Интервью с писателем Харуки МУРАКАМИ

Интервью с писателем Харуки МУРАКАМИ
(корреспондент РИА "Новости" Андрей Фесюн, 01.06.2004)

Мураками-сан, какие ваши любимые сигареты и напитки?

- Я больше не курю; бросил где-то лет 25 назад.

Почти все ваши персонажи курят, поэтому складывается впечатление, что и писатель - курильщик...

- Когда я писал "Охоту на овец", то еще курил. Потом бросил и в последующих книгах курящих стало гораздо меньше.

В "Пинболе 1973" курят просто все...
- Это я давно писал... А насчет выпивки - да все, что угодно.

Но все-таки - слабое, или крепкое?

- Нет-нет, я крепкого не принимаю; от него сразу же засыпаю. Я вообще каждый день ложусь спать часов в 9-10 и перед сном обязательно немножко выпиваю.

Спасибо за откровенность. Теперь, с вашего позволения, серьезно. Перед интервью я провел небольшое исследование общественного мнения среди студентов трех московских вузов - больших поклонников вашего творчества. Вопрос был один: "Что больше всего привлекает в книгах Мураками?" По мере убывания ответы были такими: 1) они как будто не дописаны до конца, приходится додумывать самому; остается какой-то недосказанный объем. 2) там какая-то загадка; 3) хотя, вроде, автор пишет о Японии, с удивлением понимаешь, что японцы точно такие же как и мы, поэтому интересно; 4) стиль легкий, можно особо не думать; 5) все читают - и я прочитал. Как бы вы могли прокомментировать эти мнения?

- Ну, насчет последнего ответа, - таких людей полно во всем мире. Что же касается повествования, то мне не очень нравятся произведения, классические по форме, где есть начало, развитие действия и его завершение. Я люблю вещи, в которых не знаешь: где начало, а где конец. Поэтому вывод, результат - я всегда оставляю их открытыми. Как все будет - это пусть определяет сам читатель, пусть думает над этим.

Ваши персонажи часто читают "Критику чистого разума" Канта. Вы сами любите эту книгу, или таков литературный прием?
- Очень люблю ее читать...

Перед сном?

- Да нет же; я вообще люблю книги читать и часто оттуда цитирую. Это просто моя личная наклонность. То же самое и с музыкой: я часто о ней пишу. Когда пишешь и что-то слушаешь, это получается естественно.

Но говорить о "естественности" в ваших произведениях можно с натяжкой. Там очень много выдумки, фантастичности. Кажется, что для сравнительно - сравнительно! - простых ситуаций в ваших книгах труды Канта подходят не очень...
- Может и не подходят, но мне нравится вставлять в книги то, что не имеет никакого отношения. Если в произведении будет лишь то, что "относится к делу", там станет тесно и душно. А если вводишь одно за другим то, что вроде бы и постороннее, создается впечатление дуновения свежего ветра.

В одной из ваших книг сказано, что человек пишет ради того, чтобы увеличить расстояние между собой и другими людьми. Честно говоря, общее впечатление от ваших героев таково, что они крайне одиноки, совершенно оторваны от остальных людей. Простите за нескромность: не описываете ли вы свой собственный настрой? Или, может, это отображение нынешнего состояния, в котором пребывают японцы?
- Если честно, то это - мое личное состояние.

Простите, вы женаты
- Да, уже тридцать пять лет.

И никогда не разводились?
- Нет, пока - ни разу.

Я почему спрашиваю: ваши персонажи или одиноки, или развелись, или вот-вот разведутся. Все личные отношения у них какие-то временные. В чем тут дело? Может, вы просто в книгах исполняете свое желание жить другой жизнью?
- Это не так, мои персонажи относятся ко мне лишь косвенно. Они появляются в повествовании и потом уже живут сами. Что я хочу сказать: к повествованию, к миру надо относиться нейтрально. Если же станут присутствовать личные мотивы - будь то жена или дети - ход изложения застопорится. Поэтому следует быть нейтральным, глядеть на все с беспристрастной позиции, чтобы по возможности не было никакого привкуса собственной жизни. Такую позицию я для себя выбираю, когда пишу.

А вы думаете - кто будет читать вот эту книгу, когда ее пишете?
- Нет, не думаю.

