Владимир Титоренко: Минобороны России откроет представительство в ЦАР

Год назад президент Центральноафриканской Республики и представители вооруженных группировок после двухнедельных переговоров поставили подписи под мирным соглашением, которое призвано положить конец многолетнему конфликту в стране. Посол России в ЦАР Владимир Титоренко рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Анастасии Ивановой, как развивается ситуация в стране спустя год после подписания хартумских соглашений и в чем заключаются основные сложности на пути к мирному процессу. Дипломат также раскрыл, какое именно оружие российская сторона поставила ЦАР осенью, поделился дальнейшими планами по оказанию африканской стране военной помощи, а также объяснил, почему российские компании не занимаются там разработкой алмазных месторождений.

— 10 февраля в России отмечают День дипломатического работника. Каково вообще работать дипломатом в такой неспокойной стране, как ЦАР? С какими трудностями приходится сталкиваться?

— Дипломаты у нас работают в разных странах – и в благополучных, и в тех, которые имеют сложные военно-политические и санитарно-эпидемиологические условия, но мы работаем также, как и везде. Наша задача – продвижение российских интересов за рубежом и защита интересов наших граждан. В данном случае – развитие сотрудничества с Центральноафриканской республикой, работа над снятием эмбарго на поставку оружия, запрета на вывоз алмазов и в целом над отменой всех рестрикций, которые были введены в 2013 году, когда здесь не было легитимной власти, а вооруженные силы фактически развалились.

Конечно, условия работы отличаются от тех, которые существуют в более благополучных странах. Здесь приходится предпринимать больше усилий в плане поддержания должного уровня безопасности нашего посольства, его сотрудников. Работа дипломатов в ЦАР, как и в других горячих точках, интенсивная, интересная, требует знаний в разных областях, потому что мы имеем дело не с традиционной ситуацией, когда нужно главным образом развивать двусторонние отношения, но и работать с ООН и ее миротворческой миссией в лице МООНСЦАР – крупнейшей в мире, около 14 тысяч сотрудников и военнослужащих, Афросоюзом, Евросоюзом, другими международными и региональными организациями. Большой объем работы приходится на развитие военного сотрудничества, что требует особой специфики и знаний.

Конечно, тяжело бывает в бытовом плане, потому что страна только начинает отходить от войны, которая велась здесь на протяжении многих лет, и есть много ограничений, поскольку до сих пор 80% страны контролируется вооруженными группировками. Приходится соблюдать меры безопасности, предосторожности при движении по городу, поэтому у нас существуют определенные ограничения на передвижения, часто вводится режим повышенной готовности, если происходит обострение ситуации. Это приходится учитывать. Но в целом сама работа мало отличается от работы в других странах, за исключением вышеперечисленных факторов, среди которых – повышенные меры безопасности.

ЦАР — это еще и страна, которая находится в зоне повышенной опасности с точки зрения санитарно-эпидемиологической обстановки: здесь много случаев малярии, тропических инфекций. Практически все наши дипломаты переболели не один раз малярией. Конечно, это тоже тяжело. Тяжело также то, что здесь нет нашей школы, поэтому, в основном, наши дипломаты вынуждены здесь работать без семьи: без жен, без детей. Это тоже осложняет ситуацию психологически.

— В последнее время появлялись сообщения о столкновениях в городе Бриа в Центральноафриканской республике, речь шла о десятках жертв. Можно ли сказать, что ситуация нормализовалась?

— Такие сообщения, где речь идет о десятках убитых, не совсем соответствует действительности, тем более в отношении города Бриа. Там были столкновения между вооруженными группировками, но как раз сейчас ситуация достаточно спокойная, поскольку город находится под контролем властей, там находится большой контингент миротворческой миссии ООН (МООНЦАР). Туда же по мирному соглашению от 6 февраля 2019 года — скоро будем отмечать его первую годовщину, — которое было запущено при самом активном участии нашей дипломатии, введены подразделения вооруженных сил ЦАР. Более сложная обстановка – севернее, скажем, в городе Бирао. Но там тоже речь не идет о десятках погибших. Практически везде периодически идут столкновения между противоборствующими группировками. Бывают и случаи нарушения обеими сторонами хартумских соглашений, но они уже прекратили носить массовый характер. Более напряженная обстановка – в районе Бамбари, который находится в 360 километрах севернее Банги, но там тоже ситуация под контролем.

