Россия и Китай 16 июля отмечают 20-летие Договора о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве. Накануне юбилейной даты чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации в Китае Андрей Денисов рассказал в интервью РИА Новости о перспективах открытия границ между двумя странами, сложностях взаимного признания вакцин, возможных визитах на высшем уровне, о том, почему Крым – не Тайвань, и на чьей стороне будет Россия в случае войны Китая и США. Беседовали корреспонденты РИА Новости в Пекине Жанна Манукян и Анна Раткогло.
– Когда разрабатывался договор, китайская сторона настояла на том, чтобы в текст была включена статья по тайваньскому вопросу, по которой Россия признает Тайвань неотъемлемой частью территории Китая и выступает против его независимости. Может ли такая же статья по Крыму войти в текст договора? Поднимала ли российской сторона этот вопрос с Китаем?
– Прежде всего я не стал бы увязывать эти вопросы воедино. Они имеют совершенно разную природу, совершенно разную подоплеку, поэтому и говорить о них надо как о совершенно разных темах. Что касается Тайваня, то есть незыблемая позиция нашей страны, которая не меняется и не может поменяться ни сейчас, ни в будущем. Дело не в признании или непризнании независимости Тайваня, а дело в констатации факта, что Тайвань является частью КНР, и что Китай – единое государство, а Тайвань – его неотъемлемая часть. Эту позицию разделяют практически все страны мира за исключением очень узкой группы маленьких государств, которые имеют иную позицию в силу определенных исторических причин и причин финансово-экономического характера и не более того.
Здесь изменений быть не может, так что ставить вопрос о том, что кто-то настаивал на включении соответствующей статьи, по меньшей мере, неправомерно. Мы никогда не были против констатации этого совершенного очевидного для нас принципа во всех наших межгосударственных документах.
Что же касается Крыма, то природа этого явления международной жизни совершенно другая. Если говорить о позиции Китая, то в 2014 году, когда население Крыма фактически полностью на референдуме на совершенно законных основаниях высказалось о вхождении в состав нашей страны, то в Китае было официально заявлено, что здесь видят исторические корни и понимают политические причины этого события. Более того, тогда прозвучала формула, "в любой случайности всегда есть элемент неизбежности". Поэтому мы вправе говорить, что в Китае понимают те мотивы, которые привели к изменениям на карте. Говорить о какой-то увязке крымского вопроса с ситуацией с Тайванем нет никаких оснований, и это никогда делаться не будет. Вопрос признания существующих и совершенно объективных реальностей в Крыму и вокруг Крыма – просто вопрос времени.
– Была информация о том, что президент Путин приедет на 100-летие Компартии Китая, потом – что на 20-летие договора. Кроме того, сообщалось, что председатель КНР Си Цзиньпин также готовится совершить визит в Россию. Могли бы вы подтвердить эту информацию?
– Я бы так сказал, что возобновление обмена визитами между руководителями двух государств – это то, о чем мы постоянно думаем и о чем постоянно мечтаем. Напомню, что до пандемии наши руководители встречались не менее пяти раз в год, как в самих наших странах – Китае и России, так и на международных площадках. Это были полноформатные встречи с большой повесткой дня. Мы сумели сохранить интенсивность контактов, несмотря на пандемию. Наши руководители находились в постоянном телефонном контакте, за прошедшие полтора года состоялись несколько телефонных разговоров, а 28 июня состоялся первый контакт наших руководителей по закрытой видеосвязи, и ее мы намерены использовать впредь.
Что же касается визитов, то могу вам сказать совершенно ответственно, что все это не более, чем слухи. К сожалению, но слухи. Не было никаких обсуждений, даже постановки вопроса о возможности как визита китайского руководителя к нам, так и президента России в Китай. Хотя, строго говоря, по существующей нашей формуле обмена визитов на высшем уровне, еще в прошлом 2020 году президент Российской Федерации должен был прибыть с официальным визитом. Этого не произошло по понятным причинам. Не произошло и скорее всего не произойдет и в этом году. Те высокие юбилейные даты, о которых вы говорили, 100-летие Компартии, 20-летие нашего большого договора, к сожалению, тоже не могли рассматриваться как удобные вехи политического календаря для организации визитов. Этого, к сожалению, не было, и быть не могло по понятным причинам.
