ВАШЕ МЕСТО — НА КУХНЕ
Где 93-летний ветеран встретит юбилей Победы
Татьяна Кирсанова
Девятого мая не только родные дети и внуки, но вся страна споет им песни, подарит цветы, скажет спасибо. За мир, что они отвоевали. За возможность жить и любить. За чистое небо и безмятежный сон. Они же поблагодарят в ответ. И украдкой смахнут слезы с морщинистых щек. За то, что мы их помним и чтим. За то, что слушаем рассказы о войне и не можем осознать, как им это удалось и чего стоило. А о цене они не думали. Просто бросали на алтарь Победы свою жизнь.
С тех пор минуло семьдесят пять лет, но некоторые из них до сих пор остаются обделенными — жилплощадью. Ведь в наше время у всего есть цена, часто запредельная. Особенно когда речь идет о квадратных метрах.
Лучше чая только кофе
В столичном районе Марьина Роща ориентироваться непросто. Понятный маршрут не может проложить даже навигатор, постоянно спотыкающийся на одноименных улицах и проездах. В свое время, не особо мудрствуя, их нарекли в честь самой территории и просто пронумеровали.
Пока я блуждала по безликим закоулкам, то и дело перепрыгивая через весенние ручьи и лужи, успела замерзнуть. Поэтому, обнаружив наконец нужный дом, хотела только одного — чашку горячего чая.
«Лучший чай у армян — это кофе. Чем крепче, тем лучше, — встречает в дверях хозяйка квартиры Лилит. — Проходите, не разувайтесь, кофейник уже на плите. Пап, помоги нашей гостье раздеться». Из кухни выходит тот, ради кого меня и занесло в лабиринты Марьиной Рощи, — Вагаршак Егишович Хачатрян.
Наблюдая, как 93-летний ветеран ловко принимает у меня пальто, невольно думаю: галантному кавалеру годы не помеха.
«Сначала кофе, потом интервью, — придвигая ко мне дымящуюся чашку, расставляет приоритеты ветеран. — Все успеем. И даже погадаем. На кофейной гуще. А как же? Должны же мы знать, что вы за фрукт. А пока угощайтесь — конфеты, печенье, яблоки. Переведите дух немного».
Отведав ароматного напитка, приготовленного по старинному армянскому рецепту, прошу показать мне квартиру. «Вот здесь у меня кабинет, спальня и столовая, — Вагаршак Егишович кивает на стоящий у стены восьмиметровой кухни диван. — Что, тесновато? Ну да, не царские палаты. Хотя нам говорят, у нас даже лишняя жилплощадь имеется. Ладно, бог им судья. Мы и не жаловались раньше. До появления на свет вот этого чертенка».
«Чертенок» — очаровательная двухлетняя правнучка Хачатряна Маша. Она тут же оправдывает свое прозвище, оказавшись сначала на подоконнике, затем на диване и потом на голове у ветерана. «Ни сна от тебя, ни отдыха», — притворно ворчит дед и провожает убегающую в комнату девочку полной нежности улыбкой.
Осмотр однокомнатной квартиры занимает две минуты. Заглянув в туалет и ванную, по признанию Вагаршака Егишовича, часто служащих ему единственным убежищем от гиперактивной Марии, возвращаемся в комнату. Здесь обитают самые любимые девочки Хачатряна — дочь Лилит, внучка Офелия и правнучка с характером бесенка. «В семье должны быть дети. Много. Жаль, что Маша у нас пока одна. Вот у меня три сестры было и брат», — погружается в воспоминания собеседник.
От геноцида до голодомора
Вагаршак Егишович родился 12 декабря 1926 года в Краснодаре. Там его родители обосновались в 1915-м, после бегства из Турции. «От геноцида спасались. Нет, в Турции они еще не знали друг друга. Там у них другие семьи были.
От первого мужа мама тоже пятерых родила. Четверых на ее глазах убили, а с пятым, привязанным за спиной, ей на корабль удалось пробраться, который в Россию отчаливал. Пока плыли, она в таком шоке была, в беспамятстве даже. Короче, потом оказалось, что малыш уже несколько дней как умер, а она все носила его на себе». По словам Хачатряна, у отца была похожая судьба: он видел, как убивали беременную жену и детей.
«Когда папа устроился в Краснодаре, попросил познакомить его с хорошей женщиной. Обязательно с вдовой. Которая, как и он, осталась одна, потеряв и детей, и супруга».
«Я помню, бабушка всегда в черном платке ходила, — вступает в разговор Лилит. — Так до конца жизни и носила траур по первой семье своей. И знаете, она сутулилась сильно, плечи опущены, будто какой-то гнет у нее на шее к земле пригибал. Кстати, спустя много лет после бегства из Турции бабушка вернулась туда за братом.
