Умер Егор Владимирович Яковлев – лучший Главный редактор, которого я знал в своей жизни. Сегодня журналисты и общественность столицы прощаются с ним. Прощаюсь с ним и я.
Мне не повезло: я не работал с Яковлевым в легендарных перестроечных «Московских новостях», - служил в это время в Советской армии и трудился редактором отдела пропаганды в военном журнале, где слово «перестройка» было только прилагательным, что настойчиво рекомендовалось прикладывать к упоминанию всего, что делала в то время компартия. Не застал я его и в «Известиях», куда меня направили «защищать армию» родные ЦК и ГлавПУР СА и ВМФ. Не встречался с ним на радио и телевидении, когда он руководил им после провала путча ГКЧП. Мне повезло познакомиться с Егором Владимировичем в конце девяностых, когда он по просьбе моих друзей пригласил меня на работу в «Общую газету», узнав, что я, как и многие другие коллеги, ухожу из проданных «Известий». Я с радостью принял это приглашение, хотя добрые люди предупреждали: Яковлев очень не любит военных и военную тематику.
Что это действительно так, пришлось убедиться в первый же день пребывания на Гончарной. Егор Владимирович даже встретил меня такими словами: «Не знаю, о чем вы будете писать. У нас уже есть один журналист-полковник. Он на своем месте. Зачем нам второй, не совсем понятно. Но работайте, а там посмотрим». Получилось так, что за три последних года в «Общей газете», которая выходила не каждый день, а только раз в неделю, я опубликовал в защиту российской армии и человека в погонах – солдата, офицера и даже генерала материалов гораздо больше, чем за десять лет до того в ставших мне родными «Известиях». И в этом был весь Яковлев – уникальная личность, со сложным, противоречивым и трудным характером, но удивительно цельный и открытый человек, с которым можно было говорить на любую тему и даже спорить. Он больше всего ценил в журналисте не способность по первой же команде лететь «не знаю, куда, не знаю, зачем», только потому, что так решил главный или его зам. А личный взгляд газетчика на проблему, знание ее, глубину проникновения в тему, умение рассказать о чем-то интересно, увлекательно, по-новому, а самое важное – позицию журналиста по этому вопросу.
Это слово «позиция» определяло для Егора Владимировича все. Он не терпел журналистов, которых сегодня полным-полно во многих газетах, даже в тех, что по привычке называют себя центральными, кто может бойко писать о чем угодно, легко вытаскивая информацию из Интернета. Для него было важно, чтобы факты и аргументы, которыми оперирует газетчик, были взяты из жизни, чтобы твой материал опирался на первоисточник, на конкретных людей, их непростые характеры, не нес в себе скуку и банальности, чтобы за ним стояло общественное явление. А опубликованный в газете текст вызывал реакцию читателей, заставил их о чем-то задуматься, произвел какое-то, пусть не явное, но действие. Ничего этого сделать нельзя, если журналист не знает, зачем пишет текст, кто его будет читать, какую мысль он хочет передать людям, о какой позиции заявить. «Позиция журналиста, - не раз говорил Егор Владимирович, - это позиция газеты».
Яковлев всегда был категорически против войны в Чечне. Но именно в «Общей» нам с Олегом Владыкиным, ныне тоже сотрудником РИА, удалось рассказать, хотя об этом молчали даже информагентства, о подвиге 6-й парашютно-десантной роты 104-го полка 76-й Псковской дивизии ВДВ, которая почти вся погибла в бою на высоте 766,0 Аргунского ущелья, но не пропустила через себя в тыл российских войск двухтысячную группировку террориста Хаттаба. Именно там мы публиковали материалы в поддержку некоторых высокопоставленных генералов, которых в борьбе за власть в Министерстве обороны настойчиво и последовательно выталкивал из армии совершавший нелепость за нелепостью начальник Генерального штаба. Егор Владимирович поддерживал нас. Потому что наша позиция представлялась ему аргументированной и обоснованной, опирающейся на общественный, а не личный интерес.
И газета наша была не черно-белой или белой и черной, какими иногда сегодня бывают печатные издания, выходящие в свет даже в красках. А по-настоящему многоцветной, где можно было говорить обо всем. В первую очередь о том, что представляло интерес для демократического, свободного и развивающегося общества или общества и человека, которые стремятся к свободе, демократии и развитию. Своему и других.
У Егора Яковлева всегда была своя позиция по той или иной проблеме общественной жизни. И это тоже не желание угодить тому или иному политическому деятелю, олигарху или высокопоставленному правительственному чиновнику, от которого зависела судьба газеты, что, к сожалению, сегодня тоже присутствует между строк, а то и в лоб, в том или ином печатном издании. А глубокие убеждения демократически настроенной личности, для которой интересы человека, общества и государства (именно в таком порядке: сначала человек, потом общество и только затем государство, как это, кстати, записано в Конституции) всегда были и оставались на первом месте. И эту позицию Егор Владимирович умел отстаивать как никто другой. Одновременно умел искренне и сердечно дружить с самыми разными людьми.
