Как верно рекомендуют: прежде чем начинать разговор, стоит договориться о терминах. Касается это и нашей темы. Тем более, с недавней поры в отечественных учебниках истории вместо февральской "буржуазно-демократической" и "социалистической" октябрьской революции 1917 года появился термин, обобщающий оба этих этапа: "Великая российская революция". Для кого-то неожиданность, но не для мировой историографии, просто звучит чуть иначе — "Великая русская революция". Сюда же, кстати, включают теперь и гражданскую войну.
Нововведение логично. Во-первых, мы приблизились к общепринятой в мировой истории терминологии. Во-вторых, причины октябрьского переворота, разумеется, многообразны, но то, что Октябрь есть прямое следствие Февраля, полагаю, очевидно. Не было бы Февраля, Ленин не покинул бы Швейцарию, а Троцкий не примчался бы в Россию из Америки.
К тому же есть и прецеденты: Великая французская революция тоже включает в себя разные фазы: от периода конституционной монархии до Директории. А в промежутке были еще жирондисты, якобинцы, термидорианцы. Вся же французская революция датируется 1789-1799 годами. Десять лет! У нас, даже с гражданской войной, получается меньше.
Наконец, давать новые названия старым вещам занятие полезное: нередко это позволяет обнаружить новые оттенки там, где их вчера никто не замечал. Недаром в копилку мудрых мыслей попало изречение Юлия Цезаря: "Nova vocabula rerum", то есть доказательство, сводящееся к новому обозначению того, что уже известно.
Но главное, конечно, не авторитет Гая Юлия Цезаря. Просто былые советские термины далеко не бесспорны. В старых определениях можно подвергнуть сомнению чуть ли не каждое слово. На термин "великая" русская революция может претендовать по праву — с тем же основанием, что и французская: мир перевернулся. 1917 год изменил не только нашу жизнь. После появления на геополитической карте СССР в той или иной мере перестраиваться пришлось практически всем. А вот все остальное…
Если говорить о Феврале, то вполне вероятно, что эта революция, будь она доведена до конца, действительно стала бы буржуазно-демократической. Однако в реальности этого не произошло. В период между Февралем и Октябрем для русского капитализма было сделано мало. Такие же крохи Февраль дал и народу, во всяком случае, того, что демос жаждал в ту пору больше всего — мира, хлеба и земли, — он так и не получил. Причина очевидна: двоевластие (Временное правительство и Советы) изрядно портило жизнь как "буржуинам", так и низам. Страной тогда правил политический "тяни-толкай", а это никогда не способствует эффективному решению вопросов. Иначе говоря, Февраль может законно именоваться антимонархической революцией. Но не более того.
Еще больше вопросов к определению "октябрьская социалистическая революция". Сюда же в прошлом часто добавляли "пролетарская". Здесь сомнительно все. Начиная уже со слов "социалистическая революция".
Классический марксизм от ленинизма отрекался решительно. И в первые дни после революции и, тем более, позже, когда у власти оказалась одна партия, а Советы после кронштадтского мятежа были стерилизованы. Характерно, что когда в 1924 году большевики поставили вопрос о возможности перенесения могилы Маркса из Лондона в Москву, этой попытке категорически воспротивились его внуки и все крупнейшие социалистические авторитеты Европы, заявившие, что большевики к подлинному марксизму отношения не имеют.
Причем, упорствовали критики, надо признать, не из вредности характера. Из всего многообразия социалистической мысли Ленин взял лишь то, что работало на захват власти, проигнорировав остальное. Между тем, на этом "остальном" не без успеха в ряде западных стран и поднялась позже тамошняя социал-демократия.
Впрочем, "обрезание" марксизму было сделано и просто ради удобства.
Выходя из подполья в широкие народные массы, большевики были вынуждены упрощать тяжеловесный марксизм: попробуйте вбить в малограмотную тогда еще рабоче-крестьянскую голову такой кирпич, как "Капитал". Так что и по этой причине ленинизм — это лишь дайджест классического европейского марксизма.
Учитывая все это, точнее говорить не о социалистической, а о большевистской революции в России. Причем ленинского типа, поскольку даже в самой РСДРП (б) накануне революции уживались разные течения, ручейки и идейные болотца, которые Ленин после своего возвращения из эмиграции постепенно осушил, проведя в партии ряд жестких политико-мелиорационных мероприятий.
Не убеждает и определение "пролетарская" революция. Разумеется, в отличие от "народников", русские марксисты работали главным образом в пролетарской, а не в крестьянской среде. Да и роль забастовочного движения в предреволюционный период была, бесспорно, велика.
И все же взять власть в свои руки большевикам помог в первую очередь "человек с ружьем" — солдат и матрос.
Между тем, тогдашний человек в шинели был по преимуществу призван из деревни, а вовсе не с Путиловского завода. Иначе и быть не могло в крестьянской стране, какой являлась в ту пору Россия.
Недаром слова столь авторитетного марксиста, как Георгий Плеханов ("Русская история еще не смолола той муки, из которой со временем будет испечен пшеничный пирог социализма"), после февраля разделяли едва ли не все главные теоретики большевистской партии. Поэтому не только Плеханов счел известные "Апрельские тезисы" — цитирую — "бредом". Даже "Правда", опубликовав ленинские тезисы, предпочла от них отмежеваться, подчеркнув, что это личное мнение автора.
Для полноты картины добавлю, что у некоторых есть возражения даже против термина "революция". На мой взгляд, это уже перехлест, однако и здесь есть свои резоны, над которыми полезно задуматься. Не отрицая революционных реформ, проведенных советской властью, ряд критиков отмечает, что на свой лад большевики эксплуатировали многие традиционные для русского менталитета консервативные ценности. Именно поэтому, по их мнению, Советский Союз во многом оказался продолжателем дел царской империи. Не бесспорно, но интересно.
В любом случае, как видим, старая терминология испытания временем не выдержала.
Что же, поживем с новой.
