Уроки китайского: Мао предупреждал нас про "меч Сталина"

"Алеет Восток, взошло Солнце,

В Китае родился Мао Цзэдун.

Он работает ради счастья народа,

Он — звезда, спасающая народ!"

Эту песню пел весь Китай — тогда, когда им правил человек, родившийся ровно 130 лет назад. Он был на 15 лет младше другого вождя, тоже родившегося в декабре и правившего северным соседом Китая — Россией. Мао называл Сталина гением и считал его своим учителем, но сейчас нам есть чему поучиться у самого Мао.

Почему? Потому что, хотя в знаменитой советской песне "Москва — Пекин" есть строчки "Сталин и Мао слушают нас", сейчас нам стоит послушать то, что китайский лидер говорил о своем "старшем брате". Потому что именно слова Мао о Сталине предопределили отношение уже к самому Мао со стороны китайцев и объясняют успех Китая в постмаоисткий период. А наше неумение стать в этом вопросе "маоистами" предопределило наши провалы и проблемы, приведшие к крушению СССР.

Сталин и Мао так же непохожи, как Россия и Китай, и при этом так же уникальны. Хотя у них есть и много общего: оба пришли к власти через годы вооруженной подпольной революционной борьбы. Просто у Сталина это были десятилетия большевистского подполья и недолгая Гражданская война, а Мао возглавил Китай после 20 лет гражданской войны. Ему было уже 56 лет, а Сталин сосредоточил в руках власть, когда ему еще не было 50. Сталин руководил страной почти три десятилетия, Мао правил всем Китаем 27 лет. Обе страны под их руководством строили коммунизм — и Китай брал пример с СССР, а Мао действительно относился к Сталину с огромным уважением.

Они встречались только зимой 1949-1950 годов, когда китайский лидер, только что провозгласивший создание Китайской Народной Республики, приехал в Москву на юбилей советского вождя (Сталин убавил себе год в биографии). Тогда наши страны были ближайшими союзниками, но уже через три года смерть Сталина зародила семена будущего разрыва. Новое советское руководство первые годы не критиковало Сталина, однако в 1956-м Хрущев осудил культ личности, что вызвало проблемы в отношениях и с союзниками, и с коммунистами Западной Европы. С каждым годом обличения "преступлений Сталина" стали набирать обороты, достигнув пика в начале 1960-х, когда тело вождя даже вынесли из Мавзолея. Это произошло после 22-го съезда КПСС, ставшего последним, на котором присутствовала делегация КПК. Вслед за этим споры между двумя партиями, до этого носившие кулуарный характер, стали публичными — отношения двух стран разрушались, и даже снятие Хрущева в 1964-м не смогло остановить этот процесс. В 1966 году в Китае началась смута "культурной революции" — и взаимные проклятия приобрели уже совсем жесткий характер. События 1969-го на острове Даманском стали пиком напряженности: на границе шли настоящие бои, а в Пекине обсуждали возможность советского ядерного удара.

Еще через три года в Китай прилетел президент США Никсон: Штаты хотели получить возможность играть на советско-китайских противоречиях, а Мао стремился использовать в интересах Китая американо-советскую глобальную конкуренцию. После смерти Мао в 1976 году Китай встал на путь серьезнейших социально-экономических реформ, превратившись к настоящему времени в крупнейшую торговую державу и фактически первую экономику мира. Отношения с СССР стали восстанавливаться в годы перестройки, но развал Союза погрузил нашу страну в смуту и кризис, интерес Китая к нам ослаб, а наши западно ориентированные элиты не понимали и не интересовались Поднебесной. Однако после того, как мы стали восстанавливаться и претендовать на самостоятельную роль на мировой арене, отношения с Пекином начали занимать все большее место — и в последние десять лет мы видим серьезнейшее укрепление связей по всем направлениям. Путин и Си Цзиньпин не просто смотрят в будущее — их представления о правильном и выгодном для наших стран мироустройстве очень близки.