В следующем году в Китае должны состояться зимние Олимпийские игры. Мы знаем, что есть практика приглашения высоких иностранных гостей на открытие Олимпийских игр. В 2014 году председатель Си Цзиньпин был гостем президента Путина на открытии Олимпиады в Сочи, но этот вопрос (визита Путина – ред.) тоже пока является скорее предположительным. Но повторяю еще раз: контакты между нашими руководителями поддерживаются и все необходимые вопросы так или иначе они обсуждаются.
– Многих сейчас заботит вопрос взаимного признания вакцин. До сих пор ни Россия, ни Китай не признали вакцины друг друга. Почему? В чем сложность переговоров? Когда будет взаимное признание?
– Я бы начал с того, что сам по себе вопрос о вакцине, их разработке, применении — это один из аспектов, связанных с борьбой с обрушившимся на нас бедствием. Разумеется, он находится в повестке наших контактов буквально на всех уровнях, в том числе руководители наших государств затрагивают этот вопрос в своих контактах, профильные ведомства, наконец научные учреждения, фармацевтическая промышленность, медицинские службы, так или иначе находятся в тесном и постоянном контакте.
С обеих сторон имеется заинтересованность в сотрудничестве во всех аспектах этой проблемы. Имеется полная политическая воля и добро на широкое сотрудничество в этом вопросе, но понятно, что для обеих наших стран на первом месте находится вопрос вакцинации собственного населения. В Китае она продвигается несколько более успешно, чем у нас. Здесь уже сделано 1,3 миллиарда прививок. Одним из этого миллиарда являюсь я, потому что в начале года я сделал китайскую прививку и затем спустя какое-то время – вторую, и еще месяц спустя – так называемую "бустерную". Так что в данном случае есть и мой личный опыт.
Теперь по вопросу признания вакцин. Если быть точным, то надо говорить о двух вещах: о государственной регистрации и взаимном признании сертификатов о вакцинации или кодов здоровья или других вариантов.
Что касается государственной регистрации вакцин, то это процесс довольно серьезный, многомерный и не быстрый. Здесь мы тоже с китайскими коллегами сотрудничаем и достаточно далеко продвинулись в этом сотрудничестве.
В Китае идут переговоры, найдены партнеры по производству здесь в Китае нашей вакцины "Спутник V", переговоры о локализации производства в Китае. Но даже начало производства вакцины не означает регистрацию. Почему? Потому что для регистрации вакцин требуется проведение масштабных клинических испытаний, а в Китае провести клинические испытания невозможно по понятным причинам. Страна здоровая. Здесь нет контингента, на котором можно было в добровольном порядке проверить эти вакцины. Так что я бы сказал так: процесс идет, пока еще не завершен, но определенные перспективы его завершения в недалеком будущем уже просматриваются.
– Согласна ли Россия с предложением китайской стороны о создании так называемых ковид-паспортов или кода здоровья для поездок?
– И для нашей страны, и для Китая приоритет – обеспечение полной безопасности своих собственных граждан в этом вопросе. В Китае разработано специальное приложение, в которое интегрируются наши персональные данные, я имею в виду тех, кто сделал прививку, тестирование и так далее. Оно предназначено прежде всего для китайских граждан, но как нам говорят наши китайские партнеры и для иностранцев, въезжающих в Китай из-за границы.
Пока, насколько нам известно, у Китая нет договоренности ни с одной зарубежной страной о признании того, что в просторечии можно именовать кодом здоровья, видимо здесь тоже требуется время. Вопрос имеет широкое международное значение, касается далеко не только нашей пары стран, но и отношений России и Китая со всем остальным миром. Лично мне кажется, это моя собственная оценка, это может последовать на какой-то универсальной основе, возможно через международные профильные организации, но так или иначе речь может идти о более широких, чем двусторонние, договоренностях. Вот так обстоят дела.
– Мы сейчас говорим об электронных сертификатах о вакцинации, но есть возможность заменить его бумажным сертификатом международного образца, чтобы снять обеспокоенность относительно безопасности персональных данных. Идут ли какие-то переговоры о том, чтобы можно было предоставить бумажный сертификат, и китайская сторона могла бы его признать?
