И в Югославии, и в Индонезии в конце 90-х сложилась почти аналогичная ситуация. Суть ее - не столько даже во внешнем вмешательстве в кровавые внутренние конфликты под предлогом предотвращения "гуманитарной катастрофы", сколько в поражении обеих стран в глобальной информационной войне, с последующим отчуждением их территорий. Отчуждением юридическим, как это произошло в Индонезии или, как в случае с Косово, фактическим.
Сообщения о геноциде в Восточном Тиморе - тогда еще провинции Индонезии - начали появляться в начале сентября 1999 года, накануне подведения итогов референдума ООН об отделении этой провинции. И уже через несколько дней сообщения о сотнях или, возможно, тысячах убитых на Тиморе заставила Совет Безопасности ООН санкционировать отправку миротворцев на Тимор. Но они прибыли в затихший город Дили, столицу провинции, уже после того, как резня была закончена.
Суть нынешних обвинений против индонезийских военных состоит в том, что они организовали и вооружили на Тиморе отряды ополченцев ("милиции"), которые устроили резню победителей референдума, то есть сторонников независимости Тимора, вдобавок спровоцировав этим исход десятков тысяч беженцев. Вполне возможно, впрочем, что на этом процессе будут даны ответы на множество вопросов, которые тогда мировая общественность ранее упорно не желала себе задавать. Например, почему вообще надо было вооружать кого бы то ни было, если сторонники независимости вели себя мирно?
Тимор, португальская колония, был аннексирован Индонезией после революции в Португалии в 1976 году по настоянию тогдашнего президента США Джеральда Форда, чтобы не допустить прихода там к власти "красных" - то есть группировки ФРЕТИЛИН. С этого момента и до 1999 года ФРЕТИЛИН вела террористическую, вооруженную борьбу против властей Индонези.
Джакарта тратила на эту провинцию в среднем в восемь раз больше денег, чем на любую другую, там погибло по разным оценкам от 5 до 10 тысяч индонезийских солдат. И нет сомнений, что индонезийские военные как никто понимали - что ждет после независимости тех, кто годами строил экономику Тимора - переселенцев с других островов страны. Защитить их было обязанностью генералов, но они не могли это сделать без команды, поэтому осталось лишь раздать оружие. А дальше события вышли из-под контроля...
Конечно, не следовало бы говорить, что индонезийские генералы и другие противники независимости Тимора (как и, скажем, косовские сербы) ни в чем не виноваты. Другое дело, что вряд ли стоит делать одну сторону конфликта козлом отпущения.
Дело в том, что за некоторое время до сентябрьских событий на Тиморе действительно началась гуманитарная катастрофа - исход оттуда бывших переселенцев, спасавшихся от далеко не мирных сторонников независимости, и поначалу шла речь о посылке миротворцев именно для защиты "проиндонезийцев". Но к сентябрю произошло нечто, очень знакомое по событиям в Косово: началась мощная международная информационная кампания против Индонезии и в поддержку сепаратистов (они же - сторонники независимости). В этой кампании, рассчитанной на мало знающего об Индонезии человека, исчезли все нюансы, все намеки на объективность: одна сторона оказалась полностью правой, другая - полностью виновной.
Точно то же за несколько месяцев до этого происходило с Югославией, когда вооруженные сепаратисты и террористы - косовские албанцы, годами осуществлявшие ползучую экспансию в этой провинции и террор против местного населения - вдруг получили мощную поддержку мировых СМИ, а сербам досталась роль абсолютных злодеев. Осталось добавить, что Индонезия в 1999 году была страной, буквально опустошенной экономическим кризисом, и у нее не было ни средств, ни политической воли или умения противостоять этой кампании.
События 1999 года не только показали силу и опасность, но и высветили всю механику использования информационного оружия в политических и экономических целях. Для подобных операций необходимо ряд объективных предпосылок. Прежде всего это экономический интерес - Тиморская впадина, скажем, содержит богатейшие залежи нефти. Кроме того, необходимо наличие этнической или религиозной группировки, ведущей борьбу против своего правительства (косовские албанцы-мусульмане, тиморские сепаратисты - христиане и т.д.). С другой стороны важно умение заполнить своей версией событий буквально все мировое информационное поле. Опыт Косово и Тимора, заметим, через несколько месяцев попытались использовать против России, поскольку в те же дни были взорваны жилые дома в Москве и Волгодонске, и началась операция в Чечне...
Что касается сегодняшней Индонезии - и сегодняшнего Восточного Тимора - то это два самостоятельных государства, которые очень хотели бы забыть прошлое или примириться с ним. В самом Восточном Тиморе, готовящемся к президентским выборам в апреле, ожидают избрания Шананы Гужмау, чей лозунг - именно примирение.
Былых проиндонезийских ополченцев, кроме тех, кто убивал или пытал людей, приглашают вернуться к своим домам, публично раскаяться и этим подвести черту под тем, что было. Люди, бежавшие от "мирных" сторонников независимости - а таких, между прочим, не менее 60 тысяч человек - действительно потихоньку возвращаются. Их даже начали приглашать на сельские свадьбы...
А процессы в Джакарте все же начались - при тихом сопротивлении властей среднего и низшего звена, хорошо понимающих, что на стороне генералов сочувствие всей армии и большей части нации. Это притом, что Индонезия, как и весь мир, живет уже в другую эпоху - и суд над прошлым превращается в сложную политическую проблему, касающуюся будущего не только Индонезии, но и перспектив американской политики в этом регионе.
С одной стороны, в отношении Индонезии действует инерция политики прежней администрации. Так, существует резолюция конгресса о том, что если не пройдут судебные процессы над виновными в нарушениях прав человека (в том числе на Тиморе), то Джакарта остается под американскими санкциями, в том числе не имеет права на военное сотрудничество с США.
Напомним, что самая влиятельная в прошлом страна Юго-Восточной Азии оказалась самой пострадавшей из всех в регионе от экономического кризиса 1997-1999 годов, что сделало ее полностью политически уязвимой и зависимой. В следующем месяце, кстати, Индонезии - одному из самых безнадежных должников МВФ - предстоит попытка уговорить Парижский клуб доноров реструктурировать около 5 миллиардов долларов, часть своего приобретенного во время кризиса долга.
Как видим, не представляет особого труда подтолкнуть правительство нынешнего президента Мегавати Сукарнопутри продолжать суды над все новыми военными, этим ослабляя власти страны еще больше и ввергая их в новую зависимость.
С другой стороны, эта игра, понятная и ясная в прежнюю эпоху, не так уж нужна Вашингтону сегодня, и в администрации Буша сейчас идут споры по вопросу о том, что делать с Джакартой и как отказаться от ставшего бессмысленным и опасным индонезийского наследия прежней администрации.
Экономический кризис привел не только к ослаблению и подчинению Индонезии, как ожидалось, а еще и к росту исламского фундаментализма в этой самой большой по населению мусульманской стране мира. Данные разведки показывают, что та же "Аль-Каида" и другие подобные группировки за последние годы стали себя чувствовать в Индонезии как дома. У индонезийских военных и полиции в принципе немало возможностей бороться с исламистами, но судебные процессы озлобят военных, осложнят их отношения с президентом, которая и так заметно опасается решительных действий против многочисленных радикальных исламских группировок. А Вашингтону для борьбы с терроризмом нужна сильная, а не слабая Мегавати, как и сильные военные.
Значит ли это, что судебные процессы по событиям на Тиморе покажут когда-нибудь всю правду, а не только "правду победителя"?
