Алексей Иванов — о замках и демонах в "Тенях тевтонов"
Алексей Иванов — о замках и демонах в "Тенях тевтонов" - РИА Новости, 27.02.2021
Алексей Иванов — о замках и демонах в "Тенях тевтонов"
У автора "Сердца пармы" и "Географ глобус пропил" вышел роман "Тени тевтонов", чей сюжет разворачивается одновременно в XV и XX веках. О том, что делает... РИА Новости, 27.02.2021
МОСКВА, 27 фев — РИА Новости. У автора "Сердца пармы" и "Географ глобус пропил" вышел роман "Тени тевтонов", чей сюжет разворачивается одновременно в XV и XX веках. О том, что делает литературное произведение по-настоящему историческим, какую экранизацию он считает провальной и почему любит общаться с читателями, Алексей Иванов рассказал в интервью РИА Новости. — Ваш новый роман выпустили сперва аудиокнигой. Когда создавали текст, учитывали, что он должен хорошо восприниматься на слух? — "Тени тевтонов" написаны в формате аудиосериала на Storytel: повествование делится на части-серии примерно по часу звучания. Причем у каждой собственный небольшой сюжет, заканчивающийся клиффхэнгером — эдакой зацепкой, чтобы хотелось узнать, что будет дальше. Авторская речь в аудиосериале немного отличается от романной: она более краткая, емкая и выразительная, чтобы слушатель сразу видел за словами картинку. — И как вам новый формат?— Для меня это художественный вызов, люблю пробовать новое. В творческой эволюции я и сам двигался в сторону лаконизма речи и драматургического совершенства сюжета. Можно убедиться в этом, если сравнить, предположим, романы "Золото бунта" и "Пищеблок": очевиден путь от барочной избыточности и пестроцветья метафорики к простоте и ясности повествования. — Почему вы решили обратиться именно к этим историям? Побывали в местах, которые описываете?— Я географически влюбчивый человек. Так случилось с Калининградской областью, точнее, с польско-немецкой частью Прибалтики. Поездив по бывшей Восточной Пруссии, по владениям Тевтонского ордена, я почувствовал специфику этой земли, ее выразительность и стиль, и мне захотелось об этом написать. — Вы участвовали в выборе чтецов? Почему их двое?— Не участвовал, хотя со мной советовались. Роман "Тени тевтонов" состоит из двух частей: условно говоря, рыцарской и про 1945 год. Поэтому и чтецов двое.— Вам понравилась их подача?— Да, очень. У Григория Переля, отвечавшего за "рыцарские" главы, завораживающий, старинный, какой-то готический голос — как раз то, что нужно для повествования о замках, осадах, штурмах, магистрах, демонах и дьяволе. А Юра Борисов создает образ молодого усталого солдата, прошедшего через мясорубки последних отчаянных сражений, но не потерявшего человечности.— В общем, картинка у них получилась. Кстати, какая экранизация ваших книг вам ближе всего? — Особенно — "Географ" Александра Велединского и "Ненастье" Сергея Урсуляка. "Географ" — за лиричность и юмор, "Ненастье" — за энергетику главных героев. Но на подходе и другие экранизации: "Общага", "Пищеблок" и "Сердце пармы". А "Тобол" мне вообще не нравится.— А почему? Его же изначально задумывали как кино. — Да, вырос как раз из киносценария. Это была очень сложная сюжетная конструкция из многих линий. Нельзя что-то выдернуть или перекроить, иначе вся махина посыплется, а герои утратят характеры. Но в нашем кинематографе практически нет фигуры шоураннера, который отвечает за цельность истории. И не сформировано правильное отношение к сериалу, при котором сюжет строит сценарист, а не режиссер.Режиссер "Тобола" взялся переделывать сценарий, желая смастерить из эпоса блокбастер. Получилось какое-то сумбурное нагромождение слабо связанных событий — груда бревен, а не терем. — У вас в "Тоболе" действие происходит в петровское время. А что, вообще, делает роман по-настоящему историческим? — Знание фактуры, цельность и полнота характеров. Но дело не только в этом. Роман становится историческим, когда его герои мотивированы историческим процессом. Скажем, в "Трех мушкетерах" персонажи действуют, руководствуясь дружбой, любовью, честью, местью, но не войной католиков с гугенотами, поэтому "Три мушкетера" — роман приключенческий, а не исторический. Если автор мотивирует героев важной и реальной драмой эпохи, то роман будет историческим, даже если в нем мелькают черти или привидения.