Самое сильное символическое значение в петербургской программе Владимира Путина в эти дни — у события, не имеющего отношения к его участию в Международном экономическом форуме. Но и субботнее мероприятие, как и все сказанное президентом в пятницу на ПМЭФ, имеет самое прямое отношение к самоопределению России, нашей стратегии и линии в глобальной игре.
О субботних планах Путина чуть позже — а на форуме президент говорил не только о российской и мировой экономике, но и отвечал на вопросы о предстоящей встрече с президентом США. И в своем ответе сформулировал не наши ожидания от женевского саммита — тут он высказался максимально дипломатично, мол, "мы должны попытаться найти пути урегулирования этих отношений. Сегодня они находятся на чрезвычайном низком уровне", — а свое понимание американско-российских отношений в целом.
Новая формула Путина состоит из двух частей — и, на первый взгляд, они в чем-то противоречат друг другу. "У нас нет разногласий с Соединенными Штатами" — "российско-американские отношения в известной степени стали заложником внутриполитических процессов в самих Соединенных Штатах". Но если разобрать суть сказанного, то противоречие исчезает.
О том, что отношения двух стран стали слишком сильно зависеть от борьбы за власть в США, Путин говорит уже не первый раз — эту мысль он повторяет с самого начала президентства Трампа. С того момента, как того стали обвинять в "русских связях", блокируя тем самым ему возможность даже не "поладить", а просто общаться с Путиным (а его администрации — вести диалог с российским руководством), но главной целью при этом были не российско-американские отношения, а дискредитация и свержение Трампа как такового.
Сейчас, когда "вашингтонскому болоту" удалось выпихнуть Трампа из Белого дома, эта задача вроде бы как решена — хотя инерция использования антироссийских ярлыков во внутренних разборках очень велика (да и Трамп не отказывается от реванша). Однако есть возможность хоть немного отвязать отношения двух стран от внутриамериканского кризиса (а именно его проявлением и является использование во внутриполитической борьбе таких примитивных — и разрушительных — приемов, как "русский агент"). Как раз об этом сейчас и говорил Путин:
"Российско-американские отношения в известной степени стали заложниками внутриполитических процессов в самих Соединенных Штатах. Надеюсь, что это когда-то закончится. Имея в виду, что фундаментальные интересы в сфере хотя бы безопасности, стратегической стабильности и сокращения опасных для всего мира вооружений все-таки важнее, чем текущая внутриполитическая конъюнктура в самих США".
То есть Путин надеется, что американские национальные интересы — а Штатам как национальному государству невыгоден дальнейший рост напряженности и конфронтации с Россией — заставят Вашингтон привести двусторонние отношения в минимально достойный вид, то есть наладить диалог на разные темы и на разных уровнях. Но тут начинается вторая часть путинской формулы — в которой он говорит о куда более фундаментальных проблемах в отношениях:
"У нас нет разногласий с Соединенными Штатами. У них есть только одно разногласие — они хотят сдерживать наше развитие, говорят об этом публично. Все остальное — производная от этой позиции. И ограничения в сфере экономики, и попытки влиять на внутриполитические процессы в нашей стране, опираясь на те силы, которые они считают своими внутри России, в этом вся история".
И вот изменить такое отношение Штатов к России гораздо сложнее — потому что оно базируется на убежденности американской элиты (ее большей и глобалистски настроенной части) в своей исключительности и праве руководить миром, устраняя или сдерживая любого бросившего вызов или слишком сильного. И в случае с Россией для сдерживания нашей страны американцам необходим весь набор мер — от санкций и пропагандистских дезинформационных кампаний до попыток манипуляций внутриполитической ситуацией.
Причем любая защита России от подобного вмешательства в свои внутренние дела (целью которого является ведь не просто смена власти, а изменение направления движения страны) тут же объявляется нарушением демократических норм — то есть становится элементом все той же информационной войны против нас.
Путин не сопротивляется внешнему влиянию — и постепенно мы вырастим у него в стране достаточный отряд стойких космополитов, то есть, по сути, пятую колонну. Путин сопротивляется — и мы объявляем его диктатором и врагом демократии, осложняем ему связи с внешним миром и настраиваем против него молодежь (которая в любом случае сильнее подвержена внешнему влиянию). Нет у русских хороших ходов — мы их загнали в цугцванг!
Примерно такой логики придерживается та часть американских стратегов, которая объясняет необходимость ужесточения политики сдерживания России тем, что рано или поздно случится "новая перестройка" и "режим рухнет". Пускай даже после Путина — но Америка же играет вдолгую?
