России хватает, а красота нас не колышет.» И все это будет чистая взрослая правда.
Коттедж построить – это мы уже можем. Но подмести перед его крыльцом, а тем более вокруг – это уж слишком. Страна большая, даже великая, всех свалок не уберешь.
Александр Кабаков, Издательский дом "Коммерсантъ"
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
