Сейчас много говорят о «Наших». Пресса у них, мягко говоря, не очень хорошая. И к тому же общественное мнение не благоволит ни самому движению, ни возглавляющему его господину Якеменко. Не в последнюю очередь из-за названия. Казалось бы, что в имени тебе моем?
…Поговорим о национальных этикетках, которые становятся мировыми брендами. Таковых, в сущности, не так уж и много. Я думаю, какая из сверхдержав может сравниться в этом отношении с маленькой Швецией.
Стенка из круглых брусков, на которых можно делать нехитрые физические упражнения, называется шведской. Она неотъемлемая принадлежность каждого физкультурного зала в любой точке земного шара. А есть еще «шведский стол», «шведская семья». Ну и не забудем столицу этой страны – «стокгольмский синдром».
Чем могли бы похвастаться Штаты по этой части? Аттракционом «американские горки», игрой «американка» в бильярде. Что еще?
Вклад Франции – «французский поцелуй». Британии – «лондонский смог». Италии – «мафия».
Спросим: что смогла делегировать Россия на эту небольшую, но престижную ярмарку национального тщеславия. Прежде всего, конечно, «русскую водку». Есть еще «русская рулетка». А дальше мы понимаем, что конкурентоспособны только «Толстой», «Достоевский», «Чехов». Не как мастера художественного слова, а как опознавательные знаки, как визитные карточки страны под названием «Россия». Как мировые бренды, если угодно.
Но, все-таки, отчего же шведы так ломят? Мы-то помним, что можно гореть «как швед под Полтавой». Кое-что слышали о «шведской спичке». И все, благодаря нашим литературным классикам.
От Пушкина знаем, что Швеция некогда была сверхдержавой с имперскими амбициями не меньшими, чем у России. Потом она со своими претензиями покончила не без помощи той же России. Мы отстроили град Петров, можно сказать, назло надменному соседу, а они смирились, успокоились и занялись собой.
Это было, кстати, поскольку занималась заря новой цивилизации – буржуазной. И Швеция стала ее квинтэссенцией. То есть очень спортивной и сексуально озабоченной страной. Потому она и дала свое имя в качестве эпитета некоторым ее ценностям и наклонностям. Как, к слову сказать, и ее проблемам.
Теперь обернемся на себя.
Давно замечено, что со словами, которые импортируются в Россию из цивилизованной Европы, происходит та или иная трансформация. Она произошла в некотором смысле с греческим термином «олигарх», который только у нас и приобрел тот злодейский оттенок, которого нет в помине на Западе. Но, возможно, исключительно благодаря России он и там появится.
Впрочем, есть еще более показательный исторический пример травести иноязычия.
Как только на Руси не называли отхожее место, чтобы скрасить его неприличие. Родное слово «нужник» изначально дурно пахло. И это понятно – удобство было во дворе. Что можно было противопоставить выгребной яме? Только хлорку. Урбанистический нужник назвали по-французски: ля сортир. Но и оно через некоторое время стало издавать специфический запах. Назвали по-английски: «ватерклозет». И тут вышла насмешка. У Олеши есть фраза: «По утрам он пел в клозете».
Обогатили нужник другой функцией и прозвали его «туалетом». Оно и вовсе пропахло ввиду того, что стало местом массового и не аккуратного отправления нужды.
Наконец, вернулись к русскому определению: «уборная». Что из этого получилось, мы знаем. Покойный артист Максим Штраух рассказал однажды: его театр играл Островского на детском утреннике. Там героиня-актриса говорит своему поклоннику: «Приходите ко мне в уборную чай пить». Что тут сделалось с залом, набитом советскими школьниками… Дети так развеселились, что артистам играть дальше стало невозможно.
Случай показателен в том смысле, что блага цивилизации, достигая российских кущей, несколько дичают. Места общего пользования, в том числе и платные, убираются нерегулярно, но регулярно там случаются засоры. Оттого и слова, обозначающие сии учреждения, вполне функциональные и утилитарные, пачкаются, грязнятся и, извините, воняют.
Услуга под названием «шведский стол» довольно скоро распространилась во всем мире. Просочилась она и к нам, в российские интуристовские гостиницы, но в каком-то уж очень усеченном формате: вареная колбаса, плюс копченая колбаса, плюс сосиски и какая-нибудь каша. Усекновение шведского завтрака до российского комплексного обеда, возможно, произошло в силу естественной склонности к воровству на Руси.
В других странах, напротив, та же услуга со временем сделалась настолько щедрой (видимо, по причине жестокой конкуренции), что «шведский стол» стали сравнивать с «русским застольем».
Сергей Довлатов как-то по «Свободе» рассказал печально-смешную историю о том, как его приятель, тоже эмигрант, повел приехавшего к нему погостить отца в ресторан со шведским столом. Тот прошелся один раз мимо столов, груженых яствами – съел; отправился во второй поход, снова съел и вошел во вкус. Далее последовало еще несколько обходов. На седьмом сын забеспокоился: «Папа, может, не надо». Папе уже в ресторане стало плохо, организм отринул многое из того, что сначала жадно принял. Приходил в себя он на больничной койке. Там с обидой и сказал своему ребенку: «Ты не должен был этого со мной делать». Шведский стол оказался слишком тяжелым испытанием для советского человека.
…Когда-то еще неистовый Виссарион Белинский обратил внимание советских школьников на то, что в России уж очень большой и непонятный разрыв между высокой литературой и беллетристикой. Мол, между одной лестничной площадкой и другой нет ступенек.
Приходится взлетать. А если обратно, то - шлепаться.
Такая это страна: между бытовой жизнью и жизнью духа тоже нет ступенек. Как нет их между нашими национальными брендами -- водкой и Толстым. Но какая-то взаимообусловленность меж ними должна же быть.
***
Что же касается бренда «наши», то он-то скомпрометирован давно и, вероятно, навсегда. Необязательно при этом напоминать о «Наших» Александра Невзорова. Но как не вспомнить «наших» в лице Верховенского, Шигалева и прочих; всех тех, кто собирались, выражаясь сегодняшним языком, стремились дестабилизировать политическую систему проклятого царизма, а разрушив его до основания, построить на его месте еще более крутой деспотизм.
С тех пор у этого бренда скверная репутация. Может быть, еще потому, что делить страну на наших и ненаших – плохая идея в принципе. Но если уж она реализуется, то на мировом рынке брендов появится еще один – «русские наши» с ударением на последнем слоге.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