– Я вас прекрасно понимаю и в равной мере также лично заинтересован, чтобы этот вопрос был решен, потому что мы с вами находимся далеко от дома и перед нами стоит такой сугубо житейский вопрос поездки домой, а потом возвращения на место работы. Я, кстати сказать, этот путь уже проделал и столкнулся со всеми барьерами. Здесь я хотел бы подчеркнуть следующее. Да, в Китае идет широкая вакцинация, разрабатываются различные варианты свидетельств о вакцинации, высказываются разные мнения. Как вы справедливо отметили, здесь возникает морально-этическая проблема о сохранении персональных данных, вопросы эти в общем контексте между нашими странами обсуждаются, но решения пока никакого не вырисовывается, а раз так, то применяются достаточно строгие санитарно-карантинные ограничения.
Могу сказать совершенно ответственно, что никакого различия между въезжающими сюда гражданами Китая и иностранцами нет. Более того, никаких даже мельчайших привилегий и преимуществ тем, кто сделал китайскую вакцину, тоже не предусмотрено. Когда я весной на очень короткое время по объективным обстоятельствам выезжал в Москву и возвращался обратно, я прошел через все эти барьеры. Как у себя в стране прошел несколько тестирований, чтобы попасть на самолет, и потом здесь по прилете проходил на общих основаниях трехнедельную карантинную проверку несмотря на то, что как вы говорите, у меня есть официальный документ с красной печатью о китайской вакцине, и все необходимые данные медицинского тестирования.
Так что порядок здесь строгий, и к этому надо относиться с пониманием. Китай – страна без болезни, и здесь очень строго, очень дотошно относятся к пресечению малейшей возможности проникновения инфекции на территорию страны с населением почти полтора миллиарда человек. В общем к этому надо относиться с пониманием, пока ситуация такая.
– Почему вы привились китайской вакциной?
– Во-первых я сделал это сугубо добровольно, и не я один. Во-вторых, я уже в начале года сам для себя прорабатывал вместе со своими руководителями выезд в Москву и вакцину сделал в целях собственной безопасности, я вполне доверяю китайской вакцине. Sinopharm – это главная китайская вакцина, как наш "Спутник V". Во-вторых, я рассчитывал, что это в какой-то мере, если не облегчит, потому что это невозможно, то хотя бы создаст благоприятный фон для последующего возвращения к основному месту работы. Потому что для обладателей дипломатических и служебных паспортов въезд в Китай не закрыт.
Что касается меня, то это был главный мотив. Мы, естественно, рассчитывали на возможность вакцинации нашей вакциной, но в тех странах, где есть свои разработки, как минимум, разрешено делать местные вакцины на сугубо добровольной основе. У нас здесь несколько десятков наших коллег, которые сделали прививки в Китае китайской вакциной, но только те, кому это реально нужно. Мы все знаем, что в Китае болезни нет, и если находишься в Китае и нет плана выезда домой, то вакцинироваться нет никакой необходимости, а вот если есть – то нужно. Это дело сугубо добровольное, каких-либо негативных последствий, в том числе и я, не испытали.
– Ведутся ли с китайской стороны переговоры об открытии наземных пунктов пропуска в пассажирском направлении? Когда это может произойти? Когда может быть восстановлено нормальное транспортное сообщение?
– Это большая проблема, не скрою, и предмет нашей серьезной озабоченности. Это одно из неизбежных, к сожалению, последствий коронавирусной инфекции. Граница наша с Китаем, только ее восточный участок, составляет почти четыре тысячи километров. На нем расположено около 20 так называемых пунктов пропуска, сейчас они продолжают работать, не все из них, но только для грузового сообщения: автомобильного и железнодорожного. Здесь есть определенные ограничения, немалые сложности, особенно для автомобильного сообщения, но так или иначе, пусть в ограниченном масштабе, перемещения грузов через границу продолжаются. Поскольку и мы, и китайские партнеры жизненно зависим от этих грузов.
Что касается пассажирского перемещения. Это, я еще раз повторяю, вопрос, связанный с эпидемией, оно в настоящее время закрыто. С нашей стороны есть готовность открыть погранпереходы даже сейчас, по объективной причине – в Китае вируса нет. Мы готовы открыть уже сейчас. Более того, 1 июля мы в одностороннем порядке отменили противоэпидемические ограничения для лиц, въезжающих на территорию Российской Федерации из Китая, имеется в виду китайских граждан. По той же причине – здесь нет болезни. Мы надеемся на взаимность, но пока это только надежда. В нашей стране, к сожалению, ситуация далеко не блестящая. Мы это хорошо видим с вами, есть ежедневные данные статистики, видят это и в Китае. Поэтому исходя из национального приоритета, исходя из огромных усилий, которые делаются здесь, чтобы обеспечить нулевую заболеваемость, в Китае пока въезд для наших граждан, кроме отдельных категорий, ограничен.
