Нью-Йоркский адвокат Стив Зиссу представляет интересы российского бизнесмена Виктора Бута, отбывающего в США 25-летний тюремный срок по обвинению в подготовке сговора с целью убийства граждан и военнослужащих США, материальной поддержки терроризма, и незаконного оборота средств противовоздушной обороны. С момента ареста в результате провокационной операции американских спецслужб в Бангкоке в 2008 году Бут, который не признает себя виновным ни по одному пункту обвинения, отбыл в тюрьмах уже почти 14 лет. Зиссу уверен, что его подзащитному давно пора вернуться домой, и пытается добиться досрочного освобождения россиянина. Корреспондент РИА Новости Евгений Беленький побеседовал со Стивом Зиссу о состоянии здоровья Виктора, о вероятности обмена заключенными между Россией и США, и о других перспективах возвращения россиянина домой.
– Стив, вы несколько дней назад разговаривали с Виктором по телефону. Что бы вы могли сказать о его физическом и душевном состоянии?
– Я не буду обсуждать проблемы здоровья Виктора, это вопрос частной жизни, но Виктор с каждым годом становится старше, он уже находится в заключении почти 14 лет, в тюрьмах, в которых нет медицинских учреждений мирового класса, и для Виктора, как и для других людей в его положении, есть риск: с возрастом у каждого человека увеличивается вероятность возникновения угрожающих жизни состояний, а в пенитенциарном учреждении, в котором он находится, просто нет возможностей для быстрого своевременного реагирования на такие состояния. Например, при инфаркте или другом серьезном сердечно-сосудистом эпизоде, при наличии возможности оказать помощь человеку в первые полчаса, его шансы выжить и нормально прожить еще много лет значительно повышаются. Но в тюрьме такой возможности не существует, и для господина Бута, при условиях, в которых он содержится, с возрастом эта опасность растет. Чем дольше человек находится в тюрьме, тем больше у него шанс умереть, смертность от таких эпизодов и состояний среди заключенных выше, чем на свободе, тюрьма – это большой риск для здоровья. И поэтому время, когда Виктору необходимо выйти из тюрьмы, уже наступило.
Что касается морального и душевного состояния Виктора, я счастлив повторить то, что я говорю часто: Виктор Бут – один из самых духовно сильных людей, которых я когда-либо встречал. Он обладает экстраординарной способностью всегда находить в себе силы для преодоления того негативного влияния, которое оказывает на психику вся обстановка, в которой он ежедневно находится, как бы эта обстановка ни давила на него, как бы ужасна она ни была, и как долго бы это ни длилось. Он пережил много такого, что давно сломало бы менее сильного человека. Я рад сообщить, что его душевное здоровье в полном порядке, он полон сил и уверенности в том, что настанет день, когда он снова увидит свою жену и дочь, и вернется на Родину.
– На какой стадии находятся сейчас усилия, ведущие к возвращению Виктора домой, какие существуют варианты его репатриации в Россию?
– Усилия по репатриации Виктора продолжаются, мы продолжаем выстраивать аргументы, которые должны стать основанием для его освобождения, для каждого из возможных вариантов, таких, как передача в Россию по конвенции о передаче заключенных, обмен заключенными, сострадательное освобождение. Аргументы для всех этих вариантов взаимосвязаны и взаимно дополняют друг друга, и нам, на самом деле, все равно, какой именно из вариантов сработает. Главное, чтобы его результатом стало освобождение Виктора и его возвращение домой.
– Что произойдет, если усилия защиты не увенчаются успехом, Россия и США не смогут договориться об обмене, в передаче по конвенции снова откажут, а суд не согласится с доводами защиты о необходимости досрочного освобождения?
– Если ничего неожиданного не произойдет, исходя из условий приговора, Виктор и так должен выйти на свободу досрочно, примерно через 6 с небольшим лет. Но и это очень долгий срок для заключенного, тем более для Виктора, который уже отбыл в тюрьмах 14 лет.
Стремление правительства США продержать его в неволе как можно дольше сейчас начинает постепенно ослабевать, потому что он и так должен будет выйти на свободу. Ведь он не был приговорен к пожизненному заключению, как требовало правительство США. Судья Шира Шейндлин приговорила Виктора к минимальному сроку по тем статьям обвинения, по которым присяжные признали его виновным, то есть к 25 годам. Реально Виктору придется отбыть в заключении около 21 года. Еще потребуется некоторое время на оформление его депортации по отбытии срока заключения, но эта процедура обычно начинается заранее, чтобы к окончанию срока заключения документы на депортацию были уже готовы.
А потом было бы неплохо, чтобы Президент Путин послал за ним самолет, иначе Виктору придется ждать очереди на репатриацию вместе с другими заключенными-иностранцами, у которых закончились сроки заключения. Репатриация из США осуществляется службой маршалов, на специальных самолетах, и маршруты таких самолетов строятся в зависимости от количества освобожденных, летящих в одну и ту же страну. Рейс может начаться, скажем, с перелета в Аргентину, и пока он доберется до России, Виктор может совершить кругосветное путешествие.
– Что вы думаете сейчас о перспективах обмена Виктора и других российских заключенных на американцев, находящихся в российских местах заключения? Саммит президентов Путина и Байдена в Женеве в июне прошлого года дал некоторую надежду на обсуждение этого вопроса на уровне МИД РФ и госдепартамента США. Прошло 8 месяцев. Что изменилось за это время?