С генеральными секретарями, президентами, министрами, лидерами политических партий, артистами, композиторами, писателями, с теми же олигархами – многих из них мы видели в коридорах «Общей газеты», с некоторыми даже встречались на редакционных «четвергах», куда приглашались все свободные от работы журналисты, чтобы послушать, что думает о той или иной проблеме известный стране человек. Но дружба с Яковлевым никогда никому не служила индульгенцией от критики. Он был человеком принципиальным и независимым. Знаю даже некоторых генералов, которые с восхищением рассказывали мне о встречах и разговорах с Егором Владимировичем, но потом смертельно обиделись на него за какие-то небольшие упреки, высказанные в материале обозревателя или корреспондента «Общей газеты». Они никак не могли понять, что публичный, известный в обществе человек – далеко не Солнце, хотя и на этой звезде есть пятна, чтобы ему постоянно пели дифирамбы. А критика, какой бы обидной она ни была, тем более доброжелательная критика, это, как лекарство – проглотил и идешь на поправку. Если, конечно, хочешь от чего-то излечиться.
Это, кстати, хорошо знает Михаил Сергеевич Горбачев. Несмотря на то, что в его адрес и в «Московских новостях», и в «Общей» не раз раздавались, может не всегда справедливые, упреки, всегда умел подниматься над личной обидой, а Егор Яковлев был и оставался для него всегда самым близким другом. В отличие от Горбачева первый президент России таким другом не остался, хотя Яковлев немало сделал для Бориса Николаевича и в межрегиональной партийной группе, и во время полной политической опалы взбунтовавшегося против партийной бюрократии первого секретаря московского горкома, чтобы помочь тому вернуться во власть. Не потому что сильно любил его, просто потому что связывал с этим человеком большие демократические надежды. Но после расстрела Белого дома их дороги разошлись окончательно.
Дружить с Егором Владимировичем было трудно. Его дружба, как и любовь, была очень требовательной. Многие журналисты в редакции «Общей газеты» даже побаивались попасть к Егору в «любимчики». Он восхищался талантом, способностями своих сотрудников, возлагал на них большие надежды, часто требовал невыполнимого. И если тебе удавалось сделать то, что не получалось ни у кого никогда до тебя, то Егор Владимирович считал, что ты можешь все. И ставил перед тобой еще более высокую планку. Но иногда оказывалось, что и у таланта есть границы. Это приводило Яковлева к страшным разочарованиям. Он мог в порыве гнева расстаться с этим человеком. Правда, не навсегда. Через какое-то время люди возвращались, но того восхитительного отношения к ним уже не было.
При этом Егор Владимирович никогда никого не правил. Можно сказать, не опускался до этого. Можно сказать, не унижался до этого, не оскорблял своей правкой журналиста. Он понимал, у каждого свой стиль, свой почерк, даже своя архитектоника. Чужое слово, мысль будут торчать там, как заплатка, бросаться в глаза и разрушать цельность восприятия текста. Материал для него или был, или не был. Случалось, он возвращал тебе текст с пометками на полях: галочками, вопросительными и восклицательными знаками, с каким-то подчеркнутым словом. Если тебе было все ясно, ты сам все правил, как считал нужным. Не ясно, - шел к нему на разговор. Не часто, но удавалось отстоять свое мнение, свое видение проблемы. Чаще приходилось соглашаться с ним. Не потому, что он был Главным и это было вынуждено, а потому что был человеком глубокого и неординарного ума, видел дальше тебя. Обладал более широким кругозором, более тонким политическим чутьем.
Еще об одном качестве моего Главного. Дисциплины в его редакции, в привычном для военного человека понимании этого слова, не было никакой. Кто когда пришел, кто когда ушел, никого не интересовало. Были общередакционные мероприятия - ты там должен присутствовать, да и то не всегда. Тем более, если занимался своим материалом. Более того, никого не интересовало, где ты и что делаешь – пиво пьешь, с девушкой лясы точишь, шастаешь по городу, - важно, что ты был «в нужное время в нужном месте с материалом нужного качества». И все. Правда, еще требовалось, чтобы ты проследил за своей публикацией до того момента, как полосу подпишут в печать. За свой материал отвечал ты и только ты. И это было правильным. Хотя за пределами редакции своих журналистов Яковлев в обиду не давал.
А еще нельзя не сказать о том, что Егор Владимирович был большим жизнелюбом. В гостиной «Общей газеты» на Кутузовском регулярно собирались самые разные гости – политики, ученые, артисты, писатели… Звучала музыка, смех, песни, шутки. Мы танцевали, веселились, пили вино и кое-что покрепче – отдыхали. А потом об этом рассказывали в газете. Тоже весело, непринужденно, с юмором.
Независимость Яковлева не нравилась очень многим сильным мира сего. Они сделали все, чтобы он вынужден был продать свою газету и рассчитаться с долгами. Прежде всего, перед своими сотрудниками. Но «Общую» купили не для того, чтобы с ее раскрученным брэндом, набрав новый коллектив, сделать новую интересную газету, а чтобы ликвидировать. Раз и навсегда.
Но выбросить эту газету, как и «Московские новости», из истории российской прессы уже невозможно. Как невозможно представить себе свободную российскую прессу без ее прораба, без Главного – Егора Владимировича Яковлева.
Он много раз предлагал мне перейти на «ты». Его звали по имени очень многие журналисты, которые были знакомы с Яковлевым и работали с ним много-много лет. Я этого сделать так и не сумел. Он ушел от нас, но был и остался для меня высотой, к которой мне стремиться всю оставшуюся жизнь. Прощаюсь с человеком Егором Яковлевым. Главный редактор Егор Яковлев останется со мной навсегда.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