Жесточайший контроль на границе, ограничение на въезд в страну – это, наверное, единственная мера, которая обеспечивает достижение этой самой нулевой заболеваемости. Мы знаем о том, что впереди Олимпийские игры, другие разного рода серьезные внутренние мероприятия, так что к этой ситуации надо относиться с пониманием.
– Китай по-прежнему не разрешает иностранным студентам вернуться на учебу, в том числе и российским. Обсуждается ли этот вопрос с китайскими компетентными органами? Есть ли какие-то сроки, обозначенные китайской стороной, когда иностранными студентам разрешат вернуться в Китай?
– Это действительно беда, беда целого поколения. Общее число китайских студентов, которые учились в нашей стране до ковида, составляло где-то 30-40 тысяч человек, наших студентов в Китае было около 25 тысяч человек, так что это коснулось большого числа молодых людей. Разговоры об этом естественно ведутся, эта проблема в центре внимания, мы в постоянном контакте с китайским министерством образования, у нас есть полное понимание позиций. Но пока, к сожалению, возможности выделения студентов, скажем, из общего числа иностранных граждан, пока не просматривается.
Что касается обратного потока, то здесь, как я уже сказал, мы фактически отменили ограничения на въезд в нашу страну из Китая, поэтому в принципе, возможность возвращения китайских студентов на учебу в нашу страну существует. И мы этот вопрос тоже обсуждаем с нашими китайскими коллегами. Другой вопрос, готовы ли они вернуться в нашу страну, где заболеваемость на достаточно высоком уровне. Посмотрим, это произошло недавно, сейчас мы будем эти вопросы обсуждать, возможно, таковые и найдутся, хотя, я думаю, не в том масштабе, как до эпидемии.
Что же касается наших студентов, мы, конечно, надеемся на взаимность, но эта взаимность может последовать только за снижением заболеваемости. Надо подходить к этим вопросам с таких реалистических позиций. Китайские вузы, насколько я знаю, делают все возможное, чтобы наладить дистанционное обучение. Мы прекрасно понимаем, что никакое дистанционное обучение не заменит очного учебного процесса, но таковы обстоятельства.
– Вы несколько раз упомянули предстоящие Олимпийские игры в Китае. Обсуждается ли с китайской стороной вопрос и алгоритм приезда Олимпийской сборной России на зимние Игры в феврале 2022 года? Какие на данный момент требования выдвигает китайская сторона? Требуется ли обязательная вакцинация и четырехнедельный карантин? Что известно на данный момент?
– Мы, конечно, готовимся, я уж не говорю о том, что готовится китайская сторона и готовится очень серьезно. В марте этого года я с группой послов под руководством министра иностранных дел Ван И совершил поездку в районы к северу от Пекина – основные базы проведения спортивных соревнований в рамках зимних Олимпийских игр. Уже тогда убедился, что за год до Олимпиады готовность там была 90%. Но это техническая сторона дела. Ни у кого не было сомнений, что Китай в состоянии должным образом подготовиться к такому масштабному спортивному событию.
Что касается болезни, то здесь ситуация значительно сложнее. В Китае есть государственный комитет, курирующий вопрос подготовки к Олимпиаде, мы здесь в посольстве, наше министерство спорта, Олимпийский комитет России находимся с китайскими спортивными властями в постоянном контакте. Один из наших старших дипломатов, свободно владеющих китайским языком, как мы рассчитываем, будет аккредитован в качестве спортивного атташе нашей страны, так что вся необходимая инфраструктура для поддержания рабочих контактов у нас создана. Разумеется, возможность проведения Олимпийских игр, условия их проведения пока еще остаются большой загадкой.
Сейчас в финальную стадию вступила подготовка к летней Олимпиаде в Токио, разумеется, наши китайские партнеры самым внимательным образом следят за тем, как складывается ситуация там. Международные спортивные инстанции, и МОК, и китайский Олимпийский комитет будут строить свою политику исходя из опыта японской Олимпиады.