– Если говорить о путях досрочного освобождения Виктора, к которому мы стремимся, на настоящий момент уже совершенно ясно, что правительство США не проявляет никакого интереса к обмену заключенными. Все, что мы слышим от американской стороны – это безостановочная чепуха об американцах в российских тюрьмах, которые якобы являются заложниками, в то время как россияне в американских тюрьмах "отбывают наказания за реально совершенные преступления в соответствии с законом". Конечно, это будет в некоторой степени подрывать наши усилия. Пока американские политики пользуются возможностью покрасоваться перед избирателями заявлениями об американских "заложниках" в тюрьмах России и "законно осужденных российских преступниках" в тюрьмах США, госдепартаменту будет трудно вот так вдруг сказать российской стороне: "давайте проведем обмен заключенными".
Я не думаю, что ситуация скоро изменится, и что скоро мы увидим американскую сторону за столом честных конструктивных переговоров.
В то же время я вижу желание и готовность к таким переговорам у российской стороны. Как вам известно, я гражданин США, но я нахожу, из опыта общения с российскими официальными лицами, что российская сторона открыта для переговоров о справедливом и разумном обмене.
И я надеюсь, что госдепартамент США и президент Байден в конце концов увидят, что, является ли Виктор Бут печально известным торговцем оружием или нет, срок его заключения конечен, и скоро подойдет к концу, то есть речь не идет об освобождении осужденного на пожизненное заключение, и они смогут наконец сделать шаг вперед. Виктор отбыл к настоящему времени больше лет, чем получилось бы, если сложить вместе сроки, к которым приговорены в России Пол Уилан и Тревор Рид. Поэтому пора уже здесь в Америке приступить к серьезным разговорам о том, что Виктор рано или поздно выйдет из тюрьмы и вернется домой, и зачем нужно без толку тратить его время, держа его в заключении еще больше 6 лет? В этом нет никакого смысла. Впрочем, во многих высказываниях американских политиков для меня нет никакого смысла.
– Какие действия, помимо уже готовящихся защитой, можно было бы предпринять в нынешней ситуации, когда незаинтересованность властей США в переговорах об обмене – это уже факт, который трудно подвергнуть сомнению?
– Мое мнение об этом таково: пришло время семьям россиян, заключенных в американские тюрьмы и американцев, отбывающих тюремные сроки в России, собраться вместе и объединить усилия ради общей цели репатриации их родных и близких. Я не могу вам сейчас раскрыть, с кем именно мы разговариваем, но у нас уже было несколько бесед с семьями американцев, находящихся в российских тюрьмах. Мы видим уже некоторую степень открытости к позитивному диалогу, потому что нашим собеседникам становится совершенно ясно с течением времени, что правительство США не сделало для возвращения их родных домой совсем ничего, и, на самом деле, не заинтересовано в переговорах на эту тему.
Я надеюсь, что, собрав эти семьи вместе, мы сможем организовать свой собственный "мини-госдепартамент", и вместе будем лоббировать проведение разумной сделки, которую необходимо реализовать. И сейчас уже видны задачи, с которых можно начать эту деятельность. Я думаю, что люди, заинтересованные в возвращении домой, например, Виктора Бута или Константина Ярошенко, могли бы сделать что-то (в России). Например, заключенный в одной из российских тюрем американец Тревор Рид уже несколько месяцев не имеет возможности позвонить домой родителям. Ему 30 лет, и он несколько месяцев не имеет возможности позвонить домой. Я бы не взялся защищать такую меру воздействия на суде. Это выглядит так, как будто российская сторона наказывает людей, потому что американская сторона не желает вести переговоры. Для меня, вне зависимости от того, что происходит в тюрьме (в которой содержится Рид), телефонный звонок молодого человека своей матери не выглядит проблемой, которая должна решаться постановлением конгресса или российской Государственной думы.
Что бы ни происходило в тюрьме, мне такой отказ в звонках родителям представляется бесчеловечным и, помимо этого, представляющим российскую сторону в невыгодном свете, как будто Россия проявляет несправедливость по отношению к Тревору Риду. Это должно прекратиться. Неважно, выполняет он тюремные правила, или не выполняет, реальность состоит в том, что мать не должна так долго ждать звонка от сына, находящегося за 10 тысяч миль от нее. Это не значит, что Тревор Рид должен получить в российской тюрьме какие-то привилегии, как если бы он образцово выполнял тюремные правила, когда он в действительности их нарушает, вовсе нет. Но возможность один раз в какой-то определенный момент после длительного перерыва позвонить матери и сказать "Мама, я в порядке", такая возможность должна у него быть! То, что этого не происходит, невозможно оправдать.
Я понимаю, правила должны исполняться, система есть система. Но бывают моменты, когда требуется исключение на гуманитарной основе. Если бы такое случилось здесь с Виктором, а это с ним здесь случалось, я бы сразу пошел с этим вопросом к судье, и все объяснил бы. И, скорее всего, получил бы поддержку, судья бы разрешил такой гуманитарный жест, потому что семья не должна страдать больше, чем она уже страдает от того, что сын или муж или отец находится в тюрьме, и не просто в тюрьме, а еще и в другой стране. Речь идет здесь только об одном звонке после длительного перерыва, о гуманитарном жесте со стороны администрации тюрьмы.