Вот и Майкл Макфол, бывший посол в России, в своей статье в The Washington Post сначала предупреждает:
"Байден не должен стремиться к "улучшению отношений с Россией". Вместо этого Байден и его команда должны наметить конкретные цели в сфере безопасности, экономики и ценностей, которых хотели бы достичь, — и приготовиться к разочарованию.
Недавняя агрессия Путина за границей и усугубляющиеся репрессии внутри страны делают такое сотрудничество невозможным. Судя по его действиям, стабильных, предсказуемых или просто нормальных отношений с Вашингтоном Путин не хочет. США ему нужны как враг".
А потом и рекомендует:
"Байден и его команда должны разработать всеобъемлющую стратегию сдерживания, а подчас и противостояния путинской России. Эта высшая стратегия подразумевает усиление сдерживающего потенциала НАТО, усиление киберустойчивости США, пресечение российских транснациональных репрессий с помощью таких организаций, как Интерпол, разоблачение российской коррупции на Западе, санкции против российских физических лиц и компаний в ответ на российскую агрессию за рубежом и запуск новых программ поддержки демократических ценностей в России и регионе. Возможно, потребуются реформы международного вещания США после того, как Путин закроет в России "Радио Свобода".
...Да, откровенный разговор в Женеве по вопросам сотрудничества и разногласий жизненно необходим. Но не менее важно то, что Байден будет делать после Женевы вместе с другими странами, чтобы сдержать агрессивное поведение Путина за границей и поддержать тех, кто все еще борется за свободу внутри России".
Дело тут не в конкретном Макфоле, а вот в этой ставке на "борцов за свободу". Один раз ведь получилось — в перестройку, получится и сейчас? Но есть большая разница, даже не между 1980-ми и 2020-ми (да и в горбачевское время вовсе не западно ориентированная часть элит и уж тем более не диссиденты стали могильщиками СССР — а сам генсек). Макфол считает, что Путину Америка нужна в качестве врага — впрочем, этот тезис бывший посол лишь повторяет за нашими "борцами за свободу", которые очень любят рассуждать на тему того, что "власть специально эксплуатирует тему растущей внешней угрозы для отвлечения внимания народа от внутренних проблем и сплочения вокруг Путина".
Но вот проблема: Путину не нужна Америка в качестве врага. Перед ним стоят совсем другие задачи как внутри страны, так и на мировой арене. То, что при их решении ему приходится конфликтовать с США и их сторонниками, — следствие не нашей агрессивности, а того, что в зону бескрайних американских "интересов" включают уже даже "мать городов русских" и "гендерные права российских граждан".
Путин и Россия обороняются, но уже не сидя в глухой обороне, а все чаще переходя в контратаки, естественно, используя при этом слабости сдерживающих нас атлантистов. При всей огромности наших внутренних проблем у нас нет никакой американоцентричности — мы понимаем, что "мир по-американски" постепенно заканчивается, но вовсе не недооцениваем его нынешние возможности.
Наша стратегия не зависит от скорости падения "града на холме" — потому что у нас есть вечные ценности (включая суверенитет) и вечные национальные интересы, важнейшим из которых является собирание русских земель. И враги — те, кто пытается подчинить нас своей воле, а то и просто ликвидировать как единое государство, — и вечные союзники.
Да, армия и флот. Поэтому так символично, что в субботу Владимир Путин откроет памятник произнесшему эти слова императору Александру Третьему. Причем это уже второй памятник царю, в открытии которого примет участие президент — четыре года назад появился монумент в крымской Ливадии, там, где предпоследний император скоропостижно скончался в 1894-м.
А сейчас, спустя 140 лет после начала его правления, самодержец вернется в Гатчину — туда, где жил этот "самый русский царь" — который и Миротворец, и "Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу". Да, при нем удельный вес и влияние России на мировые дела были куда больше, чем сейчас, — но ведь еще не было и двух национальных катастроф XX века. Путин часто цитирует этого своего предшественника (совсем недавно — про "нашей огромности боятся"), потому что может подписаться в том числе и под такими его словами:
"Меня интересовало только благо моего народа и величие России".
А может и сказать так, как в пятницу ответил на замечание про возможную блокировку президентского сайта в глобальных соцсетях:
"Плевать я хотел на то, что меня где-то там заблокируют. Для меня важнее другое: доверие российского народа в том качестве, в каком я сейчас нахожусь".