Ежедневно в новостных сводках мелькают сухие цифры: по данным на 17 апреля, в России выздоровели уже 2590 человек. Но кто все эти люди? Где заразились? Чем их лечили? И о чем они думали, лежа в реанимации под кислородной маской? Обозреватель РИА Новости поговорила с теми, кого уже выписали из больниц.

С Александром Кутузовым мы беседовали 16 апреля — за день до его выписки из Института имени Склифосовского. В больнице он провел 14 дней, три — в реанимации.

Александра можно назвать нетипичным пациентом с COVID-19: за последние месяцы он не был за границей, не общался с людьми, приехавшими из эпидемиологически опасных стран. Общественным транспортом не пользовался, маску носил.

«Знаете, я не очень публичный человек. Соглашаюсь на интервью, только чтобы донести до людей простую мысль: заразиться можно где угодно, соблюдая все рекомендации по защите. Я, например, подходил к этому вопросу очень серьезно: без нужды в общественных местах не появлялся, соблюдал дистанцию. С собой у меня всегда был дезинфицирующий гель — им я протирал не только руки, но и, например, тележки в магазинах. Даже двери я старался открывать рукавом, если вдруг забывал перчатки. И все равно заразился!»

Почувствовал себя неважно Александр вечером 29 марта: начался озноб, ломило все тело, как при невысокой температуре. «Вызвал скорую, но приехала бригада только на следующий день после повторного звонка, когда градусник показывал уже 38,5».

Взяли мазок, предупредили, что результаты будут только через три дня. Велели ждать звонка из Роспотребнадзора. Если никто не свяжется, значит, обычный грипп. Следом пришла врач из ближайшей поликлиники. Как вспоминает Александр, к осмотру потенциального зараженного COVID-19 терапевт готова не была — у нее даже не было перчаток. «Под конец посещения она протянула мне шариковую ручку, чтобы я расписался на каком-то бланке. Потом, не продезинфицировав, положила в карман. Даже боюсь представить, скольким пациентам после меня она ее давала».

Третьего апреля, на третий день, Александр решил обрадовать родных. «Я всем рассказал, что, по-видимому, коронавируса у меня нет — ведь никто со мной так и не связался. Но через полчаса раздался звонок из Роспотребнадзора».

Госпитализировать его приехала бригада в противочумных костюмах. Жильцов дома это не испугало.

— К тому моменту, когда вас госпитализировали, появились новые симптомы?

— Разве что обоняние пропало. Вернулось оно очень некстати, когда я попал в реанимацию. Там запахи такие, что лучше их не ощущать.

В Институте имени Склифосовского его сначала положили в двухместную палату, но через три дня перевели в пятиместную — «двухместки» в спешном порядке переоборудовали под реанимации. У троих соседей Александра подтвердили коронавирус, один лежал с осложнениями на фоне гриппа. «Нет, он с нами находиться в одной палате не боялся, — отвечает на мой вопрос собеседник. — Ему объяснили, что всем дают такую сильную терапию, что заразиться невозможно».

Несмотря на антибиотики, первые несколько дней температура доходила до сорока. Если градусник показывал ниже тридцати восьми, Александр ощущал себя почти здоровым. «Потом открылся кашель: меня могло по полчаса без остановки выворачивать — чуть ли не до рвоты. А день, наверное, на шестой упала сатурация — насыщение крови кислородом. Причем при довольно низких показателях затруднения дыхания я не чувствовал. Но меня перевели в реанимацию — там врачам было удобнее мониторить мое состояние по приборам».

В палате интенсивной терапии его подключили к кислородной маске. «По сути, это тот же аппарат вентиляции легких, но без интубации трахеи, — уточняет бывший больной. — Когда вы вдыхаете, аппарат подает мощную струю кислорода. Таким образом ослабленным легким помогают дышать. Как мне объяснили, это предИВЛ. То есть я остановился буквально в шаге от».

По словам Александра, неприятных ощущений маска не доставляет. Разве что очень сильно давит на лицо.

Почти после каждой фразы он откашливается. Говорит, что после двусторонней пневмонии, которая развилась на фоне коронавируса, это нормальное явление. «Через несколько недель все должно пройти».

