Монаха Алипия те, кто видел написанные им лики святых, называют "современным Рафаэлем". Сейчас у возрожденной после длительного перерыва Валаамской иконописной мастерской, где он трудится, сформировался свой стиль. Специалисты считают его каноническим. Он был принят еще в древней Византии: с некоторыми условностями, схематичностью, без лишних деталей. Небольшое помещение, где рождаются образа, расположено на втором этаже Владимирского скита. Корреспонденту РИА Новости Юлии Чичериной удалось встретиться с иконописцем и разузнать тонкости его ремесла.
— Отец Алипий, расскажите о своей работе, сколько человек трудятся в этой мастерской?
— Всего четыре человека. Но главное — не количество людей и размер помещения, а то, что на Валааме начали возрождать иконопись, которая в тяжелые для нашей страны времена прекратила свое существование. Отрадно, что сейчас она возрождается.
В своей работе мы используем те технологии, которые применяли еще в XII веке. Пишем в основном темперой — натуральной природной краской. Все делаем сами: растираем ее и перетираем с яичным желтком. Главная ее особенность — она не выгорает. Это проверено веками, чего не скажешь о современных красках. Конечно, писать настоящей темперой тяжело — только набивать руку надо минимум года четыре. Темпера — краска прозрачная, и чтобы она смотрелось ярко, надо, набирая цвет, проходить не менее пяти слоев, а бывает, и больше. Доски под икону — липа и сосна.
Каждая икона имеет свой характер, свою историю и свой внутренний свет, который мастер старается передать с помощью своего видения того или иного образа.
— Какой путь вы прошли до того момента, как попали на Валаам?
— На Валааме я только год. Когда мне было 22 года и за плечами у меня уже было художественное образование, я принял решение уйти в монастырскую жизнь. И уже более 30 лет тружусь на благо монастырей. Больше 19 лет прожил во Пскове — вначале моей обителью стал Псково-Печерский монастырь, потом трудился в Мирожском монастыре. А вот иконописью стал заниматься не сразу.
Не всегда те, кто поступают в монастырь, занимаются "близким" для них делом. Так и случилось с Алипием: после прихода в монастырь его спросили о том, что он больше всего любит делать, на что он рассказал о живописи. Услышав восторженный рассказ трудника о живописи, его отправили на работу в… коровник, осваивать новое ремесло. Оказалось, что "все, что около тебя, необходимо любить", и только тогда человек сможет открыть новый мир и познать свои возможности.
— Какими качествами должен обладать человек, чтобы написать лики святых, что в этом деле самое сложное?
— Самое главное — это молитва, которая сопровождает человека в любом занятии, а особенно в таком деле, как написание икон. Одна из главных сложностей — в том, что ты передаешь образ не с натуры, а из своего сердца. Он выглядит так, как его представляет твоя душа. Ты переносишь на доску всю любовь и все благолепие, почерпнутые в молитве. Поэтому перед тем, как приступить к работе, мы всегда молимся.
— А какая самая сложная иконописная работа была в вашей жизни?
— Это икона Божией Матери "Всецарица". Она сейчас находится в алтаре Свято-Преображенского собора, в Благовещенском приделе. На ее создание ушло семь лет. Она довольно большая: высотой около семи метров, шириной — два. Конечно, такая работа была сложной.
Одной из легких считается работа над "окном" — иконой, которая находится в раме. Не ошибусь, если скажу, что сложно расписывать "небо" — своды храма. Не каждый мастер берется за такую работу: она достаточно кропотливая, не терпит ошибок и сложная в физическом плане. К примеру, сейчас я занимаюсь "окном" — пишу лик Ксении Петербургской. Эта икона будет находиться в одном из храмов Пскова.
— Отражаются ли в ваших работах красоты Валаама?
— Роспись — это мистика. Все, что находится во время работы вокруг художника, вызывает прямой отголосок в его творчестве. И природа святого острова обязательно присутствует в образах и настроении, которое передается ликам святых. Мне, кстати, очень нравится японская графика: пятно, силуэт и линия — все эти детали очень близко подходят к иконописи.
— Каждая ваша работа имеет свой характер. А бывают ли повторения?
— Икона не может повторяться, она не штамп. Вот перед вами два образа Ксении Петербургской (показывает на свои работы. — Прим. авт.), всмотритесь: лик один, а все же они разные. Здесь играют свою роль много факторов: колорит, настроение, душевный порыв, переживания или, наоборот, ликование в сердце, солнце — бездна чувств. А были случаи, что перед написанием святого лика мне он являлся во сне. Проснувшись, торопился в мастерскую, чтобы уловить и передать этот образ.
— Можно ли разделить вашу жизнь на до и после того, как вы стали монахом?
— В 1990-х годах я окончил Симферопольское художественное училище и решил уйти в монастырь. Тогда я часто пребывал в "безпомыслии", то есть без помыслов — не двигаясь вперед, постигая и узнавая что-то новое… Будто останавливалась жизнь, и я замирал вместе с ней.
В этом есть минусы, но есть и плюсы. Иногда мне это состояние помогает: стоишь "внутрь себя", без всяких помыслов, пишешь работу, а твою руку кто-то ведет. Это состояние блаженное. Ты отключаешься, а потом видишь результат и восхищаешься каждым штрихом.
Попал в монастырь. Могу сказать, что моему становлению как иконописца помогла молитва старцев — протоиерея Николая Гурьянова и насельника Псково-Печерского монастыря архимандрита Иоанна (Крестьянкина). При встрече с ними я просил у них молитв в помощь.
— А какая, на ваш взгляд, главная цель иконы?
— В иконописи самое главное — это основа: чистота сердца. Икона же выступает в роли помощницы в достижении главной цели — любви, добра и сердечного тепла. Икона есть искусство из искусств, это больше, чем творчество. Во время работы мы непрестанно молимся.
Монашеское дело — передать внутреннюю чистоту сердца. Человек должен узреть ее в себе — там есть бездна, в которой ты найдешь ответы на все вопросы. Насколько человек очистит свое сердце, настолько икона становится чудотворной.
