Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Свадьба Винсента и Бруно, первой в стране однополой пары, воспользовавшейся утвержденным десять дней назад законом, собрала толпу. В Монпелье, на юг Франции, прибыли 130 журналистов, 200 приглашенных друзей и целых три сотни политиков, как бы пригласивших сами себя… И мощная охрана. Праздник терпимости. Или, наоборот, конца терпимости? Громадная демонстрация против однополых браков в Париже в минувшее воскресенье говорит скорее о втором. Наводит на мысли о том, что кто-то здорово ошибся, потому что с принятием этого закона что-то во Франции, возможно, сломалось навсегда.
Что можно королям
Первой страной Европы, где были законодательно разрешены однополые браки, были, конечно же, Нидерланды (еще в 2001 году). Франция (в мировом масштабе) уже четырнадцатая. И уникальная. Скандалы в разных точках планеты по поводу этих браков вспыхивали, но такого, что происходит сейчас во Франции, не было никогда. В воскресенье в Париже против однополых браков маршировал, возможно, миллион человек (видно было простым глазом, что никак не объявленные 150 тысяч).
А ведь из всех европейских стран Франция традиционно была образцом терпимости и свободы: страна любви кого угодно к кому угодно. Парижский квартал Марэ давно стал частью туристических маршрутов, раньше он был еврейским, а сейчас, по большей части, приют секс-меньшинств (хотя и евреи никуда оттуда не делись). Цветы и улыбки, всем хорошо, приезжайте и смотрите.
Наряду с Испанией или Италией Франция — оплот католицизма, но… Вот хотя бы конец XVI-го века, двор последних королей из династии Валуа (католиков, между прочим), знаменитые балы, на которых одни юные рыцари танцевали в кружевных платьях и вуалях, а другие пытались эти вуали приподнять. Дамы жались к стенке. Рвавшаяся к власти суровая гугенотская (протестантская) команда во главе с будущим легендарным Генрихом IV, конечно, называла тот Лувр Содомом, но после прихода к власти новый король принял католичество, а однополая любовь… ну, это же Франция, неважно какого столетия. Где, например, отношения двух поэтов, Артюра Рембо и Поля Верлена, всем были известны, и поэты не перестали быть национальной гордостью. И далее по списку.
Сравните Францию с Америкой, в которой супружеская измена — попросту преступление не только для президента (Билла Клинтона, например), а даже для профессионального игрока в гольф (Тайгера Вудса). А в терпимой Франции американские странности вызывали лишь смех. Да вот и Валери Триервеллер у нынешнего президента Франсуа Олланда не жена, а просто подруга. Что касается секс-меньшинств, то парижане дважды избирали Бертрана Деланоэ своим мэром, все про него зная — и ничего.
Каким образом тому же Олланду удалось эту терпимость если не уничтожить, то надломить — ситуация, в которой, строго говоря, везде сплошные знаки вопроса. Если не человечество, то европейская цивилизация ни с чем подобным еще не сталкивалась.
И большинство стало меньшинством
История введения закона об однополых браках вкратце такова: социалисты во главе с избранным на пост президента в мае прошлого года Олландом сделали этот закон одним из основных своих предвыборных обещаний, и тут как раз стрелка весов общественного мнения чуть-чуть склонилась в пользу однополых браков. Волна протестов поднялась несколько месяцев назад (воскресная парижская демонстрация — не первая), но остановить ничего не смогла.
Французы, судя по всему, сами не очень хорошо понимают, что с ними произошло и что будет дальше. Хотя заголовки "разорванная нация" стали уже привычными, ведь мнения "за" и "против" однополых браков распределились почти поровну.
Вот, например, колумнист французской радиостанции "Европа 1" в блоге на американском ресурсе "Хаффингтон пост" говорит: я опечален, я не понимаю, как могли оказаться на одном тротуаре хорошие, добрые люди и вот эти бешеные гомофобы…
Так ведь в этом все и дело — он не понимает. Не понимает, что дело, похоже, вовсе не в том, как называть однополые союзы. А скорее в неумолимом шествии той части европейско-атлантических обществ, которую за неимением лучших слов именуют "либеральной". Их сила была в том, что поначалу либералы были в меньшинстве, и поэтому научились воевать с большинством. Да еще в глобальном масштабе.
И не забудем привычный и грамотно организованный моральный террор сначала среди своих… да-да, мы давно уже говорим не только о секс-меньшинствах, а в целом о некоем новом безнациональном стиле жизни, который считает своим часть городского среднего класса. Он оказывается более тоталитарным, чем при Гитлере — инакомыслие внутри либерального круга по ключевым вопросам отсутствует.
А большинство в евроатлантической цивилизации не только не было в наступлении, оно даже не оборонялось, не организовывалось, а лишь проявляло терпимость. И не заметило, как оказалось меньшинством — как в этот раз во Франции, по частному и несущественному вроде бы поводу. Не заметило, как те, кого положено терпеть, довели дело до общенационального закона.
Ведь закон — это такая штука, которая должна выполняться и насаждаться, в том числе путем насилия. Это уже не дискуссия. Никакой терпимости. И если так поступили по поводу однополых браков, то и дальше одна половина общества сможет менять самую суть образа жизни другой половины. Пожалуй, главный пока что урок французской истории с браками — что все идет хорошо, пока не закрепляется законом.
А вот сюжет и того интереснее: сторонники традиционных ценностей (в том числе семейных) неожиданно для себя оказались в одних рядах с мусульманскими организациями Франции. А ведь те, кого во Франции до этих пор считали "националистами" — они строили свою стратегию на борьбе с иммиграцией, размывающей и уничтожающей национальную культуру. А теперь что получается — не размывает? И что будет с политическим пейзажем во Франции и Европе (США, Австралии и т.д.) в целом?
Ответов нет, кроме смутного чувства, что лучше бы держаться от них подальше. Революции добрыми не бывают. А тут пахнет какой-то очень серьезной революцией. И единственная проблема в том, что глобализация — это когда национальные границы на замке уже держать невозможно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
