Мария Львова-Белова: решение вернуть детей на Украину было правильным

Решение о воссоединении детей с семьями на Украине было абсолютно правильным, заявила уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Мария Львова-Белова в интервью РИА Новости на полях ПМЭФ-2024. Кроме того, детский омбудсмен рассказала о том, что воссоединенные с детьми семьи на Украине не хотят поддерживать отношения с Россией из-за давления властей, что семьи с детьми из Авдеевки не хотят эвакуироваться в пункты временного размещения и что в скором времени планируется вернуть из лагеря в Сирии группу российских детей. Беседовала Елизавета Косолапова.

Петербургский международный экономический форум проходит с 5 по 8 июня. РИА Новости - информационный партнер форума.

– Мария Алексеевна, какая у вас программа на форуме? Есть ли какие-то встречи, мероприятия, возможно, соглашения, о которых вы хотели бы рассказать?

– Уже поучаствовала в двух сессиях. Одна из них касалась традиционных семейных ценностей как основы государственной политики. Мы говорили о поддержке многодетных семей, о семьях в трудной жизненной ситуации и о том, как сделать их более устойчивыми.

Вторая секция была посвящена жилью с фокусом на людей, для меня как для уполномоченного, этот фокус на семьи с детьми. Мы понимаем, что вопрос жилья – основной, когда семья принимает решение родить очередного ребенка, когда у семьи возникают трудности, и есть риск отобрания ребенка и его попадания в учреждение. На четвертом месте среди причин помещения детей в учреждения – это как раз отсутствие нормального жилья. Сегодня об этом разговаривали с крупными девелоперами и госорганами. Конечно, очень интересный диалог. Мы рассказали о своих чаяниях: о том, что важно создавать инфраструктуру для семьи с детьми, и это не только ясли, детские сады и школы, это возможность проведения досуга, например, наши подростковые центры, которые мы активно развиваем сейчас. Надеюсь, что сможем найти партнеров.

Основное время на ПМЭФ – это встречи с губернаторами, с руководителями крупных компаний, потому что проекты, которые реализует институт уполномоченных по правам ребенка по всей стране, предполагают коллаборацию общественных организаций, бизнес-структур и, конечно, руководства регионов, федеральных властей. Поэтому мы за такое сотрудничество и надеемся, что сможем приобрести круг партнеров, которые будут работать в интересах семей с детьми, детей разных групп.

– А с губернаторами каких регионов планируете пообщаться?

– Сегодня мы общались с главами Воронежской и Кировской областей, в перспективе общение с губернатором Смоленской области, уже виделись с губернатором Тамбовской области. Думаю, что еще встретимся с большим количеством моих добрых друзей, потому что мы с командой проехали 54 региона, и основной наш акцент именно на тесном взаимодействии с региональной властью и, конечно, с главой субъекта.

Мне очень важно показать ценность фокуса внимания на детей, на семьи с детьми, на семьи в трудной жизненной ситуации. В Год семьи все нацелены на семью. Мы для себя выбрали эту нишу, понимая, что семей, столкнувшихся со сложностями, у нас в стране достаточно много. Нам нужно формировать в регионах карты ресурсов, в которых были бы отражены все возможные меры поддержки этих семей. Чтобы в конечном итоги они могли воспитывать своих детей дома, и их не забирали в учреждение.

– Сейчас активно обсуждается тема отмены ЕГЭ. Как вы к этому относитесь? Считаете ли вы это возможным?

– Сейчас идет процесс сдачи ЕГЭ, дети все находятся в переживаниях за сам процесс и за результаты. Наша задача в данный момент – эту тему не нагнетать. Прямо сейчас каких-то кардинальных решений, изменений мы не добьемся, не достигнем, потому что это одномоментно не произойдет. Но сейчас тот период, всего лишь месяц, когда мы должны создать максимально комфортные условия для сдачи ЕГЭ. Тысячи детей сдают экзамены, и нам, взрослым, нужно их поддержать. Мы должны это сделать.

Истерию из-за идеи отмены ЕГЭ, конечно, в настоящий момент я совершенно не приветствую. Но как только пройдет сдача Единого государственного экзамена, мы договорились собраться и с министром просвещения, и с руководителем Рособорнадзора, чтобы разобрать те нарушения, выявленные в текущем году, определиться с результатами, которые дает нам ЕГЭ, может быть, найти какие-то форматы более мягкой сдачи.

