На этой неделе вышел из строя холодильник, проработавший 42 года.
Оказывается, столько живут.
В 1963 году моей вполне еще юной жене, записанной, как положено советскому человеку, в очередь на покупку холодильника, сообщили, что в ближайшее время поступления отечественных аппаратов не ожидается, но можно купить финский. Тем, кто записан на дешевую «Оку», предлагается небольшой UPO, а жаждавшим ЗИЛа – дорогой Rosenloew. На финские желающих почти нет, потому что они подороже, а запасные части для них, наверняка, будет не достать.
Жена купила UPO, и он проработал, как сказано, без малого полвека. За это время в доме перебывали его напарники – и один из последних советских «Мир», безнадежно вышедший из строя на втором году, и купленный в первое последефицитное время шикарный по тем меркам Siemens, уже ремонтировавшийся раза три, и, совсем недавно, роскошный гигантский Bosh, первый раз сломавшийся на следующий день после истечения гарантийных месяцев… А поселившийся на дачной веранде и назначенный хранить еду для кошек и собак финский трудяга средних человеческих лет все работал и работал, и никакие запасные части для него так и не понадобились. Он умер легко и тихо однажды ночью, и мы, снисходя к возрасту, решили не терзать его реанимацией.
За последние примерно тридцать лет мир вокруг нас решительно изменился – он наполнился совершенно новыми предметами в сущности одноразового пользования. Срок их службы, как правило, определяется сроком гарантии, после истечения которого они начинают бесповоротно рассыпаться. Между тем, это все продукция вполне почтенных мировых фирм, правда, собранная, в основном, в Китае и Малайзии, но под громкими именами. Логично предположить, что ее недолговечность продумана и запрограммирована, что она есть важная часть нынешней стратегии, общей для всей индустрии потребительских товаров. И никакого открытия в этом нет: общеизвестно, что ремонт мобильного телефона стоит практически столько же, сколько новый прибор, а японские и корейские автомобили безукоризненно ездят все гарантийное время, потом же мгновенно стареют, как клонированные животные. Моя первая Motorola в металлическом корпусе, представлявшая собой мобильный телефон и только, многократно падая на кафельный пол, исправно прослужила пять лет. А предпоследняя, в которой собственно телефонные функции просто терялись среди интернетных, фотографических и игровых, выдержала год и отказала категорически. Моя телевизионная «тарелка» нормально действовала месяцев четырнадцать, потом в ней заменили электронику – ремонту практически не подлежала – и новая сломалась тут же…
У всего описанного есть вполне логичное объяснение: в условиях необходимого (во всяком случае, признанного необходимым в современном обществе) ускорения технического прогресса сроки морального и физического устаревания техники должны совпадать. Однако это не снимает вопроса, касающегося нас лично: какой же становится жизнь людей в таком одноразовом окружении? Ведь не могут не влиять на человеческую психологию повседневно и ежечасно используемые предметы…
Первым и, мне кажется, самым непосредственным следствием стал культ молодости, распространившийся за последние десятилетия с Запада на весь «цивилизованный» и быстро цивилизующийся по западному образцу мир. В новом вещном окружении комфортнее себя чувствуют – да и естественнее выглядят – люди молодые, не нажившие еще привычек и опыта, заставляющего критически воспринимать любые, в особенности новые явления действительности. Мир не то что бы молодеет – наоборот, развитые страны, особенно Европы, стремительно становятся «домами престарелых». Но универсальной модой сделалась «моложавость», легковерность и легкомыслие не по возрасту. Старость утрачивает свое главное, если не единственное назначение – создавать баланс прогрессистским, безоглядным общественным устремлениям. Социальный корабль, лишенный такого балласта, становится неустойчивым, любое интеллектуальное волнение его опасно раскачивает.
Второе – западный мир в целом, я думаю, оказывается бессильным перед третьим миром. Юго-Восток не только беднее Северо-Запада, он еще и моложе его в производственной сфере. Там использование технологических новинок не сдерживается традициями почтительного отношения к продуктам человеческого труда, там hi-tech быстро осваивается, но он привнесенный, не местного происхождения. И если сегодня повсеместно славятся программисты индийской школы, мгновенно выросшей на пустом месте, то что помешает появлению индонезийских, например, хакеров, да еще и зараженных исламским радикализмом, способных с помощью ноут-бука и мобильника мгновенно парализовать всю мировую банковскую систему или работу авиационных диспетчеров?
Третье – мы становимся все более зависимыми от центральных устройств и централизованно управляющих работой бытовой техники структур. Свобода информации и передвижений, которую дают сотовые телефоны, Интернет, спутниковое телевидение, электронное банковское обслуживание, современные, набитые электроникой автомобили, разветвленная сеть авиационных сообщений – представляется мне не более чем иллюзией. Трансляционные станции, управление сигналом, обязательная быстрая замена морально устаревших элементов, влияние рядовых служащих, занимающих ключевые места в системе, требующий высочайшей квалификации и сложнейшего оборудования ремонт, наконец! Как известно, «волга» ремонтируется самодеятельно с помощью кувалды и трехсловного выражения, а обслуживание модной «трешки» Mazda требует компьютеров и специалистов с высшим образованием. Зато комфорт – в общем-то, даже чрезмерный… Все это превращает нас из автономно действующих взрослых индивидуумов в неусыпно опекаемых детей, бегающих в рамках той свободы, которую дают удерживаемые «родителями» технологические помочи. Большинство этого не осознает, но все подсознательно ощущают. Нас можно остановить в любой момент…
Резонно возникает сакраментальный вопрос «что делать», чтобы если не преодолеть болезненную зависимость от вездесущих и непрестанно меняющихся продуктов неудержимо обновляющейся технологии, то хотя бы противостоять их влиянию?
Увы, по-моему, эффективного ответа на этот вызов не существует. Единственное, что в наших силах – осознать наступление неизбежного, если мы не можем, да и не хотим ему противиться. Не всегда человек, ясно видящий проблему, способен ее решить, но он имеет больше возможностей подготовиться к последствиям. В конце концов, присмотритесь к своему мобильнику – обязательно ли его уже менять, или по нему вполне еще можно говорить? Потребление ждет от вас рабского послушания – обманите его ожидания…
Вот ведь на какие мысли наводит сломавшийся старый холодильник.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
