Ее называют "народным прокурором". Журналист Ольга Романова борется с неправедным судом. О том, можно ли победить коррупцию в федеральной системе исполнения наказаний, она рассказывает Ирине Ясиной в новом выпуске авторской программы "Азбука перемен".
Можно ли победить неправедный суд?
Ирина Ясина (И.Я.): Уже несколько месяцев Ольга Романова является символом борьбы. Она вроде бы борется за своего мужа Алексея Козлова, а на самом деле, борется за всех нас. Победить этот самый несправедливый, неправедный суд, о котором в России не знает только самый маленький ребенок, возможно или нет? Поговорим об этом сегодня с Олей Романовой. Можно ли победить этот суд, и что происходит сейчас?
Ольга Романова (О.Р.): Происходит все тоже самое, что происходит, к сожалению, с тысячами и, наверное, сотнями тысяч людей. Когда я среди своего довольно узкого круга родственников осужденных (раньше было пятьдесят человек, сейчас около ста, то есть, растет в геометрической прогрессии) кинула клич, спросила, есть ли у кого-то подобные решения, какое вынес по моему мужу президиум Мосгорсуда, тут же почту стало разрывать от количества протоколов, постановлений.
И.Я.: Какое решение?
О.Р.: Решение, что Верховный суд, который вынес постановление по моему мужу, что была нарушена презумпция невиновности, даже не упоминается в решении Мосгорсуда. Вообще не упоминается.
И.Я.: То есть, Мосгорсуд не заметил решение Верховного суда?
О.Р.: Не счел нужным его заметить, я бы сказала так. Мой муж по этому поводу выступил публично. Я не была бы склонна с ним настолько резко согласиться, но второй версии у меня нет, ибо в нашем деле появились составы преступлений, которых ранее не было, а это надзорная инстанция…
И.Я.: Оль, ты говоришь очень непонятно. Ты настолько глубоко в теме…
О.Р.: Хорошо. Меня арестовывают справедливо и осуждают справедливо за переход улицы в неположенном месте и дают мне один год штрафных работ. Мы получаем приговор суда и видим, что меня приговорили к году исправительных работ за переход улицы в неположенном месте, а также педофилию. Точка.
И.Я.: Это то, что проявилось в том, что рассмотрел Мосгорсуд?
О.Р.: Совершенно верно. То, что не рассматривалось и не предъявлялось.
И.Я.: А что с этим делать? И нужно ли что-то с этим делать? Что это – истерика отчаяния, потому что Алешу все равно придется выпустить или это борьба за справедливое судопроизводство?
О.Р.: Я думаю, что это истерика все-таки, потому что Мосгорсуд – это настолько дитя Юрия Михайловича Лужкова и его ненаглядной супруги, что он другими методами не может. Общаясь каждый день с Мосгорсудом, я все время вижу какие-то признаки того, что мы уже, слава тебе господи, не видим в Москве. Это все ушло от нас всего-то год назад, и мы забыли, как это было, очень быстро. Плохое же забываешь. Забываешь не так, чтобы оглядываться все время на сотрудников мэрии, на "Интеко", на какие-то стройматериалы, мы забыли про Елену Николаевну Батурину, а она переехала туда.
И.Я.: Понятно… То есть, она курирует как бы, или ее дух витает над Мосгорсудом. К сожалению, старая московская власть со всеми ее родовыми признаками нехорошими, о которых мы все знаем, они остались там…
"Презумпция невиновности - не колбаса, ее нельзя вешать в граммах"
И.Я.: Скажи, ты победишь?
О.Р.: Да.
И.Я.: Ты говоришь об этом уверенно, несмотря на то, что хочется сплюнуть через плечо, постучать по дереву, и т.д. Что может помешать?
О.Р.: Презумпция невиновности - не колбаса, ее нельзя вешать в граммах. На 200 граммов она соблюдена, а на триста нет, поэтому давайте мы тут еще полтора годика уберем, а вот еще три оставим. Тогда, конечно, следует обращение в Конституционный суд, в ЕСПЧ, чего не хочется делать, потому что странно обращаться.
И.Я.: И это же очень долго. В это время ведь твой любимый человек будет сидеть в тюрьме.
О.Р.: Мой любимый человек уперся и говорит: не выйду ни за что, хотя сейчас уже может выйти по УДО, по решению Мосгорсуда.
И.Я.: Это была сделка?
О.Р.: Это было предложение сделки. Это была публичная оферта, даже две. Первая, соответственно, ты выходишь и молчишь, а вторая…
И.Я.: Но все-таки уходишь с судимостью?
О.Р.: Конечно, уходишь с судимостью, с лишением прав, потому что условно-досрочно освобожденные не имеют очень многих прав, например, голосовать или быть избранным, а для нас это важно.
И.Я.: Ну ладно, это оставим. У нас будут еще предвыборные программы. Ты не пришла на запись в условленное время, потому что сказала: у тебя там еще какой-то суд. Я так понимаю, ты к кому-то пошла на суд. Что это за такая любовь к посещению судов?
