С.-ПЕТЕРБУРГ, 13 дек — РИА Новости, Илья Григорьев. Мировая премьера балета "Щелкунчик" на музыку Чайковского в постановке испанского хореографа Начо Дуато состоялась в петербургском Михайловском театре в четверг. Корреспондент РИА Новости побывал на спектакле, где увидел цитаты из Вацлава Нижинского и испытал крайнюю степень отвращения к грызунам.
Либретто доступным языком
Спектакль открывается выходом Дроссельмейера, который появляется на сцене при опущенном занавесе. Во время его танца голос за сценой раскрывает фабулу спектакля, знакомя зрителя с основными персонажами. Они предстают в виде марионеток, которые под властью черных теней кукольников неспешно двигаются от одного края сцены к другому.
Но вот занавес поднимается и зритель видит многолюдное новогоднее празднество. Костюмы танцоров, созданные французским художником Жеромом Капланом, отсылают к моде Петербурга начала прошлого века — именно эту эпоху для героев сказки Эрнста Гофмана выбрал Дуато.
И если подобную задумку можно отнести к некой вольности, то она окажется одной из немногих, которые позволил себе постановщик при создании спектакля. В остальном он достаточно скрупулезно отнесся к сюжету оригинального либретто, а желание передать его доступным языком на деле оказалось чуть ли не главной задачей. Ведь большинство версий этого балета отличает чрезмерная насыщенность, в пестроте которой несведущий зритель нередко теряет саму суть повествования.
Но у Дуато массовые сцены не превращаются в маскарадный винегрет. А главные герои, даже находясь в праздничной толпе, собравшейся вокруг большой елки, всегда оказываются заметнее второстепенных персонажей, не прилагая при этом, казалось бы, никаких усилий.
Неуклюжее зло в эйфории собственного величия
Когда Дроссельмейер впервые показывает ей Щелкунчика средь пёстрого празднества, девушка подхватывает игрушку и прижимает ее к груди с выражением лица, которое обычно можно увидеть на иконах. Её танец близок к строгой балетной классике, но при этом плечи по-современному раскованы.
Сам постановщик называет свою работу "неоклассикой", и это определение очень сложно оспорить. В решении многих сцен почти ничто не напоминает о том, что этот спектакль создан в XXI веке, но отдельные номера насыщены элементами современной хореографии. Это чувствуется во время танцев оживленных Дроссельмейером кукол и усиливается, когда на сцене впервые появляются мыши.
Стоит отдать должное художнику спектакля, грызуны производят крайне негативное впечатление. Серость костюмов, будто граничащая с неопрятной запыленностью, дополняется назойливыми движениями — мыши как бы пытаются ущипнуть и ткнуть длинным когтем окружающее пространство.
Блестящая корона на голове Мышиного Короля, который появляется после завершения праздника, — пожалуй, единственный броский элемент в его одеянии. Волосы взъерошены, как у музыкантов, игравших пост-панк в 80-х годах прошлого века, а плотная одежда визуально добавляет исполнителю роли несколько лишних килограммов. От этого его размашистые движения становятся эдакой пляской неуклюжего зла в эйфории собственного величия.
Цитата Нижинского
Апофеозом этого пыльного мрака становится сцена, в которой все мыши выстраиваются в ряд и, приняв позу сумоистов, готовых броситься в бой, начинают медленно переваливаться с боку на бок, запугивая главную героиню. Та бросается бежать с игрушечным Щелкунчиком в руках и пропадает за кулисами, а при следующем появлении уже держит за руку принца, готового сражаться с нечистью. Лицо его скрыто белой маской, которая отдаленно напоминает маску Гая Фокса, ставшую символом анонимного интернет-пользователя.
После смерти главного негодяя у Щелкунчика пропадает маска, под которой можно узнать танцора Леонида Сарафанова. Над сценой нависают сверкающие ледяные сосульки, а двое влюбленных кружатся в танце до окончания первого акта.
Гигантские атрибуты разных культур
Второй акт спектакля открывается сценой, завершившей первое отделение, — Щелкунчик и Маша сидят под холодным светом прожектора, и на них медленно падают снежинки. Основной декорацией к этой сцене, как и почти ко всему второму акту, служит лишь звездное небо. На его фоне во время дивертисмента с плясками разных народов мира появляются гигантские атрибуты, отсылающие к той или иной культуре.
На испанском танце над сценой повисает большой красный веер, на арабском — по ней ползает золоченый змей длиной метров десять. Над головами танцоров, исполняющих китайские пляски, раскрывается деревянный зонт, а датчане предстают в образе моряков, над которыми появляются два больших корабельных штурвала.
Во время "Вальса цветов" вся сцена окрашивается в бело-розовые тона, а серию больших декораций-предметов завершает елочная игрушка в виде пирожного. Весь этот "сюрр" заканчивается классическим пробуждением, и Маша понимает, что это был всего лишь сон.
Конспирологический вопрос
Сам Начо Дуато говорит, что не ставил перед собой задачи сделать балет современным или наполнить его классической хореографией. Главное — сделать его уникальным, не похожим на работы хореографов, работавших над "Щелкунчиком" до него.
В постановке можно заметить одну интересную закономерность — элементы современного танца в ней в первую очередь присущи негативным персонажам или неодушевленным предметам-игрушкам. Но стоит ли искать в этом скрытый намек — вопрос сугубо конспирологический.
Публика же, судя по реакции зала, восприняла постановку неодинаково. Половина зала поспешила в гардероб уже после второго поклона, а вторая часть аудитории настойчиво кричала "Браво!", вызвав исполнителей целых пять раз.