— При этом автор может немного "переписывать" факты?— Главный инструмент историка — факт, а у писателя — образ, и для его выразительности иной раз можно изменить факт. Но лишь немного, чтобы сохранялась структурная основа истории. Например, Алексей Толстой в "Князе Серебряном" для завершения образа опричнины перенес время казни своего героя на более ранний срок. Но героя все равно казнили, а дата с исторической точки зрения не важна.— "Географ" ждал публикации семь лет, "Сердце пармы" — три года. Должно ли произведение отлежаться? И долго ли были в столе "Тени тевтонов"?— "Тени тевтонов" вообще не лежали в столе. Зачем это нужно? Представьте, что вы построили себе большой дом, но семь лет просто ждете неизвестно чего, не заселяясь. Какой в этом смысл? "Географ" или "Парма" ждали публикации не по моей воле. И я не переделывал их после того, как сказал себе, что работа окончена.Конечно, оценка произведения, его осмысление меняются со временем. Но это очень весомый срок — двадцать лет, пятьдесят, сто. И совершенно неважно, лежит роман в столе или находится, так сказать, в активной ротации. Писатель не должен брать на себя роль судьи. Время само расставит все по местам, не надо ему указывать. Перефразируя Льюиса Кэррола, "время этого очень не любит".— Вы как-то сказали, что идеальный читатель — это сам писатель, который еще не читал свою книгу. Получается, автор всегда пишет для себя?— Дилеммы "писать для себя или писать для людей" в реальности не существует. Писатель всегда является и как бы главным читателем своего романа — самым понимающим и требовательным. Если у него что-то не получилось, то причина не в адресате романа, а в собственной бесталанности. Объяснять качество произведения адресатом нелепо, это все равно что хирург скажет: "Я сделал операцию тяп-ляп, потому что мой пациент был дурным человеком".— Ваша предыдущая книга "Быть Ивановым" построена как беседа с читателями. Насколько для вас важно живое общение?— Я активно взаимодействую с читателями вживую, провожу встречи в книжных магазинах или библиотеках. В Калининграде презентация моего романа прошла в Кафедральном соборе, где находится могила Канта, а само здание построено во времена тевтонцев — в XIII веке. Так что между мной и публикой нет стены. Для меня общение без посредничества — важная часть писательской жизни. Это подзарядка энергией.— В "Быть Ивановым" вы утверждаете: в эпоху соцсетей у каждого есть право высказаться и это плохо. Почему?— В возможности высказывать свое мнение ничего дурного нет. Это свобода слова. Однако в культуре существуют определенные конвенции, регулирующие высказывания. Например, высказывающийся должен обладать определенной компетенцией, признанной объективно. Должен уметь формулировать мысли. Высказывание должно быть уместным. И так далее. Можно и не соблюдать конвенции. Но тогда высказывание не заслуживает внимания и уважения.— Тогда в чем принципиальная разница между критиком и блогером? Ведь, по сути, оба высказывают свое мнение.— Разницу я обычно поясняю на примере кулинарной метафоры. Критик говорит о рецепте блюда, блогер — о вкусе. Применительно к литературе: критик говорит об устройстве произведения (и это не пересказ сюжета), а блогер — о впечатлении. Критик — эксперт, блогер — дегустатор.— У многих известных писателей были странные привычки: Золя, по слухам, привязывал себя к стулу, Капоте писал лежа на диване. У вас есть свои ритуалы для работы?— Прокрастинация меня не мучает. Я же занимаюсь любимым делом. К тому же я не сажусь за работу, пока не придумал, что и как напишу. Когда я включаю компьютер, текст уже готов в голове. Единственный ритуал, который у меня есть, — прогулки. Мне нравится придумывать на ходу. И я просто гуляю.— Когда ожидать публикации нового романа?— Сейчас я работаю над романом о Гражданской войне 1918-1919 годов на Волге и Каме, о сражениях вооруженных речных флотилий красных и белых. Он будет называться "Бронепароходы". Допишу его примерно к концу года.
