Николай Александров, литературный критик, для РИА Новости.
Несколько членов Общественной палаты, а так же ряд "писателей, руководителей ведущих литературных вузов и представителей культурного сообщества" в письме министру образования и президенту Российской академии образования предложили исключить из списка рекомендованной для старшеклассников литературы романы "Generation П" Виктора Пелевина и "Казус Кукоцкого" Людмилы Улицкой. В первом упоминаются наркотики, а во втором речь идет об абортах, поэтому "данные произведения не уместны для школьного образования".
Первая реакция — что за глупости? Но если отвлечься от эмоций и, напротив, проникнуться чувством эмпатии (то есть, попросту говоря, попытаться понять, чем именно руководствовались авторы письма), то тогда появляется некоторое поле для размышлений.
Ведь Пелевина и Улицкую не просят запретить вовсе. Что уже плюс. Просто посчитали, что их произведения не стоит рекомендовать к прочтению старшеклассникам.
Видимо, о наркотиках и абортах старшим школьникам лучше лишний раз не говорить. Просто не стоит. И о том, и о другом они узнают не из художественной литературы. Из кино, например, благо тот же "Казус Кукоцкого" уже экранизирован. Или из окружающей их жизни.
Вообще во всем этом видна родная, неистребимая советская забота о детях. Концепция этой заботы такова: если о проблемах, щекотливых темах не говорить, то их вроде как и нет. Потом уже, став взрослыми, дети как-нибудь сами со всем этим разберутся, но тогда и ответственность будет лежать на них. А пока — "молчи, скрывайся и таи".
Размышляем дальше. Может быть, деятели Общественной палаты и прочие представители культурного сообщества сочли, что содержащаяся вредная для старшеклассников информация в романах Пелевина и Улицкой перевешивает позитивное (скажем, эстетического плана) воздействие на молодые умы.
Иными словами, важно не то, о чем произведение, но важна его часть, эпизод, фрагмент: с наркотиками или абортами. С точки зрения авторов письма, часть сюжета в этих романах "построена" вокруг абортов и наркотиков.
Так что, Пелевин в своем романе пропагандирует наркотики, а Улицкая призывает к абортам? Если деятели Общественной палаты и все остальные, подписавшие письмо, так считают, то можно сказать, что они в литературе ничего не понимают. Ни то, ни другое произведение не преследует цели пропаганды, Пелевин и Улицкая вообще пишут о другом.
Приравнивать художественный романный текст к рекламе чего бы то ни было — мягко говоря, безграмотно. С таким же основанием можно обвинить Толстого с его "Анной Карениной" в пропаганде суицида.
Но, может быть, деятели Общественной палаты считают, что даже простое упоминание наркотиков и абортов — пусть даже в высокохудожественном тексте — нежелательно для хрупкого сознания пубертатов? То есть к авторам претензий нет (как изящно сказано в письме, "не касаясь вопроса оценки их [Пелевина и Улицкой] творчества"), но детей (старшеклассников!) лучше от этого оградить, лучше читать им "Голубую чашку" и "Кортик", что-нибудь невинное, проверенное временем и залитованное поколениями завучей. Или Куприна и Лескова, на отсутствие которых в списке сетуют подписавшие письмо.
В этом случае все равно остается вопрос: мы же все-таки рекомендуем литературу, а в ней всякое может быть. В том числе и у Куприна с Лесковым. Самое главное: что мы от литературы хотим, чего мы ждем от нее?
Следует ли считать роман (повесть, рассказ, стихотворение) писателя учебником жизни, моральной максимой, выраженной в форме увлекательной и заманчивой, или писатель может с высокой колокольни наплевать на обывательское представление об этике и прямо сказать: "Подите прочь, какое дело поэту мирному до вас, В разврате каменейте смело…" и т.д.?
Здесь как раз и кроется суть дела. Да, в литературных текстах могут содержаться сведения, скажем так, не слишком приятные и полезные для наивного сознания, да, писатель свободно высказывается и не преследует цели воспитания. Литература не сводима к басне. Литература вообще никому ничего не должна, она не обязана воспитывать, равно как и искусство в целом (следующий раз членам Общественной палаты, возможно, придет в голову идея не рекомендовать к просмотру живопись с обнаженной натурой, например). Или, если уж на то пошло, она, литература, воспитывает по-другому, не так, как это привык делать советский завуч, лицемерный обыватель и мещанин. Наверное, хороший учитель должен объяснять это, а не запрещать.
Охранить, оградить подростка от соблазнов современного мира, ограничивая доступ к литературе, сегодня не просто глупо, но глупо в квадрате, глупо безмерно. За всем этим угадывается казенное советское лицемерие.
Все это очевидно. Забавно другое. Оказывается, до сих пор статус художественной литературы высок в общественном сознании. До сих пор большинству кажется, что литература должна учить, наставлять, говорить, что такое хорошо и что такое плохо. То есть до сих пор литературу путают с катехизисом. Это в лучшем случае. Поскольку для этого нужно хотя бы знать, что такое катехизис.
Право слово, крепка советская власть. И сколько же нужно времени, чтобы вытравить вирус советскости, чтобы спокойно рекомендовать к чтению нашим старшеклассникам и "Царя Эдипа", и "Макбета", и "Лолиту", и "Анну Каренину", и "Бесов" с пропущенной главой "У Тихона", и Сорокина, и Пелевина, и Улицкую.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