Ему во время геноцида около шести лет было. Чтобы спасти, мальчишке заплели косички, выдали за девочку и пристроили в семью. Бабушка потом всех уверяла, что помнит, где находится дом, куда братика отдали, и сможет найти его. Представляете, она все-таки разыскала брата, уже взрослого, и привезла домой. Он потом в Ереване вместе с ними жил».
В столицу Армении Хачатряны переехали в 1931-м. Опять вынужденно — на этот раз из-за голода. «В Краснодаре родители работали много и смогли хорошую квартиру получить, просторную. У нас там даже двор свой был, — вспоминает Вагаршак Егишович. — А в Ереване в подвале поселились. Помню сырость и холод, даже если жара на улице. Но было сытнее, чем на Кубани».
«Зовет Отчизна нас»
Когда началась Великая Отечественная война, Вагаршак только окончил семилетку. «Летом сорок первого у нас военную школу открыли, артиллерийскую. Я туда и поступил. Чтобы лейтенантом стать, нужно было четыре года отучиться.
Но я не успел: как стукнуло восемнадцать, отправили на фронт». Боевой путь Хачатрян начал на Украине — служил в пехоте, в 89-й Таманской дивизии. О фронте вспоминать не любит. Говорит, воевал как все. В начале 1945-го был тяжело ранен — осколок снаряда угодил в позвоночник.
«В госпитале в Минске лежал. Долго. Месяца три. А потом меня в Грузию послали служить. Там и встретил Победу. Как узнал о ней? По радио объявили. Обрадовался, конечно. Весь мир тогда ликовал, что Советский Союз наконец победил».
Вскоре после окончания войны фронтовика отправили доучиваться в артиллерийское училище в Сочи. Через год он стал офицером и продолжил службу в Белоруссии. «Был кадровым военным до 1951 года. Тогда массовое сокращение у нас в армии началось, и меня демобилизовали. Я не расстроился. Навоевался уже. Домой хотелось — в Армению, в Ереван. По родителям, брату и сестрам соскучился. Да и о собственной семье пора было подумать. Раньше-то не удавалось — сначала война, потом солдатская жизнь кочевая. Не до любви было».
Семье Хачатрянов повезло — на войне никто не погиб. Видимо, все жертвы они уже принесли. Когда Вагаршак приехал домой, большая семья встречала его в полном составе. Редкость по тем временам.
В мирном Ереване демобилизовавшийся лейтенант устроился на электрозавод. «Наше предприятие выпускало трансформаторы, генераторы, холодильники. Сначала диспетчером был, потом — замначальника цеха. Так и трудился на этой должности сорок лет. Без перерыва. Отпуск брал всего трижды».
В 1960-м Хачатрян женился. На девушке Асе — студентке Ереванского пединститута.
«Мы познакомились в гостях у моего начальника, с которым я дружил. Сразу обратил на нее внимание: красивая, стройная, высокая. А уж когда на скрипке заиграла, тут и вовсе сердце мое забилось. Я очень люблю музыку. Кстати, жена моя не только скрипачкой хорошей была, но и на пианино прекрасно играла. Мы потом хороший инструмент купили ей — немецкий, довоенный еще».
«Город-сказка, город-мечта»
После пединститута Ася преподавала армянский язык и литературу в русской школе. Через год после свадьбы родился сын Эдуард, а спустя три года — дочь Лилит. «В 1991 году Эдик поехал в Москву учиться, в институт физкультуры. Чтобы как-то сводить концы с концами в столице, подрабатывал в пекарне. Нелегко нашему мальчику приходилось. И жена сказала: «Вагаршак, надо сыну помочь. Езжай в Москву». Я поехал, устроился в ту же пекарню, начальником одного из цехов».
Но через несколько месяцев великая и могучая держава — СССР — распалась. Армения стала одним государством, Россия — другим.
«Смутные времена тогда были. Все рушилось на глазах. Надо было как-то выживать. Когда Лилит в Ереване окончила мединститут, мы ее с мужем и маленькой Офелией тоже привезли в Москву. И жена моя, конечно, переехала».
Сначала Хачатряны снимали жилье: в Марьиной Роще, недалеко от той самой пекарни. Но вскоре семье удалось продать ереванское имущество и купить квартиру в российской столице. Хватило лишь на однокомнатную, да и то благодаря брату Аси, добавившему недостающую сумму. В новом доме обосновались всей семьей, а точнее — тремя. Как говорится, в тесноте, да не в обиде.
Однако в 2001-м не стало Аси, следом в мир иной ушли Эдуард и муж Лилит, которому было всего 42.
Долгое время их не покидало ощущение, что однушка в Марьиной Роще осиротела. Потом повзрослела Офелия, у нее появилась своя семья, родилась Маша.
«Деду пришлось переехать на кухню, — объясняет Лилит. — Не потому, что в комнате места не нашлось, а чтобы он мог отдыхать. Хотя бы ночью. Сами знаете, какой с малышами сон. Папа-то до недавнего времени еще работал».