На сегодняшний день каких-либо столкновений, где десятки людей гибнут, нет. Более того, если по соглашениям возникают какие-то трения, то они решаются путем того, что между противоборствующими сторонами проводятся встречи при участии гарантов этого соглашения – ими были избраны Африканский союз и Союз государств центральной Африки – региональная структура центральноафриканских государств при участии представителей политического департамента миротворческой миссии ООН. При необходимости выезжаем туда и мы, как иностранные послы, которые тоже могут помочь в достижении компромисса. А таких вот прямо боевых действий между вооруженными группировками и правительственными войсками в настоящее время нет ни в одном районе.

— Хартумские соглашения, которые были подписаны премьер-министром ЦАР и вооруженными группировками в феврале прошлого года. Соблюдаются ли положения этого соглашения? Например, в той части, где правительство обязалось обеспечить свободу создания партий, создать необходимые условия для добровольного возвращения беженцев? Какие не соблюдаются?

— Да, конечно, они выполняются. Соглашение было подписано не так уж просто, переговоры шли давно, и при участии ООН, и Афросоюза, но выйти на мирное соглашение не удавалось, пока наши дипломаты не включились в эти усилия. Сначала были переговоры в Хартуме, потом соглашение было подписано здесь, в Банги, 6 февраля прошлого года. Но те положения, которые вы упомянули, как раз выполняются лучше всего. Здесь существует полная свобода создания и функционирования политических партий. Более того, они действуют очень и очень активно. Президент принимает представителей всех партий. Например, недавно он принял вернувшегося из иммиграции предыдущего президента Бозизе. 28 января от президента вышел еще один из ведущих деятелей оппозиции – Дологиле – бывший премьер-министр. И в парламенте есть порядка восьми политических партий. В этом плане никаких вопросов не возникает.

Бывают только трудности в реализации соглашений в связи с тем, что, по соглашению, должны быть созданы так называемые объединенные смешанные бригады безопасности. Часть военнослужащих этой бригады должны составлять военные регулярной армии и больше половины — бывшие боевики вооруженных организаций. Этот процесс идет медленно. Но это идея не России, это идея других участников мирного процесса и в принципе этот участок должен вести ЕС. К сожалению, создан только один центр, где ведется переподготовка боевиков, переобучение их в тех, кто будет служить в этих бригадах. Нужно создать как минимум еще два центра. Вот с этим есть промедления. Поэтому часть соглашения, которая касается разоружения боевиков, идет медленно. Чтобы они разоружились, их надо переобучать, а большая их часть должна иметь возможность трудоустроиться. Они должны перейти на нормальный образ жизни, а для этого надо создать эти рабочие места, построить школы, больницы и так далее. С этим есть сложности. Но все-таки мирный процесс продвигается вперед. Не так, как хотелось бы, но все-таки он идет и результаты этого заметны.

— Вы упомянули бригады безопасности. Расскажите, пожалуйста, поподробнее.

— Каждая такая бригада должна состоять из двух тысяч человек. Это не подразделение регулярной армии, это бригада, которая дислоцирована на местах. Из двух тысяч человек должно быть 1200 бывших боевиков и 800 представители вооруженных сил. Но тут идет разночтение. С точки зрения правительства, эти бригады не являются частью регулярной армии, они должны выполнять функцию по обеспечению безопасности на местах и охранять племена скотоводов, которые находятся на севере страны. Но вопрос заключается в том, что тут разные толкования и постоянно идут дискуссии. Второе – это то, что очень медленно идет переобучение бывших боевиков. На сегодняшний день можно четко говорить, что более-менее успешно процесс идет только на северо-западе страны, в городе Буар, там, где базируется группировка 3R. Должен быть создан центр на севере страны, ближе к границе с Чадом, например, в Нделе. Тогда начнет разоружаться наиболее влиятельная организация "Союз за мир в Центральной Африке" (UPC), которую возглавляет Али Дарасса, ну и на северо-западе, но там не создан центр. Подготовка инструкторов правительственной армии, которые должны обучать и переобучать бывших боевиков, это ответственность Евросоюза, он на себя это взял, он и финансирует.

— Стоит ли сейчас на повестке дня вопрос о размещении российской военной базы в ЦАР?

— Это слухи, такого вопроса не стоит. На этот счет было сделано заявление президента ЦАР, неправильно переведенное с французского языка, и наша позиция ясна. Никаких наших военных баз в Центральной Африке нет и мы не собираемся их открывать. Речь идет об открытии официального представительства министерства обороны России. Мы оказываем помощь обучением будущих военнослужащих или переобучением нынешних военнослужащих вооруженных сил ЦАР, мы занимаемся поставками на безвозмездной основе легкого стрелкового оружия, и на сегодня уже две партии оружия были поставлены. Сейчас в Совете безопасности ООН идет обсуждение возможности дальнейшего смягчения эмбарго на поставку более тяжелых видов вооружения. В этом и заключается наше участие, но насчет баз – нет.