А вот судя по опросам в России, вас читают те, кому до 20, и те, кому больше 50 лет. Так называемые люди среднего возраста вас практически не читают.
- В Японии мои читатели в основном те, кому за 20 и за 30. Мне сейчас 55 лет, а читают, прежде всего, молодые. Интересно, что двадцать пять лет назад, когда я начинал писать, ситуация была точно такой же. Я состарился, а читатели нет. Разумеется, те, кто читал раньше, читают и сейчас. Много случаев, когда меня начинала читать мать, а потом подключилась ее дочка, и сейчас они обмениваются книгами и мнениями. В общем, я не знаю, кто меня читает; хотя, конечно же, очень приятно, что меня читают молодые. Я начинал писать, когда мне было 29 лет, и все думал: когда же созрею? Я и сейчас об этом думаю. Но мне очень приятно, что мои книги соответствуют запросам тех, кому 20-30 лет. Мой нынешний возраст - 55 лет - это время отвердения, когда у обычных людей все приходит к стабильному состоянию: появляется хорошая должность, семья, дети... А я нигде не служу, детей у меня нет... Когда все определится? И, мне кажется, я могу отобразить в своих книгах это состояние 20-30-летних, у которых еще ничего не отвердело окончательно, хотя по возрасту и я старше.

В ваших произведениях мало географических названий. Если это Япония, то просто остров Хоккайдо; если Токио, то просто район Синдзюку. Нет названий городов, где живут и куда попадают персонажи; собственно, нет и имен самих героев. Я слышал от многих японцев вопрос: для кого пишет Мураками-сан - для японцев, или, может быть, для иностранцев?
- Да, например в "Охоте на овец", в "Конце света" я писал отстранено, нейтрально, как бы "вне Японии", однако потом все было совсем не так; я писал сознательно "изнутри Японии". Тут мой направление полностью изменилось. Вообще, читать мои ранние книги надо совершенно по-другому, чем последующие. Я сам это чувствую и советовал бы читателям.

В одной вашей книге - кажется, "Слушай голос ветра!" - сказано, что каждый человек отчаянно стремится что-то передать миру. А что вы хотели бы сообщить миру? И вообще, вы хотите что-то сознательно передать, или просто естественно самовыражаетесь?
- Я пишу повести, а повести пишутся естественно. Так что говорить - что означает то или иное произведение, это не моя проблема, это вопрос текста. Хотя между мной и текстом, разумеется, есть определенная связь, есть еще и связь между текстом и читателем, и я не в состоянии намеренно ее определять. И вот получается такой треугольник: я, текст и читатель, и в этом треугольнике и заключена повесть. То есть, я не в состоянии заставить читателя думать так, как мне, может, хотелось бы. У меня просто нет права считать, что читатель должен воспринимать мою книгу каким-то образом. Мы находимся на одном уровне, на одной, так сказать, высоте. Из-за того, что я - писатель, я не могу воспринимать текст "лучше" читателя. Если вы видите текст по-своему, то это ваши личные с текстом отношения, и мне нечего по этому поводу возразить.

А как вы сами оцениваете свои произведения? В двух ваших книгах встречается сходное высказывание: если хотите высокой литературы и искусства, читайте греков. То есть, вы не относите свои произведения к литературе в классическом смысле, или - пока не относите?
- Ну, об этом я писал в самых ранних своих произведениях. Тогда я еще не понимал, как надо писать повести. Сейчас понимаю. "Слушай голос ветра!", "Пинбол 1973" были для меня этюдами, пробой пера. Я, честно говоря, не особо-то и помню, что там написал. Тем не менее, в моей карьере писателя началом была именно "Охота на овец". Потом, в России мои вещи вряд ли выходили в хронологическом порядке, поэтому не совсем просто проследить эволюцию стиля.

В таком случае, в каком порядке вы бы посоветовали российским читателям читать ваши книги?
- Порядок?.. Последовательность совершенно запутана. "Слушай голос ветра!" и "Пинбол 1973" были одними из самых первых, там еще мой стиль не определился полностью. После "Охоты на овец" включился фактор повести; до этого особой повествовательности не было, я искал свой стиль. "Охота на овец", "Конец света", потом "Норвежский лес", потом "К югу от границы", "Спутник", недавно вышедший "Кафка"; прослеживая в этой хронологии, можно увидеть, что мой стиль значительно изменился. Поэтому, уж если говорить о том, чего хотелось бы в идеале, так это прочтения именно в порядке написания, чтобы изменения были ясны и понятны. И еще, между "Спутником" и "Детьми бога" я написал книгу на документальной основе о зариновой атаке в токийском метро. В общем, это как подъем по лестнице, ступенька за ступенькой.