По словам Лилит, в последние годы отец трудился вахтером на автостоянке. «Сутки через трое дежурил, а если напарник болел, то и через день выходил на смену. И это в девяносто с лишним лет! Он и всю финансовую отчетность там вел. Когда в начале года в больницу угодил, коллеги звонили и просили быстрее выздоравливать.
Жаловались, что без него с кассой разобраться не могут. Сейчас папа не очень хорошо себя чувствует: операцию недавно перенес. Но говорит, как только оклемается, снова на работу пойдет. Не может он без дела. А пока в Совет ветеранов два раза в неделю ходит. На дежурства».
Заберите лишнее
Лилит уверяет, что отец никогда не пользовался положенными ему как ветерану войны и инвалиду второй группы льготами. «Стеснялся. Говорил: «Многие хуже живут. Им нужнее. А я еще работаю, сам справлюсь». Но когда совсем тесно нам стало, знакомые уговорили его подать документы на улучшение жилищных условий. Мол, пора воспользоваться своим законным правом».
Согласно 714-му указу президента, каждому ветерану войны полагается минимум 22 квадратных метра на каждого члена семьи. На основании этого документа в закон «О ветеранах» внесли поправки, указав еще больше — 35 «квадратов» на человека. Причем ветераны могут выбирать: либо квартиры соответствующей площади, либо компенсацию из федерального бюджета на покупку недвижимости в том регионе, где проживают.
С просьбой об улучшении жилищных условий бывший фронтовик впервые обратился к районным чиновникам в 2010 году. И с тех пор получает регулярные отказы: жилплощадь достаточная.
Только вот считают они ее не по ветеранским нормам, а по обычным учетным — десять «квадратов» на каждого прописанного. Жилплощадь Хачатрянов — 20,8 квадратного метра, а общая, включающая балкон, коридор, туалет и ванную, — 41,5.
Выходит, у ветерана имеется запас — целых полтора «квадрата». Именно этот «излишек» и не позволяет признать 93-летнего ветерана войны нуждающимся в улучшении условий.
«Мы им говорим: ну, отпилите вы эти несчастные полтора метра, кирпичом заложите. Может, тогда дед сможет спать как человек. А не на кухне, где ему круглые сутки покоя нет, — возмущается Лилит. — У нас же маленький ребенок, которому без конца то попить, то поесть. Да и без того она все время норовит папу с дивана выселить: мультики там смотрит, прыгает, как на батуте. Где уж тут отдохнуть. Ей же не объяснишь, что у деда кардиостимулятор, что недавно он перенес сложную урологическую операцию».
«У вас очень хорошо»
Вагаршак Егишович рассказывает, что, по совету юриста, они подали заявление в префектуру о признании помещения непригодным для проживания. «Мы сообщили, что я вынужден обитать на кухне, которая, по сути, не является жилым помещением, — уточняет ветеран. — Две недели назад к нам приехали глава управы и начальник отдела по работе с населением. Обошли квартиру и говорят: «А чего вы хотите? Улучшить жилищные условия в Москве очень сложно. Вы же это понимаете?»
Сказали, что дом не аварийный, поэтому признать помещение непригодным для проживания будет трудно. На прощание пообещали дать рекомендации префектуре. Правда, непонятно какие. И, уже уходя, заметили: дескать, думали, у нас действительно нечеловеческие условия, а мы очень даже неплохо живем. Я не стал спрашивать, где спят они. Думаю, не на кухне».
А Лилит в сердцах бросает: глава управы признался, что даже не знал о существовании на его территории настоящего фронтовика.
«Хотя во всех школах папу хорошо знают и каждый год в День Победы приглашают выступить!»
Согласно установленным срокам, префектура Северо-Восточного округа должна вынести решение в начале лета. Если оно будет положительным, Вагаршака Егишовича признают нуждающимся в улучшении условий. Если нет — с надеждой выбраться из кухни бывшему фронтовику придется расстаться.
«Может, еще кофе? — предлагает Лилит. — Вам раньше гадали на кофейной гуще? Давайте посмотрю вашу чашку. Я не профессионал, конечно, но все-таки армянка. У нас почти все женщины кое-что в этом понимают». Подождав, когда кофейный осадок сплетется в причудливый узор, Лилит долго всматривается в него.
«Все хорошо у вас будет. Как и у нас, надеюсь. Думаю, нам всем нужно просто дожить до Дня Победы. Чтобы с первыми весенними цветами распуститься для новой жизни и просто наслаждаться ею. Как делает мой отец, которым я очень горжусь. Вы знаете, если у кого и следует поучиться жизнелюбию, так это у людей, прошедших войну. Сколько себя помню, папа каждое утро просыпается с улыбкой. И это несмотря на то, что спит он рядом с кухонной плитой».
