"И стал последний день Помпеи для русской кисти первый день", - восторженными стихами встречали Брюллова в Отечестве: он триумфатором вернулся из длительной заграничной поездки. Художника - ровесника и приятеля Пушкина - так порой и называли: "Пушкин в живописи". Данью всеобщего восхищения стало и более известное прозвище - "Карл Великий".
К 200-летию выдающегося мастера Третьяковская галерея и Русский музей реализовали грандиозный юбилейный проект "Брюллов-монументалист". Самая полная за полтора столетия ретроспектива в обеих столицах стала гвоздем сезона-2000. Именно Третьяковка и ГРМ хранят основной массив наследия Великого Карла - уроженца Петербурга. Но есть его работы и в Лондоне, и во Флоренции, где считанные русские мастера удостоились чести попасть в прославленную Галерею автопортретов при Уффицци, и в музее театра Ла Скала в Милане, равно как в частных коллекциях разных стран. Брюллов первым из русских художников, вслед за зодчим Василием Баженовым, еще при жизни получил международное признание. За ним закреплен негласный титул "главного русского романтика" в живописи. Имя Брюллова окружено легендами, как и подобает истинному романтическому герою. Однако за блеском успеха стоит драма крупного мастера, быть может, не воплотившего лучшие свои замыслы.
В самом деле, начертаны картоны к росписи Исаакиевского собора - но высочайшая комиссия отклонила работу, решив, что стоящие внизу прихожане ничего не увидят. Более века лежали под спудом эскизы для храма Христа Спасителя и Исаакия, "Распятие" из лютеранской церкви Петра и Павла, незавершенное полотно "Осада Пскова польским королем Стефаном Баторием". Более "высокий" в ту эпоху исторический жанр отнимал силы у блистательного портретиста, мечтавшего "превзойти самого себя" и свой главный шедевр. Это не удалось, как не пришлось написать Пушкина: сеанс был уже назначен, но дуэль на Черной речке состоялась днем ранее.
Двух гениев связывала дружба, хотя попытки поставить вровень Брюллова и автора "Онегина" не выдерживают критики. Ведь если с Пушкиным связана революция слова, начало живой литературы, то Брюллов преобразователем живописи не стал. Скорее, он пленник собственных удач, не сумевший найти нового языка. Талант остался в тисках привычной академической живописи, пусть и оживленной мотивами из итальянской или греческой жизни.
Галерея брюлловских образов современников, среди которых есть бесспорные шедевры /"Всадница", портреты скульптора Витали и археолога Ланчи, литераторов Кукольника, Крылова и Струговщикова, предсмертный автопортрет/, в целом ведет не столько к реализму, сколько к "лакировке" действительности, к удобному мифотворчеству, к театрализации, а далее - к индустрии развлечений в духе Голливуда. Правда, в своих рисунках мастер честнее, здесь он по-репортерски точен и все так же виртузно изящен.
И все-таки жизнь как праздник, как прекрасный, но чуть печальный сон, как миф и мечта - в самом сердце художника, чье детство было омрачено подневольным, почти каторжным учением, а зрелые годы прошли под знаком стремления написать "быстрее и лучше "Помпеи", триумф которой так никогда и не повторился...
Человек прогрессивных взглядов, Брюллов делал немало добра. Так, он отдал портрет Жуковского для розыгрыша в лотерею, чтобы выкупить из крепостной зависимости Тараса Шевченко, любимого ученика. Своим учителем Брюллова считала целая плеяда русских художников, но настоящей школы он не оставил, хотя и по сей день не утратил подражателей.
Никто из русских художников не пожинал при жизни такие лавры: современники уподобляли Брюллова "великолепному солнцу". Но не прошло и десятка лет после его смерти, как общество к нему охладело, а критик Владимир Стасов превратил маэстро в мишень для нападок. В романе "Дым" Тургенев презрительно назвал гениального художника "пухлым ничтожеством", всерьез полагая, что для нормального развития русского искусства "Брюллов должен быть убит".
История все расставляет на места, пусть и запоздало. Великий Карл занял достойное место в пантеоне российской живописи, и не только в нем. Могила художника на римском кладбище Тестаччо заботливо ухожена. Бережно сохраняется в том же виде, как полтора века назад, комната в доме Титтони - итальянских друзей Брюллова, где он прожил последние годы и умер, став одним из первых "невозвращенцев".
Во время болезни, изгнавшей художника из Северной Пальмиры, где он "задыхался" в объятиях славы и "монаршего благоволения", написан "Автопортрет" /1848/ - вершина мастерства Брюллова. Здоровье его подорвал, как принято считать, непосильный труд над росписью Исаакия: по преданию, в огромном соборе маэстро воскликнул: "Мне тесно! Я расписал бы небо!"
