Юрий Филиппов, политический обозреватель РИА «Новости»
Когда на Западе говорят о политическом урегулировании в Чечне, то чаще всего имеют в виду проведение политических переговоров между Кремлем и лидером чеченских сепаратистов (в московском прочтении – «чеченских и международных террористов»), президентом непризнанной и несуществующей Чеченской Республики Ичкерии Асланом Масхадовым.
Официальные лица в Москве обычно комментируют такой подход к проблеме в том духе, что Масхадова, причастного к терактам против гражданского населения, ждут не переговоры, а наручники. На этом российско-западный диалог о политическом урегулировании в Чечне как правило заканчивается.
Но это не значит, что у российских властей нет собственного плана политического урегулирования в республике, где до сих пор продолжается вялотекущая гражданская война. Причем этот план находится в процессе исполнения.
Законченные черты он приобрел в конце 2002 года, после того как группа чеченцев захватила и три дня удерживала в заложниках около 800 зрителей Театрального центра в Москве. Тогда российская администрация вплотную столкнулась с угрозой перенесения террористической войны за пределы территории Чечни, что заставило ее предельно серьезно отнестись к проблеме взаимодействия со своими союзниками в Чечне. Ставка в результате была сделана на Ахмада Кадырова, бывшего полевого командира и – что важнее - муфтия всей Чечни, который к тому времени уже перешел на федеральную сторону и был назначен президентом России Владимиром Путиным главой чеченской администрации. Российский план политического урегулирования в Чечне, выработанный совместно с ним, условно можно было назвать «планом Путина – Кадырова».
В 2003 году этот план не дал ни одной серьезной осечки. Весной чеченцы приняли на референдуме республиканскую Конституцию, в которой признали свою республику неотъемлемой частью территории России, а летом Москва отблагодарила Чечню и лично Кадырова амнистией, под которую попали боевики, не причастные к тяжким преступлениям и сложившие оружие. Впрочем, оружие многие амнистированные вскоре получили снова, поскольку большинство было зачислено в военизированные отряды местной милиции, которые возглавлял сын Ахмада Кадырова Рамзан Кадыров.
Осенью того же года Ахмад Кадыров стал избранным президентом республики, а вскоре Москва исполнила еще один пункт плана политического урегулирования: сократила военное присутствие в республике и официально передала часть силовых полномочий кадыровской милиции.
Вероятно, лишь внезапная гибель в результате теракта чеченского президента Ахмада Кадырова 9 мая 2004 года помешала реализовать самый главный пункт путинско-кадыровского плана – подписать договор о разграничении полномочий между Россией и Чечней.
Договор имел большое экономическое значение – он, например, давал Чечне право оставлять в своем бюджете доходы от реализации республиканской нефти. Но не меньшим был его политический смысл – документ, скрепленный президентами Путиным и Кадыровым, означал бы особый политический статус Чечни в составе России, закреплял ее право быть не такой как другие субъекты Российской Федерации (среди которых, кстати, кроме Чечни еще 20 национальных республик). Подписание именно такого договора было заветной мечтой чеченских президентов Дудаева и Масхадова, и, если отбросить лозунговую демагогию сепаратистов о «полной независимости Чечни от России», это и было главной политической целью их десятилетней войны.
Однако Кадыров погиб, и будущее договора о разграничении полномочий сразу же покрылось туманом. Сначала этот документ было просто некому подписывать с чеченской стороны. Этот вопрос несколько прояснился 29 августа, когда президентом Чечни был избран кадыровский министр внутренних дел Алу Алханов, провозгласивший себя преемником политического курса Кадырова и обещавший избирателям подписать политический договор с Москвой. Однако всего через три дня, 1 сентября, произошел беспрецедентный захват заложников в Беслане, поставивший под вопрос стабильность на Северном Кавказе. По горячим следам этой трагедии президент Путин объявил о политической реформе в России. Основной ее пункт уже оформлен законодательно: главы российских республик теперь будут не избираться населением, как раньше, а назначаться местными парламентами по представлению президента страны. Увольнять же руководителей регионов российский президент, согласно новому закону, может и без согласования с региональными законодателями.
Это касается и президента Чечни: хотя президентские полномочия Алу Алханова истекут только через четыре года, глава Чечни уже сейчас рассматривается в Москве как элемент единой российской властной вертикали. Иметь же политический договор о разграничении полномочий со своим подчиненным, человеком, которого президент России вскоре сможет увольнять с работы по своему усмотрению, не имеет смысла.
Тем не менее потребность в продолжении политического урегулирования в Чечне остается, и разграничение полномочий между федеральным Центром и чеченской республикой все равно надо проводить.
На днях председатель Госсовета Чечни Таус Джабраилов объявил, что проект договора между Москвой и Грозным готов к подписанию, а чиновники чеченского представительства в Москве добавили, что в марте вопрос должен быть решен. Судя по более чем сдержанной реакции кремлевской администрации, эти заявления были продуманы не до конца. Хотя Россия готова предоставить Чечне значительные экономические преференции, в радикальном варианте – вплоть до передачи всех налогов, собираемых в республике, это абсолютно не означает, что Москва рассматривает Грозный даже как приблизительно равный себе политический субъект и собирается обмениваться с ним ратификационными грамотами.
Оптимальным решением в этой ситуации было бы не подписание договора, а принятие федерального закона о Чечне с приблизительно тем же экономическим смыслом. Этот документ, предварительно согласованный заинтересованными сторонами, мог бы быть сначала рассмотрен чеченским парламентом (выборы в него намечены на осень), а затем принят Федеральным Собранием России. Президент Путин тоже подписал бы этот документ – но не как договор, а как федеральный закон. Политически это было бы более приемлемо для Москвы, поскольку не вносило бы беспорядок в ее правовые отношения с субъектами Федерации и не создавало бы прецедента, который захотели бы повторить другие российские национальные республики.
Такой шаг мог бы весьма позитивно повлиять на общественное мнение в Чечне, показать, что Москва может идти на уступки, если при этом не нарушаются ее разумные интересы. Для какой-то части чеченцев это могло бы даже стать показателем того, что их война с Россией не была бессмысленной, и теперь они имеют полное право на мир.
Удастся ли России и Чечне договориться без договора? От ответа на этот вопрос во многом зависит дальнейшее политическое урегулирование в Чеченской республике в его внутрироссийском смысле, то есть в том варианте, который изначально был взят за ориентир и Грозным, и Москвой.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