На второй день в реанимации Александру предложили попробовать инновационный метод лечения — переливание плазмы от человека, переболевшего коронавирусом. «Если честно, я долго думал, боялся инфекции. Врачам меня даже упрашивать пришлось. В итоге во время обхода сам Сергей Сергеевич Петриков (директор НИИ им. Склифосовского. — Прим. авт.) сказал: «Соглашайтесь, мы плохого не посоветуем». Я прислушался. К слову, утром и вечером Сергей Сергеевич лично обходит всех пациентов в реанимации».

Процедура переливания плазмы почти не отличается от обычной капельницы. «Двести миллилитров мне капали часа два. А на следующее утро все как рукой сняло — проснулся здоровым человеком. Температура ушла, КТ показала хорошую динамику. И меня перевели в обычную палату».

— Почему именно вам предложили такую процедуру?

— Наверное, из всей нашей палаты я был самым тяжелым. Остальные ребята без этого достаточно хорошо себя чувствовали. Их организм сам боролся, а моему надо было помочь.

— После выписки сразу сможете выходить на улицу?

— Нет, у меня будет двухнедельный карантин. Причем тем, у кого не получается изолироваться дома, предлагают поехать в обсервацию в санаторий.

— Говорили ли что-то по поводу возможности повторного заболевания?

— Как мне объяснили, клинических подтверждений случаев повторного заражения нет. То есть у меня, видимо, будет чуть ли не пожизненный иммунитет к COVID-19. Как только пройду карантин, тоже хочу сдать плазму — уже записался.

У Виктории Багаевой заразилась почти вся семья: сын, дочь, она сама. Причем в зависимости от возраста протекала болезнь по-разному.

«Первым 18 марта почувствовал недомогание двадцатипятилетний сын Никита. У него было красное горло, заложен нос — что странно, без насморка, пропали обоняние и вкус. К вечеру поднялась температура — держалась потом четыре дня. На второй день мы вызвали скорую, сына забрали в обсервацию».

Легче всего перенесла COVID восемнадцатилетняя дочь Виктории: у нее температура держалась всего один день. А вот сама наша собеседница лежала в горячке 13 дней. «Могу сказать, что такого я никогда не испытывала. Помимо температуры, были очень сильные признаки интоксикации — слабость, голова раскалывалась, болели даже глазные яблоки».

На 13-й день Виктории показалось, что ей стало легче. Но ночью температура резко подскочила, появилась одышка.

В больнице на антибиотиках положительная динамика наметилась уже через несколько дней. Но препараты, вспоминает Виктория, в нее «буквально вливали». «Льют столько, что у многих начинается флебит: жжение в венах, рука синеет. Впрочем, это можно перетерпеть. Главное, чтобы результат был».

— Как чувствует себя человек, к которому врачи заходят только в противочумных костюмах? Есть ощущение тревоги?

— Если честно, в больнице я, наоборот, успокоилась. Понимала, что в надежных руках. А вот дома было действительно страшно.

Врачей Виктория считает настоящими героями. Говорит, что за время лечения смогла оценить, насколько сложно им часами не снимать защитные костюмы. «Когда меня возили на КТ, дали халат, шапку, маску, бахилы. Во всем этом «обмундировании» я прошла несколько десятков метров — и мне уже было нечем дышать.

Они же в этих комбинезонах работают по 12 часов. Главврач больницы вообще не уезжает домой — живет на работе. Медсестры начинают ставить капельницы в пять утра, а в час ночи, дай бог, заканчивают. Иногда к тебе во время обхода заходит доктор и заранее извиняется, что маска запотела».

Виктория добавляет: при ней выхаживали самых тяжелых пациентов. Так, в той же палате лежала семидесятилетняя женщина. «И хотя у нее все было сложнее, чем у меня, до реанимации не дошло. Ее вытащили на капельницах. Другой пример: вместе с моей соседкой поступила еще одна «сложная» женщина с COVID: сахарный диабет, 100 килограммов веса… Состояние тяжелейшее, ее даже рвало. А через десять дней они встретились в очереди на КТ. И та женщина уже бегала!»

За время лечения ни один сотрудник не зашел в палату больной без костюма. Даже при выписке Виктория не смогла увидеть лицо своего лечащего врача.