МОСКВА, 27 фев — РИА Новости. У автора "Сердца пармы" и "Географ глобус пропил" вышел роман "Тени тевтонов", чей сюжет разворачивается одновременно в XV и XX веках. О том, что делает литературное произведение по-настоящему историческим, какую экранизацию он считает провальной и почему любит общаться с читателями, Алексей Иванов рассказал в интервью РИА Новости.
—Ваш новый роман выпустили сперва аудиокнигой. Когда создавали текст, учитывали, что он должен хорошо восприниматься на слух?
— "Тени тевтонов" написаны в формате аудиосериала на Storytel: повествование делится на части-серии примерно по часу звучания. Причем у каждой собственный небольшой сюжет, заканчивающийся клиффхэнгером — эдакой зацепкой, чтобы хотелось узнать, что будет дальше.
Авторская речь в аудиосериале немного отличается от романной: она более краткая, емкая и выразительная, чтобы слушатель сразу видел за словами картинку.
—И как вам новый формат?
— Для меня это художественный вызов, люблю пробовать новое. В творческой эволюции я и сам двигался в сторону лаконизма речи и драматургического совершенства сюжета. Можно убедиться в этом, если сравнить, предположим, романы "Золото бунта" и "Пищеблок": очевиден путь от барочной избыточности и пестроцветья метафорики к простоте и ясности повествования.
— Почему вы решили обратиться именно к этим историям? Побывали в местах, которые описываете?
— Я географически влюбчивый человек. Так случилось с Калининградской областью, точнее, с польско-немецкой частью Прибалтики. Поездив по бывшей Восточной Пруссии, по владениям Тевтонского ордена, я почувствовал специфику этой земли, ее выразительность и стиль, и мне захотелось об этом написать.
— Не участвовал, хотя со мной советовались. Роман "Тени тевтонов" состоит из двух частей: условно говоря, рыцарской и про 1945 год. Поэтому и чтецов двое.
—Вам понравилась их подача?
— Да, очень. У Григория Переля, отвечавшего за "рыцарские" главы, завораживающий, старинный, какой-то готический голос — как раз то, что нужно для повествования о замках, осадах, штурмах, магистрах, демонах и дьяволе.
А Юра Борисов создает образ молодого усталого солдата, прошедшего через мясорубки последних отчаянных сражений, но не потерявшего человечности.
—В общем, картинка у них получилась. Кстати, какая экранизация ваших книг вам ближе всего?
— Особенно — "Географ" Александра Велединского и "Ненастье" Сергея Урсуляка. "Географ" — за лиричность и юмор, "Ненастье" — за энергетику главных героев. Но на подходе и другие экранизации: "Общага", "Пищеблок" и "Сердце пармы". А "Тобол" мне вообще не нравится.
— А почему? Его же изначально задумывали как кино.
— Да, вырос как раз из киносценария. Это была очень сложная сюжетная конструкция из многих линий. Нельзя что-то выдернуть или перекроить, иначе вся махина посыплется, а герои утратят характеры. Но в нашем кинематографе практически нет фигуры шоураннера, который отвечает за цельность истории. И не сформировано правильное отношение к сериалу, при котором сюжет строит сценарист, а не режиссер.
Режиссер "Тобола" взялся переделывать сценарий, желая смастерить из эпоса блокбастер. Получилось какое-то сумбурное нагромождение слабо связанных событий — груда бревен, а не терем.
— У вас в "Тоболе" действие происходит в петровское время. А что, вообще, делает роман по-настоящему историческим?
— Знание фактуры, цельность и полнота характеров. Но дело не только в этом. Роман становится историческим, когда его герои мотивированы историческим процессом. Скажем, в "Трех мушкетерах" персонажи действуют, руководствуясь дружбой, любовью, честью, местью, но не войной католиков с гугенотами, поэтому "Три мушкетера" — роман приключенческий, а не исторический. Если автор мотивирует героев важной и реальной драмой эпохи, то роман будет историческим, даже если в нем мелькают черти или привидения.
— При этом автор может немного "переписывать" факты?