Другое дело, что в соответствии с соглашением между министерствами обороны обеих стран скоро здесь будет открыто представительство Минобороны России, которое будет заниматься помощью в реформировании вооруженных сил, оказывать консультационные услуги и так далее. Вооруженные силы ЦАР были фактически уничтожены в 2013 году, они нуждаются в серьезных реформах. Наша роль – именно в этом. Никаких военных баз и тем более участия в каких-то операциях – этого нет и не будет. Здесь есть только одна военная база – это военная база Франции, созданная еще по старым соглашениям. Она находится в районе аэропорта и обеспечивает его безопасность.

— Представительство Минобороны России планируется открыть в этом году?

— Да, планируется открыть в этом году. В январе здесь побывала группа представителей министерства обороны, они обсудили практические вопросы открытия: аренду здания, открытие счетов в банке, приобретение машин, связь с местной стороной, а также те конкретные сферы, в которых будет осуществляться взаимодействие между представительством министерства обороны РФ и министерством обороны и генеральным штабом вооруженных сил ЦАР. Если все будет идти, как идет сейчас, я думаю, то в конце февраля – начале марта представительство будет открыто официально.

— Вы упомянули о том, что Россия поставила ЦАР две партии стрелкового оружия. Это те две партии, о которых говорил глава МИД РФ Сергей Лавров в сентябре? Что конкретно это за оружие?

— Да, это то самое оружие. Это автоматы Калашникова, пулеметы, гранатометы, пистолеты, снайперские винтовки. Мы поставляем его на безвозмездной основе.

— Обсуждаются ли сейчас новые поставки?

— Первая партия была поставлена в январе 2019 года, вторая – в конце августа–начале сентября 2019 года. Сейчас, насколько мне известно, в Банги обсуждается заявка на поставку следующей партии ЛСО, поскольку с сентября прошлого года на легкое вооружение действует не процедура получения согласия Совбеза ООН, а уведомительная процедура, что существенно облегчает поставку. Нет смысла поставлять его завтра-послезавтра, так как для этого нужно подготовить склады для хранения, учет и так далее.

Другая часть вооружений, более тяжелых – нужно дождаться резолюции Совета безопасности ООН, и если решение будет принято и эмбарго на поставки некоторых видов более тяжелых видов вооружений, например, БМП и БТР, будет снято, то Россия рассмотрит те заявки, которые могут поступить от министерства обороны ЦАР (резолюция 2507 СБ ООН о продлении эмбарго на полгода принята 1 февраля 2020 года – прим. ред.). Мы исходим из того, что военная помощь будет продолжаться, в том числе, путем поставок вооружения.

— Как вы думаете, на какие конкретно виды вооружений может распространиться смягчение?

— Пока речь идет о легкой бронетехнике, БМП, БТР. Вопрос заключается в том, что из-за того, что в 2013 году фактически произошло полное обрушение местной армии, соответственно, за это время были утеряны кадры, специалисты, которые могут использовать другие виды вооружений – нет пилотов, нет артиллеристов. Поставить оружие можно, но кто им будет пользоваться? Так что здесь нужно подходить с точки зрения практической пользы. Если поставить вертолеты и не летать на них, то они через два-три года превратятся в кучу металлолома. Но идет подготовка центральноафриканских военных кадров в учебных заведениях министерства обороны, шаг за шагом будем работать в этом направлении.

— Не можем не коснуться другой темы — убийства в ЦАР российских журналистов Орхана Джемаля, Кирилла Радченко и Александра Расторгуева. Как идет расследование? Удалось ли продвинуться в установлении причастных к преступлению? Как ЦАР взаимодействует с российской стороной по этому вопросу?

— Взаимодействие идет по линии Следственного комитета РФ и Генпрокуратуры ЦАР, которая ведет это расследование. Мы, как посольство, не можем принимать участие в расследовании. Мы оказываем содействие в поддержании связи между этими двумя ведомствами, передаем послания. Насколько мне известно, на сегодняшний день установлено, что на них напали то ли криминальные элементы, то ли наемники, потому что здесь много всяких наемников из сопредельных государств, которые вооружены и промышляют бандитизмом. К сожалению, наши журналисты выехали, несмотря на рекомендации местных властей там, где они находились, в городе Сибю, воздержаться от поездок в ночное время. Здесь в темное время суток никто по дорогам не ездит, кроме вооруженных подразделений миротворческой миссии ООН. Но они ездят в бронемашинах, с тяжелым вооружением, с пулеметами, пушками.

