"Переговоры нужно вести непрерывно", - сказал правитель Франции начала 17-го века кардинал Ришелье, изобретя этим действующий и поныне принцип содержания постоянных посольств за рубежом вместо периодических приездов посланцев короля для решения тех или иных вопросов. Посольствами, правда, Москва с Исламабадом обменялась давно, но отношения постоянно впадали в "доришельевскую" стадию дипломатии, сводясь иной раз чуть ли не к нулю. Кстати, нынешний двусторонний товарооборот в 100 млн долларов - тоже нечто близкое к нулю - хорошая иллюстрация к положению.
Даже не связанный с политикой чисто экономический диалог не просто не получался, но сопровождался фатальным невезением. Так, последний из лидеров Пакистана, побывавший в Москве - премьер-министр Наваз Шариф в 1999 году - был вскоре после возвращения свергнут как раз генералом Мушаррафом. Многие из обсуждавшихся тогда экономических планов пошли прахом. Хотя перспективы, в целом, выглядят неплохо - например, для сбыта такой техники, как российские грузовики, экскаваторы, бульдозеры, а также в космической области, энергетике, металлургии.
Если в "мире до 11 сентября" позволительным было иметь иллюзии насчет "несущественных" стран, то сейчас ясно: нет несущественных для российской внешней политики государств, как нет скромной внешней политики, есть только глупая политика. И в случае с Пакистаном очевидно, что с этой страной надо строить полноценную инфраструктуру связей, от встреч президентов до масштабных деловых отношений.
Пакистан не просто большая страна - на 1 млн больше России по населению, и не просто гордый обладатель, возможно, до 60 ядерных боеголовок. Контакт с Исламабадом сегодня важен для Москвы по крайней мере в трех чувствительных географических точках: Чечня и вопросы терроризма в целом, Афганистан - Средняя Азия, Корея.
Что касается терроризма, то две наши страны вроде бы состоят сегодня в одной коалиции и числят терроризм общим противником. Договоренность о сотрудничестве в этой области существует, прежде всего, после встречи Владимира Путина с Первезом Мушарафом, состоявшейся в рамках саммита Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии /СВМДА/ в Алма-Ате в июне 2002 года. Первый раунд двусторонних консультаций по проблеме терроризма проходил в Москве в декабре 2002 года. Этот вопрос также обсуждался на заседании пакистано-российской Консультативной группы по проблемам стратегической безопасности, проходившем в Москве в январе.
Но процесс в самом начале, то есть в той стадии, когда следует разобраться, какие плоды он может принести. Москве, например, надо, чтобы Пакистан не был местом финансирования и подготовки террористов в Чечне, как это было до самых недавних пор. Но не должно быть иллюзий насчет того, что президент Пакистана может не только давать России по этой части любые обещания, но и выполнять их.
Мушарраф находится в сложном положении с того момента, как вынужден был поддержать Джорджа Буша в войне с талибами в Афганистане: против него - десятки фундаменталистских организаций его собственной страны, для которых "джихад" /в Афганистане, Индии и где угодно/ есть единственный род занятий. Причем это хорошо вооруженные организации, только после "первой" афганской войны в конце 80-х - начале 90-х им досталось 65 тыс тонн вооружения и амуниции. И не надо думать, что нынешние меры Мушаррафа против этих сил могут привести к быстрому успеху - в конце концов, сам Усама бен Ладен, если он вообще до сих пор существует на свете, скрывается скорее всего в Пакистане, и власти не могут или боятся его обнаружить. В этой ситуации Москве надо просто понять, чего можно ожидать в лучшем варианте, то есть от максимально дружественного пакистанского руководства, и искать свои выводы.