«Мне в палату принесли вещи, которые до этого обработали. Но я все равно должна была надеть защитный костюм, в котором и покинула палату. В боксе, предназначенном только для пациентов, сняла костюм, обработала руки антисептиком. После чего мне выдали маску и отправили домой на машине с родственниками. Меня сразу предупредили: выписавшийся может либо поехать на скорой, либо пусть забирают родные. Никакого такси!»

Сейчас Виктория на двухнедельном карантине. Ее фото внесли в базу данных, соблюдение режима сразу приехал проверить наряд полиции.

— Соседи, узнав, что ваша семья заболела, не начали шарахаться?

— Если честно, было несколько неприятных инцидентов. Я живу в закрытом коттеджном поселке. Когда у моих детей закончился карантин и они вышли, чтобы купить продуктов, соседи тут же позвонили в полицию. Вообще, люди в этот непростой период по-разному проявляют себя: одни предлагают помощь, другие — шарахаются. И упрекнуть последних в чем-то сложно. Понятно, что все напуганы».

Косметолог Анастасия Шахова заболела после поездки в Куршевель. «На 8 Марта мы отдыхали на горнолыжном курорте — у нас с друзьями такая традиция. Билеты бронировали заранее. Девятого утром все почувствовали признаки простуды. Но подумали, что нас продуло — на ночь кто-то забыл закрыть окно».

Вечером в тот же день компания села на самолет. Анастасия вспоминает: специальных мер тогда еще не было ни во Франции, ни в России. По прилете у них даже температуру не измерили. Дома девушка пролежала два дня. На третий проснулась с ужасной ломотой в мышцах и температурой «38 с копеечками».

Шахова была в числе первых пациентов. Тогда еще мест в больницах было много и ее госпитализировали в Коммунарку даже без признаков пневмонии.

«Сначала меня поместили в большую палату — там было человек шесть. Все кашляли, чихали и смотрели друг на друга косо. Каждый думал, что у него не коронавирус, а вот у соседа — не факт. Помню, как в эту палату зашел медбрат, он вел под руки мужчину. И спросил: «Подтвержденного коронавирусного сюда?» Все закричали, накрылись простынями». О результатах анализов Анастасии не сообщали долго. Но через несколько дней, в 11 вечера, к ней пришли эпидемиологи и начали расспрашивать, с кем она отдыхала в Куршевеле и остался ли у нее номер таксиста, который ее вез. И она все поняла.

«Да, сначала испугалась. Но успокаивало то, что на тот момент я уже чувствовала себя довольно хорошо — остался только кашель. Еще смущало пропавшее обоняние. Мне было все равно, что есть. Друзья передавали суши, а для меня они — как картошка.

В итоге попросила ничего не присылать. Кстати, обоняние до сих пор не вернулось, хотя прошло больше месяца».

Анастасия — одна из немногих из той компании, кто лег в больницу. Остальные вызывали врачей на дом — тесты приходили отрицательными. «У одной подруги только на 16-й день (!) выявили пневмонию и COVID. Она живет на третьем этаже. Как-то поднималась по лестнице и поняла, что ей тяжело идти, возникла одышка. Она пришла к терапевту, попросила направление на КТ. Та долго отказывала, говорила, что хрипов в легких нет, все хорошо. Но подруга все же выбила направление. Томография показала двустороннюю пневмонию. Уже в больнице тест дал положительный результат и на «корону».

Выписали из больницы Анастасию на 16-й день. Но дома ее ждал сюрприз. «Как выяснилось, из Роспотребнадзора позвонили в управляющую компанию ЖК, где я живу, и сказали, что у меня коронавирус и что им нужно обработать подъезд. То есть совершенно посторонним людям раскрыли данные моих анализов!» — возмущается девушка.

Сейчас с момента заражения прошло больше месяца. Но Анастасия до сих пор чувствует дискомфорт при дыхании. «По КТ (делала после выписки) все хорошо. Но не могу сказать, что дышу как раньше. Все же затруднения есть. Меня уверяют, что это пройдет».

— В больнице не говорили, сможете ли вы заразиться повторно?

— Нет, в Коммунарке речи об этом не было. Но на днях мне звонили из Института имени Склифосовского, предложили сдать анализ на антитела. Они у меня есть. Думаю сдать плазму.