— Главный инструмент историка — факт, а у писателя — образ, и для его выразительности иной раз можно изменить факт. Но лишь немного, чтобы сохранялась структурная основа истории. Например, Алексей Толстой в "Князе Серебряном" для завершения образа опричнины перенес время казни своего героя на более ранний срок. Но героя все равно казнили, а дата с исторической точки зрения не важна.
— "Географ" ждал публикации семь лет, "Сердце пармы" — три года. Должно ли произведение отлежаться? И долго ли были в столе "Тени тевтонов"?
— "Тени тевтонов" вообще не лежали в столе. Зачем это нужно? Представьте, что вы построили себе большой дом, но семь лет просто ждете неизвестно чего, не заселяясь. Какой в этом смысл? "Географ" или "Парма" ждали публикации не по моей воле. И я не переделывал их после того, как сказал себе, что работа окончена.
Конечно, оценка произведения, его осмысление меняются со временем. Но это очень весомый срок — двадцать лет, пятьдесят, сто. И совершенно неважно, лежит роман в столе или находится, так сказать, в активной ротации. Писатель не должен брать на себя роль судьи. Время само расставит все по местам, не надо ему указывать. Перефразируя Льюиса Кэррола, "время этого очень не любит".
— Вы как-то сказали, что идеальный читатель — это сам писатель, который еще не читал свою книгу. Получается, автор всегда пишет для себя?
— Дилеммы "писать для себя или писать для людей" в реальности не существует. Писатель всегда является и как бы главным читателем своего романа — самым понимающим и требовательным. Если у него что-то не получилось, то причина не в адресате романа, а в собственной бесталанности. Объяснять качество произведения адресатом нелепо, это все равно что хирург скажет: "Я сделал операцию тяп-ляп, потому что мой пациент был дурным человеком".
— Ваша предыдущая книга "Быть Ивановым" построена как беседа с читателями. Насколько для вас важно живое общение?
— Я активно взаимодействую с читателями вживую, провожу встречи в книжных магазинах или библиотеках. В Калининграде презентация моего романа прошла в Кафедральном соборе, где находится могила Канта, а само здание построено во времена тевтонцев — в XIII веке. Так что между мной и публикой нет стены. Для меня общение без посредничества — важная часть писательской жизни. Это подзарядка энергией.
— В "Быть Ивановым" вы утверждаете: в эпоху соцсетей у каждого есть право высказаться и это плохо. Почему?
— В возможности высказывать свое мнение ничего дурного нет. Это свобода слова. Однако в культуре существуют определенные конвенции, регулирующие высказывания. Например, высказывающийся должен обладать определенной компетенцией, признанной объективно. Должен уметь формулировать мысли. Высказывание должно быть уместным. И так далее. Можно и не соблюдать конвенции. Но тогда высказывание не заслуживает внимания и уважения.
— Тогда в чем принципиальная разница между критиком и блогером? Ведь, по сути, оба высказывают свое мнение.
— Разницу я обычно поясняю на примере кулинарной метафоры. Критик говорит о рецепте блюда, блогер — о вкусе. Применительно к литературе: критик говорит об устройстве произведения (и это не пересказ сюжета), а блогер — о впечатлении. Критик — эксперт, блогер — дегустатор.
— У многих известных писателей были странные привычки: Золя, по слухам, привязывал себя к стулу, Капоте писал лежа на диване. У вас есть свои ритуалы для работы?
— Прокрастинация меня не мучает. Я же занимаюсь любимым делом. К тому же я не сажусь за работу, пока не придумал, что и как напишу. Когда я включаю компьютер, текст уже готов в голове. Единственный ритуал, который у меня есть, — прогулки. Мне нравится придумывать на ходу. И я просто гуляю.
— Когда ожидать публикации нового романа?
— Сейчас я работаю над романом о Гражданской войне 1918-1919 годов на Волге и Каме, о сражениях вооруженных речных флотилий красных и белых. Он будет называться "Бронепароходы". Допишу его примерно к концу года.
Доступ к чату заблокирован за нарушение правил.
Вы сможете вновь принимать участие через: ∞.
Если вы не согласны с блокировкой, воспользуйтесь формой обратной связи
Обсуждение закрыто. Участвовать в дискуссии можно в течение 24 часов после выпуска статьи.