Так почему же нам сейчас нужно слушать Мао? Потому что в 1956-м, после развенчания культа Сталина, китайский лидер прямо заявил советским руководителям: "Мы не согласны с вами и главным образом в том, что в начале постановки этого вопроса не были должным образом определены масштабы заслуг и ошибок Сталина. Неправильно считать, что у Сталина ошибки и заслуги делятся пополам, как бы то ни было, все равно заслуг у Сталина больше, чем ошибок. В целом, по нашему мнению, Сталин имеет примерно 70 процентов заслуг и 30 процентов ошибок. Возможно, историки произведут другой расчет заслуг и ошибок Сталина. Может быть, речь пойдет о десяти процентах ошибок. Необходимо сделать конкретный анализ и дать всестороннюю оценку".

Нельзя сказать, что в Москве тогда совсем не прислушивались к этому совету: в 1956-м критика Сталина еще была достаточно умеренной. Но с каждым годом она набирала обороты — Хрущев не мог держать себя в руках и рассказывал небылицы о том, что Сталин руководил войной по глобусу, и вешал на вождя даже убийство Кирова. А в отношениях с Китаем тема Сталина не воспринималась нашими руководителями как важная, хотя для Мао вопрос о Сталине имел принципиальный характер. Мао не оправдывал все действия вождя, у него, кстати, были к нему и свои претензии, потому что Сталин считал, что Мао "хотя и коммунист, но настроен националистически", и вообще: "Сталин нас подозревал, у него над нами стоял вопросительный знак", но он видел опасность дискредитации всего сталинского периода. Именно поэтому он и предлагал дать честную оценку Сталину, чтобы отделить достижения от ошибок.

Советские лидеры так и не смогли пойти на это — в постхрущевский период они просто сделали из Сталина фигуру умолчания (он появлялся только как главнокомандующий в годы войны). Эта страусиная политика оказалась чрезвычайно опасной, потому что в годы перестройки именно разоблачение подлинных и мнимых ошибок Сталина (их уже называли не иначе как "преступления") нанесло смертельный удар по и так находившейся в кризисе коммунистической идеологии. Сбылось то, о чем еще в 1963-м предупреждал (ссылаясь на Мао) Дэн Сяопин: "Вы совсем отказались от такого меча, как Сталин, выбросили этот меч. В результате враги подхватили его, чтобы им убивать нас. Это равносильно тому, как "подняв камень, бросить его себе на ноги". Основной курс и линия в период руководства Сталина являются правильными, и нельзя относиться к своему товарищу как к врагу".

И именно Дэн Сяопин, которого дважды убирали из руководства страны, после смерти Великого кормчего вернулся во власть и вскоре занял в ней лидирующее место — и применил потом формулу Мао к самому Солнцу китайской нации. Семьдесят процентов заслуг и 30 процентов ошибок — этот приговор позволил КПК не только сохранить власть, но и реформировать Китай, вернув ему положение глобальной державы. Портрет Мао — на китайских юанях и главной площади страны (там же находится и его мавзолей), верность его идеям прописана в конституции, что не мешает китайским лидерам реформировать свою страну, экономику и общество. Наоборот, это помогает в их усилиях по укреплению и развитию Китая, потому что только опирающееся на традиции общество может быть устойчивым. И пятитысячелетний Китай очень хорошо это знает, тем более что именно революционер Мао был тем, кто в очередной раз в китайской истории объединил практически распавшуюся страну.

Мы в свое время не воспользовались советом Мао, но сейчас никто не мешает нам относиться к нашей истории именно так, как завещал Великий кормчий. И это касается не только Сталина, но и всех лидеров различных периодов нашей великой и трагической истории. Соотношение заслуг и ошибок может быть разным (у кого-то баланс будет сильно отрицательным), но все наши предки должны и хотели бы служить нашим будущим победам, а не становиться поводом для раскола и орудием в руках врагов.