Проплыла мимо.
Кто лишил россиян отечественной рыбы
Ирина Бадмаева
Россия входит в первую десятку экспортеров рыбы и морепродуктов. Улова вроде бы хватает на всех. Однако все чаще продукция попадает на стол иностранным потребителям. А цены в российских магазинах бьют рекорды. Чтобы выяснить, почему рыба уплывает не туда, корреспондент РИА Новости отправился в Мурманск — одну из рыбацких столиц страны.
Самая клевая рыба
Баренцево море отливает свинцом, небо затянуло тучами, но рыбаки работают и в дождь, и в снег, и в шторм. «Многие думают, у нас постоянные путешествия. Да мы по три с половиной месяца в море, вдали от семей! И все очень строго, на промысле нельзя ошибаться», — говорит рыбак с двадцатилетним стажем Владимир Меркулов. В его профессии — только сильные духом и телом.
На судне водоизмещением в тысячи тонн не до романтики. Место промысла — в сотнях миль по Кольскому заливу. После рейса команда отправится по домам. Ее сменит второй состав и продолжит бороздить морские просторы. Теплое течение Гольфстрим позволяет добывать рыбу круглый год. Но квоту лучше вырабатывать быстро: чем интенсивнее вылов, тем меньше затрат.
Объем вылова в Баренцевом море устанавливают ежегодно по рекомендации российских и норвежских ученых. Общая квота на треску на 2021-й — 885 тысяч тонн. На пикшу — 232,5. Распределяется между Норвегией, Россией и третьими странами.
В следующем году будет меньше: влияет гидрология, активность хищников. По треске максимум был в 2013-м — миллион тонн.
А затрат в пандемию прибавилось. Десятки тысяч моряков по всему миру оказались заложниками собственных судов. «Наш экипаж ушел в море на три месяца. В итоге рейс затянулся почти на полгода», — продолжает Владимир Меркулов.
Российские суда, которые ведут промышленную добычу в Баренцевом море и других водах Северного бассейна, в основном отгружаются в иностранных портах. Но туда вход заказан: рыбаки не могли сойти на берег, команды не менялись. Трудовые контракты продлили, но с медпомощью было туго.
Для 45-летнего Алексея Воронова банальный флюс обернулся абсцессом: «Воспалилась десна, поднялась температура. Местная больница отказалась принять, ссылаясь на карантин. К врачам попал только через несколько дней. За это время опухоль сильно увеличилась. Лечение затянулось».
А когда добрались до Мурманска, областной Роспотребнадзор предписал рыбакам не покидать борт еще 14 дней. Дополнительные расходы — за счет судовладельца.
«Тестирование, двухнедельная обсервация до и после рейса, средства защиты», — перечисляет Владимир Григорьев, председатель правления Союза рыбопромышленников Севера.
Простои в портах не могли не сказаться на промысле в Северном рыбохозяйственном бассейне, на который приходится 20 процентов российского улова в тоннах и 40 — в денежном выражении.
В 2020-м добыча сократилась на 0,6 процента — до 492 тысяч тонн. По треске — почти на четыре процента, до 305,5 тысячи тонн. Но по пикше прибавилось 15,4 процента, до 88 тысяч тонн, больше выловили зубатки (семь тысяч) и камбалы (13 тысяч).
Всего — около пяти миллионов тонн водных биоресурсов.
Из-за локдауна многие страны прекратили или значительно сократили закупки. Китай — крупнейший импортер российской рыбной продукции — закрылся полностью. А это около 61 процента экспорта. В 2019-м поставки туда превысили миллион тонн — на 3,27 миллиарда долларов.
Сильнее всего пострадал рынок минтая на Дальнем Востоке. Но и северянам досталось. Зато открылись новые возможности: наладили выпуск продукции глубокой переработки, производство порционного филе, поясняет Владимир Григорьев. Охлажденную рыбу разделывают прямо на борту. И фасуют в коробки — в каждой три брикета по семь килограммов. А филируют уже береговые предприятия.
К слову, именно на борту рыбу потрошат и обезглавливают. Тонны улова на специальном оборудовании очищают от внутренностей, жабр. Однако крупные экземпляры нужно шкерить, говоря на языке рыбаков, вручную. Очищенный товар замораживают и отправляют транспортными рефрижераторами в порт. Затем — переупаковка и, наконец, полки магазинов.
Пройдя путь от трала до ретейла, рыба обрастает добавленной стоимостью, пополняющей казну. От организаций рыболовства Мурманской области в консолидированный бюджет поступило более десяти миллиардов рублей налоговых и других платежей. Это на полтора миллиарда больше, чем в 2019-м.