Найти убийц очень тяжело. Наши журналисты подверглись нападению в зоне, которая не находится под контролем правительственных войск. Там свободно перемещаются чисто криминальные элементы. Местные правоохранители их ищут. Все, что можно было сделать – снять показания с местных жителей, которые могли хоть кого-то видеть, и все было сделано властями ЦАР. Баллистические экспертизы проведены, все материалы переданы, родственникам журналистов вернули те вещи, которые находились на хранении Генпрокуратуры ЦАР как вещдоки. Дальше расследование идет, но найти людей, которые могли скрыться в сопредельной стране, тяжело. Место, где произошло убийство — это район, где проходят пути перегона скота. Говорившие между собой якобы на арабском языке – это могут быть выходцы из Кордофана, Дарфура, то есть из соседнего Судана, да и в Чаде говорят на арабском языке. За это время эти преступники могли скрыться на территории сопредельных стран. Это не такой простой процесс, но он идет. Власти ЦАР же не закрывают это дело из-за того, что убийцы не найдены.

— А были какие-то новые показания свидетелей?

— В темноте определить человека очень тяжело, тем более, если их и видели, то с достаточно далекого расстояния. Описания могут быть расплывчатыми. Тем более, это произошло в темное время. Вопрос заключается еще в том, что люди, которые направили журналистов на задание, не обеспечили необходимый уровень безопасности. Им должны были нанять ЧОП, который бы их сопровождал. Но опять же, ночью здесь и ЧОП боится ездить. Во-вторых, конечно же, они должны были уведомить посольство, им бы объяснили, какие здесь условия, оказали бы консультационную помощь, помогли бы найти ЧОП. И потом, они въехали с нарушением многих законов ЦАР. Они идентифицировали себя в посольстве ЦАР в Москве при получении виз как туристы, а приехали с журналистскими удостоверениями, подписанными Центром управления расследованиями, где написано, что они являются волонтерами ООН. Но российский гражданин, который являлся руководителем такого центра, не может быть ооновским чиновником, который подписывает такие удостоверения. Их почему и пропустили, потому что у них были ооновские удостоверения, иначе их бы просто задержали на посту и вернули бы ночевать в город. Потом они пытались проникнуть на военную базу Беренго, не получив разрешения министерства обороны ЦАР, а это секретный военный объект. Прилетели в Банги, не зарегистрировав ввоз аппаратуры для съемки, а это запрещено законом. Я могу перечислить еще массу законов, которые были нарушены. То есть люди, которые посылали сюда журналистов, сознательно, видимо, подвергали опасности их жизни. И на сайте посольства, и на сайте МИД РФ висят предупреждения и список стран, которые категорически не рекомендуется посещать, там прописаны все правила посещения этих стран.

На сегодняшний день все, что установлено – это то, где на них конкретно напали, установлено, что в них стреляли из автоматического оружия, но свидетелей этого нет. Все показания дает только один человек – это водитель, который с ними ехал и который смог сбежать. Если верить его показаниям – у журналистов пытались отнять деньги, видеокамеры и так далее. Они их не отдавали, и в ответ, видимо, нападавшие прибегли к насилию. Но водитель скрылся. Он видел, что началась ссора между журналистами и вооруженными людьми. То есть это не нападение из засады – взяли и выскочили, – нет. Мы исходим из того, что дает нам местная сторона. Люди говорили на некоем диалекте арабского языка. Водитель дал описание того, что он запомнил. Это на сегодня единственный свидетель, который жив и может дать показания. Но он все показания уже дал.

— Обсуждается ли вопрос отправки экспертной группы или представителей СК в ЦАР?

— Это надо спрашивать у Следственного комитета. Вопрос заключается в том, а что они там найдут? Место преступления уже полностью подверглось обработке, все гильзы были собраны, вещи были собраны и переданы Генпрокуратуре ЦАР. Это же было в июле-августе 2018 года, дальше было два сезона дождей. Что там можно найти? Размытые дороги и траву. Наши следователи и другие представители правоохранительных органов России не имеют права проводить следственные действия на территории иностранного государства. Это компетенция местных властей. Я только могу сказать, что мы регулярно напоминаем, я регулярно направляю письма в правоохранительные органы ЦАР и обсуждаю вопрос о ходе следствия во время встреч с генпрокурором, министром юстиции, руководителем министерства внутренних дел, а по дипломатическим каналам мы регулярно напоминаем о том, что нужно вести расследование несмотря ни на что, задействовать все возможности.

— Известно, что Центральноафриканская республика богата месторождениями. Участвуют ли российские компании в разработке месторождений в Центральноафриканской республике? Какие это месторождения?

