Наталия Григорьева
Одним из первых спектаклей, открывающих новый - второй - сезон в Гоголь-центре, стали "Идиоты" Кирилла Серебренникова. Премьера постановки состоялась в июне, в рамках задуманного худруком театра амбиционного проекта переноса на сцену кинофильмов. Начали "Братьями" Алексея Мизгирева по "Рокко и его братьям" Висконти, завершат Страхом" Владислава Наставшева, взявшимся адаптировать ленту Фассбиндера "Страх съедает душу". Серебренникова же выбрал "Идиотов" Ларса фон Триера - ленту 1998 года, снятую по принципам объединения "Догма 95", почти документальное исследование духовного антибуржуазного протеста европейцев. В русской версии протест превращается в бунт, в основном политический.
Сцена из спектакля "Идиоты"
Открывается спектакль в декорациях, ставших уже, кажется, до боли знакомыми: комната с казенной мебелью и клеткой, куда заводят человека в наручниках. Судья в мантии безучастно спрашивает, понятна ли суть обвинения, из-за решетки слышится "Нет" - будем разбираться. Судебное заседание становится объединяющей сюжетной линией, мгновенно укореняющей сюжет в почве российской действительности, куда драматургу Валерию Печейкину пришлось "пересаживать" во многом сугубо европейскую историю Триера, добавляя новые линии и адаптируя остальные. Каркас, впрочем, остался прежним: молодые люди, собравшись в коммуну и поселившись в одной квартире, прикидываются умственно отсталыми, тем самым провоцируя окружающих. После одного из подобных перформансов, разыгранных на публике, к ним попадает Карина (Оксана Фандера) - женщина с туманным, но явно трагическим прошлым, на грани самоубийства, от которого ее спасает внезапно вышедший из образа "идиот" по прозвищу Пиксель (Филипп Авдеев). Поселившись с новыми знакомыми, Карина наблюдает за их выходками - совместными, как поход в бассейн, где герои наряжаются в вязаные шапки и стыдят тренера по аквааэробике за распущенность и полуобнаженный вид, и индивидуальными - каждому из членов группы ее лидер и идеолог Елисей (Андрей Кузичев) дает задания по поиску "внутреннего идиота", человека свободного, естественного, дикого, бросающего вызов уютному буржуазному мирку.
Так было у Триера. У Серебренникова же вызов бросают еще и системе. Они скорее прилепинские "отморозки", чем триеровские "идиоты": отказываются от денег, воруют в магазинах, хамят начальству. Очевидны аллюзии и на действия Pussy Riot, и на выступления арт-группы "Война", и на противостояние Серебренникова и "борцов за нравственность", и на протестное движение, и на волну призывов к "максимальному перепосту" в соцсетях. Герои размещают в Фейсбуке свои фотографии с выдуманными историями об инвалидах и доходящими до абсурда просьбами о помощи, проверяя, насколько далеко готовы зайти люди, чтобы откупиться от совести. Так, в квартире появляется Маша (Ольга Добрина), пришедшая помочь "колясочнику" Пикселю, возжелавшему женщину, но не способному удовлетворить свой инстинкт ввиду физической беспомощности. Она, как и Карина, остается, а очередной спектакль перерастает в настоящее чувство. Мастер отельных пронзительных эпизодов Серебренников в сцене, где Маша и Пиксель признаются друг другу в любви, превосходит Триера: невысокая, полноватая героиня встает на пуанты, балансируя на шаткой поверхности офисного стола, в какой-то момент обессилено опускаясь с мысков - и тогда он обхватывает ее колени и тянет вверх, откуда она и произносит, уже не дурачась, "я тебя люблю".
В пачки здесь поочередно наряжаются почти все, балет становится метафорой не только внутреннего освобождения, визуальным воплощение русского "внутреннего идиота", но и символом все того же социально-политического протеста - танцуют "Лебединое озеро", с которого, как замечает один из оскорбленных действиями группы обывателей, началась революция. А другая - безмерно богатая и безмерно скучающая женщина - напротив, готова на корпоративе танцевать с коллегами танец умирающего лебедя Сен Санса. Серебренников выводит на сцену целую вереницу второстепенных персонажей, узнаваемых и универсальных, от старика в исполнении актера театра Гоголя Олега Гущина, чьи "чувства верующего" оскорблены поведением Маши в храме, до продажной журналистки Ольги Гав (Руслана Доронина), предлагающей Елисею осознанно сдаться и стать или мучеником, отсидев пару лет, или кандидатом на высокий пост - в обоих случаях под чутким руководством сверху. Тема власти здесь, к слову, рассмотрена не только с точки зрения государственной, но и личной - лидер Елисей доходит, как показано, до не меньшего безумия и абсурдности в своих действиях, нежели чиновники.
Сцена из спектакля "Идиоты"
И в целом за всей злободневностью проглядывают человеческие истории, взятые Серебренниковым и Печейкиным как раз у Триера - о любви, о потере, об одиночестве, о поиске не философского и экзистенциального "внутреннего идиота", а простого человеческого счастья. Режиссер пытается следовать и принципам манифеста "Догмы 95", добавляя документальности и обнажая техническую составляющую процесса. Происходящее на сцене то и дело выводится на плазменные мониторы через веб-камеру ноутбука или обычную камеру в руках у кого-то из героев, на тех же мониторах мелькают страницы в соцсетях - специально к спектаклю его авторы открыли в Фейсбуке группу "Мы, такие же, как Все", выводя эксперимент с подмостков в реальную жизнь. "Звукорежиссеры" в черном снуют по площадке, поднося героям микрофоны, а очертания комнат, дверей, дорожек в бассейне появляются путем наклеивания на пол белой изоленты - почти триеровский "Догвилль". И тут же Серебренников спорит с Триером, манифест которого запрещал "мнимое действие" - например, убийство. У кинорежиссера идея изживает себя, группа распадается, тот самый буржуазный мир оказывается по определению сильнее. В театральной же версии герои заходят слишком далеко в своем дурачестве, отказываясь от идеи из страха и волею суда - буржуазный мир здесь тоже сильнее, но более ощутимо и физически.
Добавляя судебную линию и убивая одного из героев, Серебренников упрощает Триера, как упрощает по сути и финал, выводя на поклон не своих артистов, а актеров "Театра Простодушных", где играют люди с синдромом Дауна - спекуляция чистой воды. Ведь за этой по определению сверхискренней, стирающей всю театральность сценой, сыгранной людьми, не способными притворяться, теряется триеровский финал, в котором героиня Оксаны Фандеры возвращается домой, откуда она ушла после смерти сына. В фильме оказывалось, что она, на протяжении всего действия ставившая под сомнение эксперимент, единственная, кто нашел "внутреннего идиота". Потому что терять больше нечего. У Серебренникова Карина хоть и танцует в пачке, но прячась за спинами "Простодушных" - родственники уже вызывают полицию, смерть больного и страдавшего ребенка не была естественной, нужна расправа. У России свой путь, и "идиотам" здесь не место.
Оксана Фандера в cцене из спектакля "Идиоты"
