О-ля-ля! В минувшее воскресенье Франция сказала звонкое, отчетливое «Non!» единой Европе. 54,87 процента участников национального референдума отказались одобрить документ, гордо именуемый европейской конституцией.
Это плохо укладывается в голове. Франция, одна из творцов-основателей Европейского Союза, прямо восстала против процесса европейской интеграции. Впервые в европейской истории крупнейшая страна отмахнулась от закона, уже подписанного правительствами всех 25 членов ЕС.
Это так же противоестественно, как если бы французы разлюбили сыр.
Тем более, что президент Жак Ширак, премьер Жан-Поль Раффарен и заезжие лидеры из Германии и Испании выбились в последние недели из сил, делая рекламу Основному закону Европы. Президент трижды умолял с телевизионного экрана: голосуйте «за», дорогие соотечественники. Старожилы шоу-бизнеса вроде актера Жерара Депардье, певцов Франсуазы Арди и Джонни Холидея пытались озарить евроконституцию своим гаснущим обаянием.
Всё зря. Французы в своей массе плохо знали текст, представленный на их суд. А то, что им было известно, мало кого устраивало.
«Я француз, но мне лично никто не сказал ни слова, что значит эта конституция или что в ней подразумевается, - жаловался накануне референдума на популярном интернет-сайте некто Себастьян Менесье из города Лимож. – Похоже, ее написали как раз в этих самых целях: чтобы никто ничего не понял».
Жалобщик отчасти прав. Вплоть до славной даты 18 июня 2004 года, когда конституцию единой Европы, наконец, согласовали в Брюсселе, чиновники ЕС игнорировали маленькую детальку: а чего, собственно, хотят от Основного закона своего континента обыкновенные люди? О чем мечтают маленькие персонажи Чарли Чаплина? Главное для бюрократов было сотворить чертеж европейского мегагосударства, этакого наднационального монстра, ну а граждане? А граждане потом.
Конечно, кое-что из текста, который в 10 раз превосходит по объему американскую конституцию, в народные массы все-таки просочилось. Кое-какие перемены в устройстве единой Европы трудно не заметить.
Например, по конституции у ЕС был бы постоянный президент. Не тот коллективный председатель Совета Европы, кресло которого каждые шесть месяцев по очереди занимает новая страна, а живая, влиятельная в масштабах континента фигура. Её избирали бы на два с половиной года с правом на еще один, дополнительный срок. Президент призван стать символическим, легко узнаваемым лицом единой Европы, как Майкл Шумахер – лицо «Феррари».
Для тех, кому мало начальников, конституция учреждает также пост министра иностранных дел Всея Европы. Он должен проводить «общую внешнюю политику и политику в области безопасности».
Это было бы прекрасно, если бы у Евросоюза она была, эта желанная общая внешняя политика. Но раз на раз не приходится. Как показала «дорожная карта», на Ближнем Востоке она есть. Как показала война в Ираке, в других кризисных ситуациях ее нет.
Закрадывается опасение, что министр иностранных дел ЕС может обнаружить себя в немножко бутафорской роли – вроде швейцара в ливрее перед рестораном, где неизвестно, что сегодня в меню.
Наконец, конституция хотела бы перекроить систему принятия решений внутри Евросоюза. Раньше каждая страна-член ЕС обладала своей квотой голосов. Причем по безалаберности брюссельских бюрократов у относительно малонаселенных Испании и Польши оказалось по 27 голосов, а у государств с куда более мощным людским потенциалом – Британии, Франции, Германии и Италии – по 29. То есть население разное, а влияние – почти равное.
Нет, так не пойдет, возмутился Герхард Шредер. Многие помнят крик души, вырвавшийся тогда у германского канцлера: «Нельзя взять и дать 80 миллионам немцев 29 голосов, а потом наделить 80 совокупных миллионов поляков и испанцев 54 голосами!»
Воистину нельзя. В результате евроконституция предложила совсем другую арифметику. Долой квоты голосов, да здравствует система так называемого «двойного большинства». Решение считается принятым, если за него проголосует 55% членов ЕС, то есть не менее 15 стран. Причем эти страны должны представлять по меньшей мере 65% населения Евросоюза. Тоже не триумф справедливости, но лучше, чем было.
Вот, кажется, и всё, что знал среднестатистический француз, когда шел 29 мая на референдум.
Двумя неделями раньше правительство выбросило в свет 46 млн текстов конституции, но было уже поздно. Листать 477 глав объемистой брошюры никому не хотелось.
Колеблясь между «за» и «против», человек взвешивал не столько достоинства или недостатки сложных пассажей документа – юриста что ли нанимать для пущей ясности? - а связанные с этим документом личные страхи и обиды. И прежде всего угрозу своей нынешней жизни от орды чужаков, перед которыми конституция может распахнуть национальные границы.
Тем более что в документе много мутных компромиссов, дающих простор для полярных толкований.
Во Франции оппозицию евроконституции возглавили силы левее центра. Это часть социалистов, коммунисты и тред-юнионисты, обвиняющие документ в том, что он де загоняет Европу в ультралиберальный капиталистический ад. Бесконечная рабочая неделя, низкие налоги, запрет на государственную помощь бизнесу, – спасибо, нам такого не нужно. Эта бездушная «англосаксонская» система лишь уничтожит нашу замечательную социальную модель, - мысленно приговаривали французы, голосуя «против».
