Политический обозреватель РИА «Новости» Юрий Филиппов
Сколько президентов должно быть в демократическом федеративном государстве? Несмотря на кажущуюся очевидность ответа: "один" – этот каверзный вопрос в ближайшее время может стать в России дискуссионным.
Инициатива североосетинского парламента, отменяющего с 1 января 2006 года пост президента Северной Осетии и уже изменившего для этого республиканскую конституцию, по мнению большинства экспертов, станет прологом к постепенной ликвидации института республиканских президентов в масштабах всей страны.
Мода на президентов, возникшая еще в СССР полтора десятка лет назад, так и не стала национальной традицией. Когда Михаилу Горбачеву в 1988 году предложили ввести в Советском Союзе пост президента, он поначалу отказался, но уже через год разрешил себя уговорить. Правда, сильным и по-настоящему властным институт президента СССР так и не стал – не в последнюю очередь потому, что советский президент избирался не всенародно, а на съезде народных депутатов.
Ошибку Горбачева блестяще исправил Борис Ельцин, ставший летом 1991 года триумфатором всенародных президентских выборов в России. Его победа нанесла сокрушительный удар по всей политической конструкции Советского Союза, который тихо распался через полгода после того, как над Кремлем взвился российский президентский штандарт.
Ельцин и Горбачев боролись между собой по принципу «президента президентом вышибают». Если Ельцин акцентировал свою «всенародную избранность» и исключительность, то Горбачев, пытаясь понизить статус оппонента, старался сделать так, чтобы президентов в России и в СССР стало как можно больше, благо конституционное устройство страны это позволяло.
Подавляющее большинство россиян уже не помнит, что после выборов 12 июня 1991 года в стране появился не один, а сразу два российских президента. Первым был президент России Борис Ельцин, вторым – Минтимер Шаймиев, президент Татарстана, суверенного государства в составе России, который руководит республикой и поныне, хотя уже не всенародно избран, а, по новому федеральному законодательству, наделен полномочиями высшего должностного лица республиканским законодательным собранием по представлению президента РФ.
Вслед за Ельциным и Шаймиевым президенты в России могли появляться уже как грибы после дождя. Осенью того же года, например, президентом Чечни был избран Джохар Дудаев, который сразу же начал проводить в республике абсолютно независимую от Москвы политику.
Сколько же президентов в России сегодня? В России пятнадцать президентов государств – но страна настолько велика и устроена так сложно, что даже опытные политические обозреватели могут запросто забыть о существовании президентов не только в приуральской Удмуртии и крошечной кавказской Ингушетии, но и в огромной Якутии, чья территория, между прочим, равна пяти с половиной Франциям.
Главная причина подобных ошибок заключается в том, что институт республиканских президентов в России не является насущно необходимым. Республиканские президенты похожи на магматическую лаву, которая когда-то облегчила кипение внутри вулкана, но после этого застыла и превратилась в нагромождение камней, и теперь рассматриваются живущими поблизости людьми как в принципе устранимое недоразумение.
В своих республиках президенты еще воспринимаются частью местных обывателей как носители государственного суверенитета и высшей власти. Однако ,попадая в Москву, лоббируя свои проекты и выбивая под них финансы, они мгновенно преображаются в обычных региональных чиновников, хотя и высокого ранга. В столице часто просто не считают нужным помнить о таких тонкостях, как кто из 89 региональных руководителей президент, а кто просто глава субъекта РФ.
Серьезно подорвала «суверенный» статус региональных президентов недавняя реформа, отменившая их всенародные выборы. После того как глав российских республик стали утверждать местные законодательные собрания по представлению президента России, всерьез называть этих людей президентами можно только по инерции или из лести. А модель «одна страна – много суверенитетов», которая стихийно внедрялась в России десять-пятнадцать лет назад, так здесь и не состоялась.
Очевидно, что когда Владимир Путин в начале своего президентства говорил об угрозе распада России, он имел в виду не столько окопавшийся в Чечне международный терроризм, сколько эту внутренне конфликтную и малоэффективную модель государственного устройства, появившуюся, как теперь совершенно ясно, в экстремальных условиях и на непродолжительное время.
Сегодня у этой модели в России практически нет защитников и появление их не предвидится. Хотя бы потому, что, переставая называть себя президентами, меняя для этого внутреннее законодательство, главы республик не утрачивают никаких реальных властных полномочий – в том, что касается кадровых назначений или контроля над законодательным полем своих республик. Строго говоря, сегодня они не теряют уже даже и того, что когда-то было связано с реальным или мнимым республиканским суверенитетом – так, например, из Конституции той же Северной Осетии пункт о государственном суверенитете республики был вычеркнут еще пять лет назад.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