Рыбу гонят к берегу
Но одно дело пандемия, и совсем другое — неразбериха контролирующих органов. С прошлого года рыбаки, занимающиеся прибрежным уловом, постоянно рисковали нарваться на штрафы. Пограничники обязали компании доставлять непотрошеную рыбу. То есть с головами, жабрами, кишками. Мол, разделанная — уже не улов, а «продукция, готовая к употреблению». Так трактовали федеральный закон «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов».
На другой чаше весов — требования ГОСТа, предписывающие «разделать рыбу не позднее трех часов с момента добычи». А летом и вовсе за полтора. Иначе пропадет весь улов.
«Прибрежная рыбалка только называется так: из Мурманска в Баренцево море по Кольскому заливу — минимум четыре часа. Судно уходит в рейс на восемь-девять дней. Чтобы товар прибыл в надлежащем виде, каждая минута на счету. От первой рыбы, которую положили в лед, отсчитываем семь дней. К этому сроку судно должно вернуться», — отмечает Константин Древетняк, генеральный директор Союза рыбопромышленников Севера, ученый-ихтиолог.
Улов, по его словам, всегда потрошили прямо на борту судна до захода в порт. И претензий не было. Главное условие — доставить на российский берег свежую охлажденную или живую рыбу.
Прибрежный промысел выгоден, поскольку рыбаки получают дополнительно 20 процентов к квоте. Производственные предприятия тоже в плюсе — при переработке незамороженного сырья прибыль больше.
Как рыба об лед
Из-за неразберихи в конце прошлого года траулеры вовсе не вышли в море. По оценке Союза рыбопромышленников Севера, потери прибрежки — семь с половиной тысяч тонн трески и пикши, 20 процентов годовой квоты.
В Росрыболовстве о проблеме знали и пытались ее решить, подтвердили РИА Новости в пресс-службе ведомства. Однако рыба ждать не будет. «Она полгода живет в норвежской экономической зоне. А после нереста мигрирует к нам на откорм. Появляется в мае и плавает тут до ноября», — говорит Древетняк.
И пока косяки не вернулись в норвежские воды, российским морякам нужно спешить. Под страхом штрафных санкций рыболовецкие суда вновь взялись за работу. А пограничники четко следовали букве закона. Каждый заход в порт — на карандаше. За нарушения — штраф: до 300 процентов стоимости улова и вплоть до конфискации судна.
Выписывали, правда, только акты. До протоколов не дошло. Разногласия между рыбаками и пограничниками решали в Государственной думе. Соответствующий законопроект принят в третьем чтении. Теперь документ ждет одобрения Совета Федерации и подписи президента.
Эти поправки нужны и контролирующим органам, как сообщает Пограничное управление ФСБ России по западному арктическому району. Там подчеркивают: юридических и физических лиц к административной ответственности не привлекали. А значит, и вину за рост цен на них не стоит возлагать.
По словам пограничников, на ценообразование влияет экспортная направленность рыбодобывающих компаний. Бывают случаи, когда улов проходит по прибрежной квоте, его доставляют в российский порт, потом перерабатывают и направляют на продажу — но не нам, а иностранцам.
Игра в рулетку
Остаются вопросы с изготовлением консервов. Как известно, основную массу заготовок делают на заводах из замороженной рыбы. Она может храниться месяцами, правда, существенно теряет в качестве.
Но на современных судах часто оборудуют полноценный консервный цех. «Рыбу укладывают в жидкий лед, она не контактирует с кислородом, не окисляется», — рассказывает Древетняк.
Однако нормы и тут не поспевают за реальностью. В законе производство на борту судна не прописано, а значит — снова угроза штрафов.
Добавьте сюда требования по содержанию мышьяка в рыбе и морепродуктах. По советским ГОСТам, которые действуют до сих пор, максимально допустимо пять миллиграммов на килограмм продукта. Но дело в том, что анализ дает общий показатель — и неорганический, и органический. В итоге получается больше, чем положено. Узнать об этом можно только на берегу. Приходится утилизировать всю продукцию за счет владельца судна. Убытки огромны. Ежегодно внутренний рынок и экспортеры теряют до 160 тысяч тонн.
В том, что нормативы требуют пересмотра, не сомневаются и в Россельхознадзоре. К примеру, в Японии или Южной Корее таких просто нет. В других странах токсичным считают лишь неорганический мышьяк. Как отмечают в Союзе рыбопромышленников Севера, проблему регулярно обсуждают последние десять лет, но воз и ныне там.
ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии» и Федеральный научный центр медико-профилактических технологий управления рисками здоровью населения пока проводят исследования.
В результате креветки и крабы идут преимущественно на экспорт. Глубоководные рыбы тоже проплывают мимо российских потребителей, а те, что добираются до магазинов, не каждому по карману.
