Сын крупнейших поэтов ХХ века, Анны Ахматовой и Николая Гумилева, олицетворял живую связь между культурой России Серебряного века и современностью. Его учение о человечестве и этносах как биосоциальных категориях - одна из самых смелых теорий о закономерностях в историческом развитии человечества. По сей день она вызывает острую полемику, имеет приверженцев и яростных врагов.
Истинный энциклопедист, Лев Гумилев работал на грани различных дисциплин: истории, географии, востоковедения, философии, психологии. Последователи отмечали его интуицию и тягу к интеграции наук - новаторский подход к исследованиям. Многочисленные противники в СССР и на Западе отвергли теорию этногенеза, разработанную Гумилевым. Он выдвинул идею о биоэнергетической доминанте этногенеза и о "новом параметре этнической истории", который назвал пассионарностью. Этот термин подразумевает "двигатель" исторического прогресса, образующий в этносе группу людей с "повышенной тягой к действию - пассионариев". Основной труд Гумилева - "Этногенез и биосфера Земли" - долго не публиковался, но стал в научном мире легендарным.
Сам Гумилев считал, что к мысли о подсознательной биологической способности человека к сверхнапряжениям его подтолкнули "труды великого соотечественника академика Владимира Вернадского", открывшего "биохимическую энергию живого вещества биосферы". Ее носители устремлялись в океан вслед за Колумбом и покоряли просторы Сибири; по Гумилеву, к пассионариям принадлежали Суворов и Наполеон, а их антиподы - "человек в футляре" и прочие чеховские персонажи. Стремление к поискам отвлеченного идеала, к достижению далекой цели, пусть и жертвой многих жизней, формировало целые народы и меняло ход истории. Широта кругозора ученого позволила связать эту теорию с понятием "кормящий ландшафт", побуждая читателя осмысливать не только "дела давно минувших дней", но и будущее. Увлекательные книги Гумилева "География этноса в исторический период", "Степная трилогия", "Ритмы Евразии", "От Руси к России" приоткрывают тайны исторических воссоединений и современных противостояний /например, шиитов и суннитов/, корни которых - в далеком прошлом.
В "век-волкодав" непокорный ленинградской интеллигент, сын расстрелянного поэта и приверженец "евразийства" вряд ли мог избежать репрессий. "Посаженный" еще студентом истфака ЛГУ, настоящие свои университеты Гумилев прошел в сталинских лагерях, где несложно было встретить цвет российской науки. Ахматова стояла в тюремных очередях, которые опишет в поэме "Реквием", а ее сын в "Крестах" и на лесоповале "сочинял" первую книгу и диссертацию. В неволе ученый провел 14 лет, в 30-50-е годы четырежды был арестован, между двумя лагерными сроками пролегли война и фронт.
Превратности судьбы не отпускали этого незаурядного человека и после освобождения: когда он с блеском защитил вторую докторскую диссертацию, уже по географии, последовал окрик "сверху", и научную степень не утвердили. Труд всей жизни Гумилева - "Этногенез и биосфера Земли" - продавали на "черном рынке", автор же не мог читать лекции, но считал себя счастливым человеком: "Я всегда писал то, что думал, а они - то, что им велели". Опалу сняли только в середине 80-х, а к началу 90-х страна взахлеб читала дерзкого ученого и ждала выхода в свет все новых книг.
Нападки на Льва Гумилева продолжаются, причем из самых разных лагерей - от ортодоксальных марксистов до либералов. Труды по истории тюрков, монголов, славянских и других народов Евразии "громят" за географический детерминизм и "чрезмерные обобщения", автора упрекают в вульгаризации истории, в непочтительном отношении к культовым фигурам вроде Петра Первого. Так, живущий на Западе историк Александр Янов усматривал в них "имперский изоляционизм и выродившееся славянофильство" и опасался, что "учение Гумилева может стать фундаментом для российской "коричневой" идеологии". Споры лишь подтверждают актуальность проблем, затронутых "великим евразийцем".
