Максим Соколов, для РИА Новости
В краткий промежуток времени между злодейским убийством Аркадия Бабченко и восстанием из мертвых мужественного журналиста его прогрессивные симпатизанты наряду с прочим сразу превентивно отвергли два возможных рассуждения о злодействе. Принципиально негодными (хотя в данном случае в силу краткости пребывания Бабченко в царстве Аида их даже не успели произнести) были названы:
б) рассуждения про "сакральную жертву", тогда как известно, что такой жертвы не может быть, потому что не может быть никогда.
Сразу и покончив с этими рассуждениями, бабченколюбы предложили Кремлю придумать что-нибудь поновее, ибо такие затасканные старые штуки уже совсем надоели.
Тут можно возразить что дважды два — четыре, а равно теорема Пифагора тоже большой новизной не отличается, можно даже сказать, что уже приелась, однако никто даже самый прогрессивный и самый ненавидящий российскую власть почему-то не требует придумать что-нибудь более оригинальное. Причем это относится не только к математическим формулам. Наставления по следственному делу — что уже гораздо ближе к исследуемому предмету — тоже новизной не блещут. Преступление и наказание вещь довольно старая.
По пункту "а" надо напомнить, что формуле "Cui prodest?" (в полном виде "Is fecit cui prodest" — "Тот сделал, кому выгодно") две тысячи лет. Конечно, древность принципа не является всепобеждающим аргументом в его пользу, но, во всяком случае, прежде чем отмахиваться от столь древней мудрости, стоит задуматься. Тем более что и сегодня все полиции мира, приступая к расследованию преступления, руководствуются этой римской формулой.
Но к теме выгоды или невыгоды покушения вопрос о значимости жертвы имеет самое прямое отношение, ведь убийство объявлено политическим. Что касается Бабченко, то это уже вообще "яка держава, такiй i теракт". Найти более удивительного человека (скажем мягко, потому что не столь мягкие определения все выходят неудобными для печати), может быть, и можно, но очень трудно.
Поведение "кровавого режима" тут совершенно необъяснимо, и единственной правдоподобной версией (согласно завету Шерлока Холмса) является та, что оппозиционер, еще могущий причинить вред, — это золотой фонд известно у кого, и трогать его нельзя, а оппозиционер, уже ни для чего не полезный, может сослужить последнюю службу в качестве трупа. Звучит неприятно, но кто сказал, что продвижение демократии — это вам лобио кушать.
Это уже вопрос веры, но вообще-то при изучении преступлений подобает изучать все версии. В том числе даже и такие, которые могут показать, что в деликатных делах грань между нехорошим и хорошим режимом бывает довольно зыбкой. Попросту говоря, джентльмены на службе ее величества (привязка к стране условная) тоже на многое способны.
Но самое странное тут вот что. И украинские братья, и весь западный мир не устают говорить о гибридной войне, развязанной Россией против Запада.
И всякие обманные маневры, всякая постановка ложных целей и есть суть гибридной войны. Если какая-то из сторон разгадала неприятельскую военную хитрость, то странно на это обижаться, хитрости тоже приедаются, да и в процессе противоборства люди набираются опыта, помогающего им разгадывать маневры партнера. Тем более когда маневры в филигранном украинском исполнении.
А поскольку набор маневров и хитростей ограничен — война в общем-то вещь очень традиционная, — то и контрманевры тоже не могут отличаться новизной. Требовать, чтобы Россия отказывалась от квалификации неприятельских хитростей, поскольку в этой квалификации нет ничего нового, это уже чрезмерный постмодернизм. Все равно что отвергать учение Эпаминонда о соотношении сил обороняющихся и наступающих, ведь этот древний грек жил невесть когда. В военных академиях такого подхода к старой мудрости бы не поняли.