Поэтому и в Китае все это будет решаться на каком-то более позднем этапе. Во всяком случае мы должны быть готовы, наши спортсмены продолжают подготовку, но вопросы вакцинации, самой организации соревнований, будут решаться на более позднем этапе. Я уверен, в том, что китайские органы власти, имеющие отношение к Олимпиаде, сделают все возможное для того, чтобы Олимпиада состоялась.
– Ведет ли Россия диалог с Пекином по поводу его участия в переговорах по ограничению вооружений после истечения срока договора СНВ-3? Будем ли убеждать китайских коллег? Какова их позиция?
– Вы затрагиваете достаточно сложные вопросы, которые находятся в таком подвижном состоянии. Например, недавно ушедшая администрация президента Трампа категорически отрицала возможность продления существующего между Россией и США договора о сокращении стратегических вооружений. Новая администрация поменяла позицию, более того выступила за продление. Мы рассматриваем вопросы стратегической стабильности, я имею РФ, прежде всего с точки зрения наших отношений с США. Для нас это в первую очередь двусторонний вопрос, поскольку по ракетно-ядерному потенциалу наши две страны ушли далеко вперед от остальных стран мира, включая Китай. Мы не возражали против участия Китая в коллективном обсуждении вопроса стратегической стабильности и безопасности, но, во-первых, это решение сугубо Китая, и второе – как мы неоднократно и прямо заявляли нашим американским партнерам, мы уговаривать наших китайских партнеров категорически отказываемся. Это все-таки суверенный вопрос для Китая.
Теперь, что касается Китая. Китай действительно располагает ракетно-ядерным потенциалом. По оценке Стокгольмского института стратегических исследований, он составляет примерно 320 ядерных боеголовок. Это примерно столько же, сколько у Англии и Франции, кстати сказать, которых наши американские партнеры категорически отказываются учитывать в любых раскладах, связанных с ограничением вооружений, ведением переговоров по этому вопросу. И в то же время это количество в десятки раз отстает от реальных потенциалов США и России, которые примерно равны. Что касается позиции Китая, то она неоднократно выражалось китайскими руководителями, представителями.
Совсем недавно министр иностранных дел Китая Ван И еще раз высказался на эту тему, она сводится к следующему, что две самые крупные ядерные державы, имеются в виду Россия и США, должны и дальше продолжать сокращать свои ядерные вооружения в соответствии с формулой "в контролируемом, необратимом и юридически обязывающем порядке". Вот позиция Китая.
В то же время Китай – активный участник международного процесса разоружения, и в Китае неоднократно заявляли, что здесь готовы к диалогу по снижению ядерных рисков на широкой многосторонней основе. Вот позиция Китая, мы относимся к ней с уважением, поэтому, как я говорил выше, мы не считаем, что это является каким-либо препятствием и вообще каким-либо фактором, которые могут и должны воздействовать на процесс российско-американских переговоров о стратегической стабильности
– Российская сторона ранее заявляла, что речь о военном союзе с Китаем не идет. Сохраняется ли эта позиция, несмотря на недружественную политику Запада? Почему?
– Решения такого рода о создании союза или нет, определяются прежде всего политическими интересами. Политические интересы и с китайской, и с нашей стороны говорят отнюдь не в пользу, скажем так, фиксации формального союза, наложения на себя каких-нибудь союзнических обязательств, нам и Китаю этого попросту не нужно. Как отмечал в своих публичных выступаниях председатель КНР Си Цзиньпин, наши отношения формально не являются союзническими, но по ряду направлений сотрудничества мы продвинулись даже дальше формально союзнических отношений, и это действительно так.
Вы правы в том, что окружающая среда складывающаяся или обстановка побуждают наши две страны, у которых объективно достаточно большое поле совпадения внешнеполитических интересов, заставляют как-то координироваться, держаться ближе друг к другу. Но союзнические отношения в традиционном понимании — это все-таки уходящая натура, это некие взаимные обязательства между старшими и младшими, ориентация на какие-то определенные центры силы, блоковая замкнутость, это все реалии прошедших десятилетий. Мы считаем вместе с нашими китайскими партнерами, что мы вышли на более высокий уровень отношений, чем просто союзнический, который связан прежде всего с абсолютным равенством, с уважением интересов друг друга, пониманием интересов друг друга и с доверием в этой области, что вполне удовлетворяет и нашим потребностям, и потребностям Китая в современном очень непростом мире.
