Кадровый дефицит медицинских работников в небольших городах и селах, прессинг, под которым вынуждены работать доктора, отсутствие единой врачебной ассоциации — об этих и других проблемах РИА Новости рассказал "детский доктор мира" Леонид Рошаль. Президент "Национальной медицинской палаты" уверен, что лечить и диагностировать в стране за последние десять лет стали лучше, но нерешенных вопросов еще много.
Миллион за работу в деревне
Я говорил и продолжаю говорить о кадровом дефиците. На одного участкового врача, например педиатра, вместо 700-800 детей приходится полторы, а иногда и две тысячи. На участкового терапевта вместо 1700-1800 пациентов — три-четыре тысячи человек. Ясно, что с такой нагрузкой квалифицированно исполнять свои обязанности участковые врачи просто не могут. Конечно, когда студенты заканчивают медвуз, они не очень хотят заниматься поликлинической службой, а тем более трудиться в селе. Эта проблема есть и в Германии, и в Америке, и во Франции, и в Англии. И я с удовольствием вспоминаю, как в Советском Союзе решали кадровый вопрос: выпускников после окончания вуза распределяли работать в первичное звено — и в этом не было ничего плохого. Старшие коллеги продолжали учить и помогать молодым врачам.
Сейчас есть новые формы — например, программа "Земский доктор", где врачу, решившему работать в селе, выделяется миллион рублей. И речь идет не только о сельских врачах, но и о сельских фельдшерах.
Эти меры хотя и помогли, но не сняли проблему. И я продолжаю ставить вопрос о распределении выпускников, обучающихся за госсчет. Минздрав пошел несколько иным, но тоже реальным путем. Сейчас при первичной аккредитации выпускник получает возможность заниматься врачебной деятельностью в должности участкового педиатра или терапевта — первое место работы должно быть на участке. Это не замена распределения, но близко по смыслу. Посмотрим, насколько решение будет эффективным.
Сегодня претензии к врачам от населения значительно раздуты, в том числе и журналистами. Национальная медицинская палата проводит еженедельный мониторинг публикаций: отзвуки в СМИ в четыре-пять раз превышают реальное число уголовных дел против врачей. Причина — публикация информации о начале доследственных проверок, когда вина врачей еще даже не доказана.
И я убежден — лечим и диагностируем мы лучше, чем десять лет назад. Я полностью отвечаю за эти слова. Но растущие требования и развитие интернета делают свое дело. Любой "чих" моментально доносится до следственных органов, прокуратуры, президента. Врачи находятся под прессингом.
Сегодня мы вместе со Следственным комитетом работаем над внесением изменений в Уголовный кодекс России, касающихся уголовной ответственности врачей. Мы твердо стоим на том, что врачебную деятельность необходимо декриминализовать. И не суд должен решать, может ли далее врач заниматься профессиональной деятельностью. Это должно решать врачебное объединение, как это происходит в других странах.
Очень важно — мы договорились о том, что врачи не будут осуждаться по статьям 109, 118 и 238 УК России, по которым сейчас обвиняются большинство медицинских работников. Если будет выделена отдельная специальная статья, то привлечение медиков по общим статьям УК будет исключено.
Мы знаем, что не все идеально, есть много вопросов. Но пока у нас не будет единой врачебной ассоциации, которая сможет предъявлять к каждому доктору определенные профессиональные и этические требования, то у нас все будет по-прежнему. Этический кодекс сейчас не работает, но если доктор будет состоять в едином врачебном сообществе и знать, что его могут лишить возможности заниматься профессиональной деятельностью за нарушение этики, он будет вести себя по-другому.
Специальный закон о защите врачей
Мы настаиваем на том, что нужен специальный закон, который будет защищать врачей, в том числе и сотрудников скорой помощи, и мы работаем над этим. Если травмируют врача, то страдают и пациенты, которым не будет оказана медицинская помощь. Например, в больнице один дежурный доктор — на него напали, избили, а кто будет отвечать, если пациент умрет? Если рентген-техника покалечили, а позже привезли человека с повреждением легких, черепа, кто будет делать его работу?
Государство недорабатывает
Квоты — это деньги. А не выделяют денег — что делать? Где их искать? Продавать машину, квартиру, чтобы спасти жизнь близкого человека? Я могу сказать, что в последние годы квоты на высокотехнологичные операции выросли. Президент сказал, что будет увеличено финансирование здравоохранения.
У нас всегда была развита благотворительность. Но если все больше благотворительных фондов собирают средства, это говорит о том, что государство недорабатывает. А оно, особенно в отношении детей, должно дорабатывать.
Сбор денег на лечение за рубежом не всегда оправдан — в России много квалифицированных врачей и учреждений, где можно сделать самые сложные операции и проводить реабилитацию не хуже, чем за границей. Мы на своем опыте в этом убедились: посылали через один известный фонд на реабилитацию ребенка в Германию, а родители схватили его и привезли обратно к нам — уровень реабилитации оказался выше, чем там.
Только в том случае, когда на уровне Минздрава решен вопрос, что пациента надо отправить за рубеж, тогда министерство финансирует это лечение. Но иногда без помощи благотворительных фондов не обойтись.
Порядочность фондов надо, конечно, проверять. Я сам недавно столкнулся с ситуацией — положили ребенка к нам, в НИИ неотложной детской хирургии и травматологии, мы лечим бесплатно. И вдруг в интернете нахожу — "ищем деньги на лечение ребенка в институте Рошаля". Мы нашли эту нечистоплотную организацию. Так что надо проверять, кто и на что собирает деньги, очень тщательно.
В стране недостаточно реабилитационных центров
Сегодня вопросы реабилитации стоят очень остро. В стране недостаточно реабилитационных центров. Мы спасаем детей, даем возможность жить, но иногда они без движения: со спинальными, черепно-мозговыми травмами. Куда их направить? Это очень дорогая реабилитация. Государственных денег на нее не хватает, поэтому мы создали Фонд содействия в оказании медико-социальной и реабилитационной помощи детям с последствиями тяжелых травм. Он прозрачен, каждая копейка идет туда, куда надо, и я очень благодарен тем, кто отправляет деньги для спасения этих детей.
Зона ЧС: помощь в 20 странах мира
Я всю жизнь занимался тяжелыми травмами. Первый опыт медицины катастроф был в 1988 году, когда в Армении произошло землетрясение, я понял, что детских хирургов там не хватает. Вылетел с коллегами на место трагедии, консультировал и оперировал по всей республике. Мы показали, что помощь детям действительно должна оказываться специализированной детской бригадой.
Сейчас модно отказываться от прививок, но у этого могут быть печальные последствия. Во время войны в Чечне я лечил детей и нашел девочку, лежавшую в бараке с полиомиелитом, потом еще одного ребенка, потом третьего. Это же страшное горе — полиомиелит! Оказалось, что во время войны не прививали детей. А ведь они спасли и спасают тысячи жизней. Только нужно помнить, что прививать надо здорового ребенка. Нельзя прививать ребенка во время респираторных заболеваний, осложнений хронических болезней.
Книга спасла в Чечне
Сталкивались мы в зоне ЧС и с опасными ситуациями. В 1995 году я работал в Чечне, был с двух сторон фронта — и в Ачхой-Мартане, и в Урус-Мартане. И в Ачхой-Мартане меня задержали местные боевики. Долго допрашивали.