Еще одна сфера, где можно найти общие интересы - это Афганистан. Пакистанский президент хотел бы договориться по Афганистану с Москвой благодаря тому, что СМИ его страны называют "засильем русских и индийцев в Кабуле" при снижении роли там пуштунов /племен, живущих на юге Афганистана и севере Пакистана/ и президента Хамида Карзая. Если не договориться, то в худшем варианте процесс может привести к фактическому расколу Афганистана на Север и Юг, причем пуштунский юг может сомкнуться с пуштунским севером Пакистана в одно большое террористическое государство. Мушарраф будет первым, кто пострадает от этого хода событий. Но не единственным.
Пакистан пришел к той ситуации, когда ему было бы выгодно сотрудничество с Россией и Индией в Афганистане. В интервью РИА "Новости" пакистанский президент привел один из примеров такого сотрудничества: "предлагаемое строительство газопровода из Туркменистана через Афганистан в Пакистан и, надеюсь, дальше", то есть в Индию. Он прав, даже один такой проект мог бы стать "значительным фактором в обеспечении стабильности в этой стране", а также дать Афганистану долгосрочный источник поступления прибыли.
Поэтому логичным выглядит желание Пакистана вступить в Шанхайскую организацию сотрудничества /а ее главная функция - это безопасность и развитие Средней и Центральной Азии, в том числе Афганистана/. С этой идеей Мушарраф едет в Москву. И идея эта тоже, среди прочих, тесно связана с необходимостью найти общий язык с Индией.
Здесь ключевой вопрос состоит в том, какую тактику избрало пакистанское руководство в отношении России и дружественной ей Индии. Если продолжится "перетягивание каната", если Пакистан будет продолжать пытаться завоевать на свою сторону Россию, столкнуть ее с Индией, то из этого ничего не получится. А Мушарраф, по его словам, действительно намерен "подробно информировать" российское руководство об истоках и развитии спора о Кашмире и просить Москву "поддержать наши усилия" в Кашмире. Чего он добьется, если уже и США твердо стоят на стороне Индии, требуя от Пакистана строгого выполнения своих обещаний от июня прошлого года - положить конец просачиванию террористов в Индию через Кашмир?
И совершенно отдельная тема для разговора между Москвой и Исламабадом - роль, которую сыграл Пакистан в развивающемся сейчас северокорейском кризисе. Дело в том, что существенная часть информации, основываясь на которой администрация Джорджа Буша пытается обвинять Пхеньян в разработке ядерного оружия, исходила от Мушаррафа. Он якобы сдал эту информацию Бушу, когда договаривался с ним по Афганистану осенью 2001 года.
Согласно ей, еще в 1992 году Пакистан получил от КНДР 10-12 ракет средней дальности "Нодон", которые потом были доработаны, переименованы в "Гхаури-1", испытаны в апреле 1998 года и сейчас могут нести ядерные заряды глубоко на индийскую территорию. В обмен же Пхеньян якобы получил чертежи газовых центрифуг, способных обогащать уран для создания ядерного оружия.
Сейчас в СМИ появляется масса информации о том, что все это чуть ли не частная инициатива легендарной в Пакистане личности, "отца пакистанской ядерной бомбы" 66-летнего Абдул Кадер Хана, ныне уволенного по американскому настоянию с поста главы всех ядерных программ страны. Его считают виновным в передаче технологий еще и Ирану и Ираку - то есть отцом не только пакистанской ядерной бомбы, но и "оси зла", провозглашенной год назад Джорджем Бушем, в которую вошли как раз КНДР, Ирак и Иран.
Подобную информацию всегда полезно проверять из первоисточника. Ведь ссылается же Вашингтон на "признание" в ядерных разработках, которое якобы сделал заместитель северокорейского министра иностранных дел Кан Сык Чу своему американскому коллеге Джеймсу Келли в октябре прошлого года. Москве потребовалось несколько месяцев, чтобы дословно выяснить, что же именно было сказано, и установить: никакого признания не было. Возможно, и прямой контакт с Мушаррафом по этим вопросам поможет лучше понять суть происходящего на наших дальневосточных границах, столь далеких от Пакистана.