– Недавно в издании Global Times на основе вашего интервью вышла статья с заголовком "на чьей стороне будет Россия в случае войны Китая с США?". Как вы считаете, на чьей стороне будет Россия?
— Это было мое интервью, но заголовок остается на совести редакции, я к нему никакого отношения не имею. Я тогда помнится ответил им на этот вопрос следующим образом: я просто исхожу из невозможности войны между Китаем и США. До этого дело не дойдет, отношения двух ведущих экономик мира, одна из них традиционная, скажем так, сверхдержава, другая – бурно растущая международная сила в экономическом, финансовом, технологическом отношении, отношения между ними складываются непросто.
США и Китай в значительной мере зависят друг от друга, прежде всего в экономическом, финансовом отношении, и там, и там существуют разные школы политической мысли, но все-таки мы уверены, что в конечном счете разум победит, и до каких-то военных столкновений, как и в случае отношений нашей страны с Соединенными Штатами, дело не дойдет. Поэтому ставить вопрос о том, на чье стороне мы будем, бессмысленно.
– Вопрос вывода американских войск из Афганистана серьезно волнует китайскую сторону, Как Россия и Китай могут сотрудничать и координировать усилия, особенно когда завершится вывод войск США, чтобы обеспечить и безопасность своих границ? Усилились ли переговоры России и Китая на этом направлении после решения США вывести войска?
– Я бы сказал так, что вопрос обстановки в Афганистане чрезвычайно важен для всего мира, и в первую очередь географически близких к нему стран, это государства Центральной Азии, это Индия и Пакистан, и в значительной степени наши две страны, мы внимательно следим за обстановкой в Афганистане, мы очень внимательно следим за тем, что происходит на северной границе Афганистана с государствами Центральной Азии, прежде всего с Таджикистаном, и конечно же мы находимся в плотном контакте с нашими китайскими партнерами, в том числе, и по этому вопросу. Здесь я добавил бы одно обстоятельство: и Китай, и РФ являются членами ШОС, в рамках которой налажен диалоговый механизм по Афганистану на уровне заместителей министров иностранных дел, которые встречаются регулярно и обсуждают этот вопрос.
Так что да, контакт есть, озабоченность есть, и у нас, и у наших китайских коллег. В Кабуле работают дипломатические миссии, так что для нас весьма важен вопрос обеспечения их безопасности, все это, я уверен, будет обсуждаться и в коллективном формате, и в двустороннем между нашими министрами.
– Россия и Китай в последнее время часто фигурируют вместе в списках главных угроз разных стран, в том числе кибербезопасности. Координируются ли Москва и Пекин по вопросам противостояния подобным обвинениям и давлению Запада?
– Мы действительно сталкиваемся с очень серьезными проблемами в отношениях, прежде всего, с США, с нашими западноевропейскими партнерами по этим вопросам, как, собственно говоря, и Китай. И нас, и Китай обвиняют чуть ли не ежедневно.
Если посмотреть сугубо сухую международную статистику, то выяснится, что число разного рода угроз в киберпространстве, которым подвергается наша страна, а угроза исходит с территории США, значительно больше, в ряде случаев в десятки раз больше, чем наоборот. Но весьма печально отметить то, что в Америке эта тема стала предметом прежде всего внутриполитической борьбы. Это беда, потому что это уводит в сторону от реального обсуждения вопросов обеспечения информационной безопасности.
Если эти вопросы можно будет продвинуть на международной площадке, где мы с Китаем тесно сотрудничаем, это очень поможет делу. В последнее время жизнь заставляет нас поворачиваться лицом к совершенно новым областям, откуда могут исходить угрозы, в том числе та же биобезопасность, она так или иначе была в повестке дня всегда, но в результате эпидемии коронавируса она обострилась просто до невозможной степени и вышла в число ведущих приоритетов. При этом отнюдь не утратили силу и такие угрозы как терроризм, террористическая деятельность, наркотрафик, организованная трансграничная преступность, так что, к сожалению, список все увеличивается, требует все более серьезных международных усилий. И в этом плане мы и на двусторонней основе, и через международные организации, вместе с нашими китайскими друзьями можем внести достаточно серьезный вклад в решение этих проблем.