Этот подъем по ступенькам будет у вас всегда, или вы уже достигли нужной высоты и передвигаетесь по плоскости?
- Не знаю.

Но вы собираетесь писать и далее, или уже удовлетворены достигнутым?
-  Моя цель - "Братья Карамазовы". Написать что-то подобное - вот пик, вершина.

И когда вы приступите? Или уже начали писать? Или пишете понемногу, частями, чтобы потом свести вместе?
- Нет, это дело будущего. Это я напишу в самом конце. "Карамазовых" я прочел в возрасте 14-15 лет и с тех пор перечитывал четыре раза. Каждый раз это было прекрасно. В моем представлении это идеальное произведение.

А кроме Достоевского что вы читали из русской литературы?
- Прочел все. От 14 до 20 я читал одну только русскую литературу.

И самое близкое..?
- Безусловно, вещи Достоевского. "Бесы" - очень сильное произведение, но "Карамазовы" непревзойденны.

Однако для японца Достоевский не слишком ли "тяжел"?
-  Может быть и "тяжел", но именно на уровне этой глубины я и хотел бы написать свое лучшее произведение.

Ваше описание стоящей на Красной площади композиции из четырех бронзовых оленей с Троцким на санях, просто великолепно...
- Ну, это была шутка. Когда я был на Сахалине, то поразился, что там продают мои книги. На Сахалине нет книжных магазинов, все продается на площади на лотках, и вот они там лежали. Впечатление было сильное.

А в Москве вы бывали?
- Нет, но очень хотел бы побывать: и в Москве, и в Санкт-Петербурге, взглянуть на места, связанные с Достоевским... Времени все нет. К тому же я не люблю всяких церемоний и протокола; если поеду, то хотел бы просто побродить в одиночку.

Вы хотели бы что-то передать своему российскому читателю?
- Ну, как уже говорилось, я очень люблю русскую литературу, поэтому то, что меня читают в России, мне вдвойне приятно. Надеюсь, что то, что я напишу в дальнейшем, будет также переводиться на русский язык. Честно говоря, я не люблю писать о том, что прошло; написал и забыл, и пишу дальше, следующее, следующее, поэтому если и читатель будет поступать также - читать мои вещи одну за другой - я буду очень рад.

То есть вы не сторонник того, что написано в одной из ваших книг: "нет смысла читать произведения живого писателя"?
- Да не помню я, что писал в ранних произведениях! Сначала у меня была тенденция к употреблению всяких афоризмов, шуток. Я тогда не очень хорошо себе представлял, как надо писать повести, поэтому просто собирал воедино фрагменты того, что думал, и получалась книга. Поэтому сейчас мне не кажется значимым написанное тогда.

И последний вопрос: что вы сейчас пишете?
- Где-то две недели назад я закончил и передал в издательство новую повесть, поэтому сейчас есть время немного отдохнуть. Название ее "After Dark", "После наступления темноты". Предыдущая вещь - "Анонимный Кафка" - была очень длинной, а эта короче раза в два. Она мне самому кажется несколько странной; в ней три персонажа, девушки 19 лет, проходящие от начала до конца, что у меня встречается впервые. Все повествование идет в форме настоящего времени, чего я тоже раньше не делал. Писать было очень приятно.

Вам, Мураками-сан, для написания произведения достаточно быть в своем кабинете, или требуется куда-то ходить, что-то наблюдать, встречаться с людьми, ездить за границу, вообще - получать новые впечатления? Или вы все темы и переживания отыскиваете в собственном мире?
- Вообще-то у меня очень ограниченное время для собственно написания книг. Так, за два года на писательство ушло где-то 7-8 месяцев. Помимо этого я просто живу, езжу за границу, хожу на концерты, читаю книги. Когда живешь обычной жизнью, вокруг так много происходит! И вот, в какой-то момент вдруг думаешь: ну, начну писать - и пишешь. Разумеется, определенный подготовительный период существует, но он неосознан, "неспециален". Когда что-то делаешь, обязательно что-то получается. Вот я месяц был на Южном полюсе - опыт потрясающий. Однако можно и просто гулять по улицам, и результат будет сходным. Это как магнит, притягиваешь к себе самое разное. А то, что писателям для их книг надо куда-то ехать и с кем-то встречаться, - совершенно неверно.

 

Это интервью мы публикуем без фотографии. Потому что так хотел Мураками.