К ним присоединились фермеры: не хотим остаться без субсидий. К фермерам примкнули антиглобалисты: спасем социальные службы и природу Франции.
Шеренги противников Основного закона единой Европы замкнул ультраправый националист Жан-Мари Ле Пен с его «Национальным фронтом». Его боевой клич: «Пресечь попытку обратить Европу в рабство!» Тот же Ле Пен придумал жуткое пугало – «польского сантехника Петра». Иммигрант с потными, в косую сажень плечами того и гляди оттеснит высококвалифицированных французских инженеров от ремонта отечественных унитазов.
Проект евроконституции поднял на дыбы и правозащитников. Ну что это, скажите нам, за Хартия основных прав, встроенная в документ? Там даже не упомянуты право уйти на пенсию, право на аборт, на использование противозачаточных средств. Зато в первых же строках Хартия гордо провозглашает другое, фундаментальное, с точки зрения творцов текста, право – на свободное перемещение капитала(!)
Ничего себе формулировочка. Гражданские свободы повязаны жгутом из банкнот.
Конечно, далеко не все французы, сказавшие закону «нет», вдавались в такие подробности. Референдум дал многим шанс выместить на конституции свои невеселые настроения. А с чего, собственно, веселиться? Правительство и президент непопулярны. Экономика в глубокой яме, инфляция перехлестывает за 10%. Введение евро вздуло цены. Неприятно. Недавнее пришествие в клуб ЕС голодных, застоявшихся в советском стойле новобранцев из Восточной Европы размыло влияние Франции в расширенном Евросоюзе. Тоже неприятно.
А еще эта Турция, на носу переговоры о ее вступлении в ЕС. Османская империя наносит ответный удар? Нет, конституция единой Европы сегодня явно не к месту, не ко времени...
Накануне референдума эту тучу пессимизма пытались разогнать сторонники текста. В лагерь «да» вошли капитаны бизнеса (отказ от конституции подорвет французскую экономику), все церковные конфессии, включая православную (конституция «приблизит людей к сердцу Европы»), большая часть Социалистической партии (текст «более социалистический», чем все остальные законы ЕС), основные СМИ Франции (свобода слова хорошо, а партийная линия лучше) и, наконец, студенчество (от любого прогресса хуже не будет).
Всё это весьма пестрое движение в поддержку конституции возглавила правящая консервативная партия Франции СНД, ее президент Николя Саркози и, конечно, сам Жак Ширак. Их агитация сводилась к несложному тезису: «да» конституции – лучший выбор для французского народа, «которому нечего бояться».
Объясняя политические выгоды от принятия евроконституции, Ширак мог ненароком вызвать прилив сочувствия в Кремле. По мнению французского президента, Основной закон необходим, чтобы усилить Евросоюз и таким образом защитить интересы континента от мощи США. Действительно, более интегрированная, приведенная конституцией к общему знаменателю Европа может оказаться более восприимчивой к идеям Франции, Германии, России и, с недавних пор, Испании. Смысл этой «новой Антанты» – уравновесить глобальный баланс сил, слишком перекосившийся в пользу Америки.
Думаю, что конституция могла бы также ограничить порывы иных новобранцев ЕС подобострастно обслуживать американские интересы.
Так Польша, которая уже успела прослыть «троянским конем» США в Европе, еще подумала бы, прежде чем закупить на 3,5 млрд долларов 48 американских истребителей «F-16». Если Варшава обращается за военной помощью по ту сторону Атлантики, та зачем она ищет экономической помощи по эту, стараясь вытащить побольше из общеевропейской кассы? При действующей евроконституции этот вопрос мог бы приобрести силу обвинения, на которое Польше пришлось бы отвечать.
Впрочем, после провального референдума сослагательное наклонение не очень в ходу. Брюссельское чиновничество застыло с раскрытым от скорбного изумления ртом. Писали-писали конституцию, а что делать, если ее отвергнут, заранее не продумали. Тем более что отвергла Франция, одна из 6 стран-родоначальниц ЕС.
Что же все-таки дальше? Лучше всех это могло бы объяснить наше РАО ЕЭС, в совершенство владеющая наукой каскадного отключения. На 1 июня назначен референдум в Нидерландах, где перевес противников конституции достигает, говорят, 20%. В конце года ожидается волеизъявление чехов и поляков, не за горами решение Дании. Для всех этих стран пример Франции может оказаться слишком заразительным.
Впрочем, незачем заглядывать так далеко. В любом случае конституция не может вступить в силу, пока ее не ратифицируют все 25 членов ЕС. Поэтому французское «Нет» - это скорее всего смертный приговор нынешнему варианту Основного закона единой Европы. И, возможно, кабинету Жака Ширака, слишком азартно его, закон, поддержавшему. Сам Евросоюз погружается в период смятения, нестабильности, мучительных споров насчет того, каким должен быть следующий шаг.
В свое время из конституции вычеркнули упоминание о Господе Боге. А зря. Трудно представить, как брюссельская бюрократия справится с кризисом без помощи божественного провидения.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