То, что президент разрешил возможность повторной сдачи ЕГЭ уже в этом году, во многом детям помогает, потому что они идут с большим спокойствием, понимая, что через месяц смогут пересдать, у них есть еще одна попытка. Эта попытка дает более устойчивое состояние.

Поэтому я сторонница того, чтобы мы сейчас все эти разговоры, какие-то негативные моменты прекратили. Если мы понимаем, что где-то есть явные нарушения, мы их тут же отрабатываем, и наш правозащитный институт в том числе.

Но мы тоже должны понимать, что ЕГЭ дает возможность детям из разных уголков страны поступать в ведущие вузы. Поэтому в ЕГЭ, конечно, есть позитивные моменты, и нам нужно их сохранить, но при этом снизить градус напряжения при подготовке к ЕГЭ. Это требует широкого общественного обсуждения, чтобы мы смогли учесть интересы всех.

– Несколько дней назад на встрече с президентом Владимиром Путиным вы предложили провести аудит органов опеки в России. Президент вас поддержал. В какой форме будет проведен этот аудит, когда он начнется? Какие результаты вы хотели бы видеть?

– Этот аудит был продиктован ситуацией с социальным сиротством. У нас в стране количество детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, существенно сократилось. Но есть большое количество детей в учреждениях, которые находятся там годами, у которых родители не лишены родительских прав или не ограничены в них, их семьи находятся в трудной жизненной ситуации. Общая численность таких детей вместе с детьми-сиротами сейчас 58 тысяч по всей стране. Также у нас есть дети, которые воспитываются в семьях в социально опасном положении, таких детей 202 тысячи. Кроме того, есть семьи в трудной жизненной ситуации, там, где проблемы низкого уровня жизни, имущественные, жилищные проблемы, и таких семей еще больше. Поэтому мы понимаем, что если этой проблеме сейчас не уделим внимания, то дальше у нас будет большое количество детей в учреждениях и со статусом детей, оставшихся без попечения родителей.

Сегодня важно сконцентрировать внимание на семье. Все службы, все силы должны быть нацелены на сохранение родной семьи. Президент инспекцию поддержал с тем условием, что через год мы предоставим ему доклад с текущей ситуацией, а по итогу будут предложения по реформированию всей системы в целом: и органов опеки и попечительства, и комиссий по делам несовершеннолетних, и разных социальных организаций, учреждений. Регионы все разные: конечно, на Дальнем Востоке и Северном Кавказе картина отличается: подчиненность, подведомственность, статистика, бюджеты, показатели. И это абсурд, что у нас дети находятся в учреждении, потому что у нас такая система стимулирующих показателей у директоров.

Уже не говорю про финансирование этих учреждений. Еду в ряд регионов — они готовят справку, где я вижу, что содержание одного ребенка варьируется от 2,5 до трех миллионов рублей в год. Мы понимаем, что нам лучше трансформировать систему. Часть бюджетных средств направить на помощь семье: например, провести ремонт, пролечить родителей от алкоголизма. На самом деле тема зависимости довольно табуированная, но 70% детей находятся в учреждениях по причине алкоголизации родителей. И если мы сейчас не начнем грамотно работать с системой помощи таким семьям, то мы точно результатов не добьемся.

Наша инспекция будет нацелена в том числе на создание инфраструктурной помощи семьям с разной проблематикой. Инспекция будет выстроена на разных уровнях. Планируется появление инспекторов с командами в каждом федеральном округе, которые будут отрабатывать регионы, которые входят в этот округ. У нас будет федеральная команда, которая будет выезжать в те регионы, где ситуация наиболее печальная, будут общественные помощники в каждом субъекте – они будут информировать о каких-то резонансных случаях, о нарушениях, будет система дистанционного аудита через ВКС, через аналитику.

Самое главное, чтобы мы не просто собирали информацию, данные о регионе, а чтобы давали сразу рекомендации по изменению, по улучшению, по качественному восполнению тех пробелов, которые существуют в настоящий момент в системе профилактики. Словом, все силы нужно направить на поддержку родной семьи. Мне кажется, что это абсолютно правильно, и это время пришло, тем более в Год семьи.

– На встрече с Путиным обсуждалась история с изъятием детей из семьи из-за неработающей печки. Вы рассказали, что уже договорились с руководством региона – Красноярского края – полностью изменить систему. А много ли подобных случаев в стране, и часто ли приходится вмешиваться, разбираться в ручном режиме? И почему подобное происходит, это человеческий фактор в конкретном регионе или это системная проблема, которую нужно решать, например, внося правки в законодательство?