О.Р.: Это не любовь к посещению судов. Это любовь к людям, которые попали в ту же ситуацию. И даже не любовь, а обогащение. Опытом, знаниями, позитивом, креативом…
И.Я.: Ну вот какой суд?
О.Р.: В Никулинском суде начинаются слушания по этому делу.
И.Я.: Но он же уже осужден этот человек, Рощин.
О.Р.: Это второе дело, поскольку удалось отбить с 18 лет до десяти, а потом и до восьми. И удалось снять почти 500 эпизодов. И случилось это сразу после ухода Юрия Михайловича с поста мэра, как ни странно. Но все-таки, суд хочет присудить как можно больше лет до того, как эта статья будет убрана вообще из Уголовного кодекса, а потом доказывай, что ты не верблюд, что ты сидишь по статье, которой больше не существует.
"Народный прокурор" Ольга Романова
И.Я.: Оля, вот эти сто человек, которые тебя каким-то образом нашли и просят твоей помощи и твоего участия, как они это делают? Они пишут тебе письма, ищут в Facebook?
О.Р.: Люди ищут меня через социальные сети. Не только через Facebook. Они пишут мне письма. Письма приходят в газеты из зон, где нет Интернета, безусловно. Люди приходят на суды, чтобы нас поддержать и заодно рассказать о своей беде. И бывает очень много трогательных сцен, когда встречаются вдруг сокамерники совершенно неожиданно с родственниками. Особенно, когда приходят женщины и говорят: "Здравствуйте, вот мы сидели. Вы защищаете Инну, а я с ней год была на соседних шконках". А мне всегда очень приятно распрямляться и говорить: "Смотрите, какие красавцы сзади меня: это сын Инны, а это муж Инны". И то, что получается, вот этот сгусток воздуха, переполненный такой радугой эмоций!
И.Я.: Но еще же люди не вышли. Еще никто не вышел.
О.Р.: Всё равно, знаете, это когда ты чувствуешь ток, проходящий через руку другого. И это "здравствуй, сестра, здравствуй, брат". И ничего не надо объяснять. Единственное, что. Я всегда принципиально отказываюсь, это моя сугубо личная позиция – отказываюсь помогать чиновникам, попавшим в ту же ситуацию и, главное, милиционерам, попавшим в ту же ситуацию. Мне кажется, что у людей есть выбор.
Ольга Романова: "Я хожу в тюрьму с большим удовольствием, чем на работу"
И.Я.: Я не спрашиваю, почему ты им отказываешь. Тем не менее, что дает тебе возможность помогать людям? Твои связи, твой опыт, твоя решимость, твоя наглость?
О.Р.: Во-первых, наглость, безусловно. Потому что, когда я поняла, что, наверное, у меня больше нечего отнять, и попробуйте меня запугать тюрьмой, которую я не боюсь. Дом родной. Я туда хожу с большим удовольствием, чем на работу. И знаю ее лучше, чем работу. И где у меня значительно больше друзей, чем на любой работе. И не так страшна тюрьма, как мысли о ней. Когда с ней сталкиваешься, страшно, конечно, но не страшнее, чем малюют. Срок, судимость… что еще можно отнять у человека? Деньги – спасибо, уже нет, собственность – спасибо, уже нет, муж – спасибо, уже нет.
И.Я.: Нет, он есть, скоро придет.
О.Р.: Да, собственно, скорее наши отношения, безусловно, укрепились. И я встретила такое количество хороших людей. Двадцать пять лет занималась деловой журналистикой, и все время мне казалось, что мне так в жизни повезло – я встречаю таких интересных людей, соль земли русской. А сейчас вдруг обнаружилось, что, во-первых, есть люди поинтереснее, а во-вторых, что вся эта соль как раз переместилась в эти места.
И.Я.: Последнее. У тебя маечка замечательная. Что изображено?
О.Р.: Она называется "Черный Винни в тюрьме". Соответственно, так как все в жизни посвящено уже этому, и вообще, я собираюсь как-нибудь быть директором всей Федеральной службы исполнения наказаний, мне кажется, я об этом больше знаю, чем нынешний директор, или, по крайней мере, готова с ним об этом поговорить. И это, пожалуй, единственная маечка, которая не выполнена художницей Катей Белявской, которая принимает участие вместе с другими художниками в наших арт-посиделках "Русь сидящая".
И.Я.: Это происходит каждый раз около судов, у которых собираются Ольга и ее подруги-"зечки". И вот эта маечка - единственная не из этой коллекции, а купленная лично Ольгой.
О.Р.: И у нас много очень красивых мужчин, которые выходят уже из зоны, которые начали освобождаться – первые посаженные, которых начали сажать в 2004-2005 годах, они начали выходить, и они к нам присоединяются. Девочки, у кого проблемы с личной жизнью, - к нам.
И.Я.: Я одно хочу сказать, есть два сидельца по 159-й, которым восемь лет присудили в 2005-м году, они будут сидеть – это господа Ходорковский и Лебедев. А Ольге, как и нам всем, я желаю стать-таки главой Федеральной службы исполнения наказаний.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Смотрите все видео на РИА ТВ>>