– Таких ситуаций в стране много. Это не связано с одним конкретным субъектом. Пояснила президенту, что это связано с системой, что так испокон века складывалось: есть проблема в семье, ребенка забирают, ребенка помещают в учреждение, и дальше как бы продолжают работать с семьей. Но при этом мы понимаем, что случаи, когда требуется разлучение ребенка и родителей, крайне редки, они касаются угрозы жизни и здоровью ребенка.

Мы должны здесь исходить из интересов ребенка и пробовать, например, отработать ближнее окружение: бабушки, дедушки, тети, дяди и так далее, и не только в том субъекте, где ребенок находится. Если они не готовы взять ребенка под опеку, только потом, уже следующим шагом, можем устроить их в замещающие семьи. Этапность должна быть такая.

Очень важно, чтобы проблемы, которые связаны с бытовыми сложностями, жилищными сложностями, заболеваниями родителей, отрабатывались все-таки без разлучения. Есть сложности, как с этой печкой, например. Через несколько месяцев, когда мы включились, мы поместили маму в маневренный фонд. Можно было раньше поместить маму вместе с детьми во временное жилье и дальше продолжить работу с семьей. Зачем надо было разлучать, причем в январе, оставив маму с неработающей печкой? Давайте комплексно этот вопрос решим.

Мне бы не хотелось говорить о какой-то порочной практике региона, тем более, что, если мы говорим именно о Красноярском крае, то мы активно взаимодействуем с губернатором и его командой. Они только пришли, это новая команда. Когда мы выехали в регион и выявили такую проблему, связанную с социальным сиротством, то сразу все включились, и там была сформирована комиссия, которая позволила отработать каждый случай по ребенку, находящемуся учреждении.

Это скорее позитивный пример, чем негативный. Если у нас будет вектор на сохранение ребенка в семье, четкий алгоритм действий, если органы опеки понимают, что есть службы, которые могут адресно помочь семье, то, конечно, таких ситуаций разлучения, ограничения или лишения родительских прав будет гораздо меньше. Абсолютно в этом уверена.

– А можно ли этот алгоритм как-то законодательно прописать?

– Мы пробовали программу профилактики социального сиротства в наших 14 пилотных регионах. По поручению президента год назад этот проект был запущен. Мы взяли 14 смелых регионов, которые сказали, что готовы сфокусироваться на малышах, которые находятся в домах ребенка и в семьях, где есть риск социального сиротства. За год совместными усилиями были созданы службы "Дети в семье", были созданы клубы "Устойчивая семья", появился круг некоммерческих организаций, которые стали в партнерстве работать с регионами по помощи таким семьям. И у нас 1411 детей из домов ребенка были возвращены в основном в родные семьи. За девять месяцев плотной работы — 1411 детей. Это говорит о том, что это действующий механизм, что нам нужно в эту сторону двигаться. Такой результат дал мне возможность смело просить президента об инспекции и о расширении нашей программы по профилактике социального сиротства на всю страну.

– На встрече с президентом также обсуждались вопросы передачи детей Украине. А вы следите как-то за судьбой переданных детей? У них все складывается хорошо?

– Конечно, не со всеми удается держать связь. Мы понимаем, что часть семей, которые возвращаются в Украину, оказываются под давлением властей, и их высказывания в адрес России далеко не комплементарные, никаких отношений они поддерживать не хотят. Но у нас есть международный посредник – государство Катар, которое помогает в переговорах с Украиной, в логистике, в вопросах с документами при воссоединении семей как со стороны Украины, так и со стороны России. И наши катарские партнеры помогают нам отследить, что у детей все-таки все в порядке.

Совсем недавно Катар организовал реабилитационный отдых для семей, как украинских, так и российских. Это позволило нам в очередной раз удостовериться в том, что эти воссоединения были абсолютно правильными, и что у детей все благополучно в настоящем.

– А как дела у детей, которые были возвращены в российские семьи?

– Таких детей у нас шестеро в настоящий момент. И вот сейчас, пока мы с вами общаемся, у нас еще одна мама с тремя детьми возвращается в Россию, дети снова увидят бабушку.

Когда семьи воссоединяются, то уже на местах им помогают мои коллеги-уполномоченные, я им за это очень благодарна, потому что прорабатываются вопросы, связанные с жильем, здравоохранением, социальным обеспечением. Отдельно вопросы образования, поскольку нередко детям нужно помочь перестроиться на российскую программу.

– Обмены с Украиной продолжатся? Есть ли понимание, сколько еще детей нужно воссоединить с родными? Этот процесс будет продолжаться до окончания спецоперации?

– Здесь нам нужно с вами с терминологией определиться. У нас не обмен, у нас воссоединение, это важный момент: обмены идут военнопленными скорее, а у нас здесь судьбы семей, детей. Они связаны, как я президенту докладывала, в основном с семейными ситуациями, когда дети приехали с кем-то из родственников, а потом необходимо было их воссоединить с теми близкими, которые находятся на территории Украины, или, например, по приезду в Россию что-то произошло с одним родителем: погибли, или была история, когда маму посадили в СИЗО, были ситуации, когда мама запила, и дети попали в социальные учреждения. То есть это всегда семейные истории, трагичные, драматичные, при этом про конкретную семью. Это индивидуальные случаи.

– Есть ли еще дети, которых необходимо воссоединить со своими семьями?

– Когда мы были в Дохе, у нас были первые прямые переговоры с Украиной при посредничестве Катара, на которых мы зафиксировали список из 29 детей, которых мы должны вернуть в Украину, и 11 детей, которые должны вернуться в Россию.

В настоящий момент по этим 29 детям шесть у нас уже вернулись. По остальным будем работать. Часть — это ситуации развода: когда мама с папой развелись и не могут определиться с местом жительства ребенка. Это, конечно, непростой диалог, который требует медиации, чтобы мы учли интересы ребенка и помогли родителям договориться, исходя из того, что было бы хорошо их малышу.

– Омбудсмен ДНР рассказывала, например, что в Авдеевке проживают порядка тысячи человек. Есть ли среди них дети? В каких условиях они живут, можно ли им чем-то помочь? Как в целом обстановка на освобождаемых Россией территориях?

– В Авдеевку не раз выезжала моя коллега – советник главы ДНР по правам ребенка Элеонора Михайловна Федоренко. Она докладывала, что там есть дети, их немного, в основном, это подростки, которым требуется адресная помощь, маленьких немного детей. Так как в ДНР работает гуманитарный штаб нашей акции "Детям – в руки", с его помощью мы отрабатываем все запросы, которые касаются одежды, продуктов питания, медикаментов.

Семьи с детьми не хотят выезжать из Авдеевки. Мы предлагали не раз эвакуироваться, переехать в пункт временного размещения. Все стоят на том, что хотят остаться на своей родной земле, рассказывают о непростом времени, которое они пережили, про насильственную эвакуацию, как они прятали детей в подвалах, боялись вывешивать белье детское, чтобы не увидели ВСУ, что здесь находятся дети. Это продолжалось долгое время. Сейчас одна из задач там – решить проблемы с образованием, потому что дети не учились.

Что касается новых регионов в целом, работа там непростая. В начале она была связана с гуманитарным аспектом, но уже постепенно перешла в решение системных вопросов. Например, несколько дней назад я согласовала последнего уполномоченного в новых регионах – в Херсонской области. Теперь у нас есть коллеги во всех наших новых субъектах.

Конечно, мы постоянно сталкиваемся со страшными ситуациями. Сейчас мы помогаем мальчику из Волновахи, он маленький, шесть лет. Они вместе с сестренкой играли на диване в доме, когда прилетел снаряд, сестра накрыла его и погибла. Мальчику сейчас ампутировали ногу. Так как сестра погибла практически на нем, мальчик остался в шоковом состоянии, потерял речь и сейчас не разговаривает. Мы пытаемся ему ножку протезировать, собираем средства на хороший бионический протез для малыша. Понимаем, что психологическое состояние требует серьезной и долгосрочной помощи. Подобных ситуаций, к сожалению, в нашем аппарате много. Наша команда все их берет в работу. Все пропускает через сердце. Но важно, чтобы сейчас мы смогли больше помощи оказать таким семьям и минимизировать последствия трагических обстоятельств.

– Как идет процесс возвращения российских детей из Сирии? Сколько детей еще остается там?

– Это процесс постоянный, он не останавливался. Когда заступила на должность уполномоченного, одна из первых моих поездок была в Дамаск. Всего с 2018 года вернули с Ближнего Востока уже более 540 детей, включая 200 за время моей работы. Сейчас у нас в работе около 1000 обращений, готовы документы на 119 детей. Планируем очередную поездку, чтобы вернуть еще одну группу детей из лагерей на юго-востоке Сирии.