— Я бы не стал говорить, что там много месторождений, это преувеличение. Когда-то Центральноафриканская республика была относительно средним производителем алмазов, например, во времена Бокассы и до начала тех событий, которые начались еще в 90-х годах, страна тогда вывозила порядка 350-360 тысяч каратов сырых алмазов, и это давало всего лишь 11% дохода госбюджета. Это далеко не Намибия, далеко не наш российский регион Якутия. Алмазы есть, но их мало. Все это пришло в негодность из-за войны. То, что раньше функционировало, сейчас не функционирует. По данным, которыми мы располагаем, в настоящее время вывозится порядка 35-36 тысяч каратов в год, то есть в десять раз меньше, чем было раньше. Существует, естественно, и ооновские эксперты на это указывают, контрабанда алмазов, но она осуществляется из зон, которые не контролируются правительством. Оценить объем контрабанды мы не можем. Этим должны заниматься те ооновские структуры, которые взяли на себя миротворческую функцию, в том числе и в соблюдении санкционного режима – перекрыть границы, смотреть, куда, кем и что вывозиться.

Российских компаний здесь нет. Здесь есть компания, которая создана при участии отдельных российских бизнесменов, она зарегистрирована по законодательству ЦАР, она имеет всего одну лицензию на поиск и добычу алмазов. Насколько я знаю, пока эта компания работает себе в убыток.

Что касается золота, то информация о здешних запасах сильно преувеличена. Скажем, в соседнем Судане добывается 91 тонна, а здесь максимально при самых благоприятных условиях можно добыть 500-600 килограмм, а добывается гораздо меньше. И большая часть приисков находится в зоне, неподконтрольной правительству. Поэтому Россия в этой сфере мало чего имеет. Тогда как Китай имеет 12 лицензий на разведку и добычу алмазов, четыре лицензии на добычу золота, и китайцы являются основным экономическим игроком в ЦАР, как, впрочем, и везде в Африке. Есть еще месторождения газа и нефти, там тоже работают китайцы, но добыча не ведется. Есть месторождения урана на севере, рядом с Чадом, там пытались работать и китайцы, и ЮАР, но они признали, что добыча алмазов там нерентабельна.

Здесь есть другое богатство – ценные породы деревьев, красное дерево, черное дерево. Вырубка ценных пород деревьев ведется. Но компании, созданной российскими бизнесменами, дан очень маленький участок. В основном там тоже работают китайцы, а также местные предприниматели.

Минеральные ресурсы никогда не были основой доходов бюджета, здесь основой экономики всегда было сельское хозяйство. Более того, еще 20 лет назад ЦАР наряду с Кот-д’Ивуаром были крупнейшими экспортерами продовольствия в сопредельные страны. Здесь богатство – это земля, прекрасные условия для ведения хозяйства и производства продовольствия, хороший климат, очень много воды в отличие от других африканских стран. Здесь можно работать в области сельского хозяйства без применения удобрений, но из-за войны все было разрушено. Здесь же производятся самые элитные сорта кофе, какао, раньше был длинноволокнистый хлопок. Все это сильно запущено. Некоторые наши компании сюда приезжали для закупок какао-бобов для нужд нашей пищевой промышленности, в которой производят шоколад. Но нужно построить дороги, наладить вывоз продукции из страны, которая не имеет выхода к морю. Наши бизнесмены пытаются что-то сделать, но пока это тяжело. А работать в условиях, когда большинство зон находятся под контролем вооруженных группировок — это просто опасно. Все затраты пойдут на обеспечение безопасности. По мере развития мирного процесса и восстановления контроля государства над всей территорией страны, думаю, наш бизнес будет работать более активно.

— Обсуждается ли привлечение российских компаний в будущем к сотрудничеству в той или иной отрасли с ЦАР?

— Мы регулярно ставим эти вопросы и перед президентом, и перед премьер-министром, перед министром сельского хозяйства, министром финансов, министром международного сотрудничества и планирования, министром энергетики, министром минеральных ресурсов. С ними эти вопросы обсуждаются, но нужен механизм. Дело в том, что договорно-правовая база нашего сотрудничества сильно устарела, она была подписана в 70-е и частично 80-е годы. Нужно заменить эту базу, подписать соглашения о защите инвестиций, соглашения об избежание двойного налогообложения.

Во время первого саммита Россия — Африка в Сочи, а перед ним 23 октября прошлого года еще состоялся и экономический форум, — там была большая делегация из ЦАР во главе с президентом страны Фостеном-Арканжем Туадера, с ним были и три министра экономического профиля. Они встречались с представителями наших компаний, в частности, "АЛРОСА", и обсуждали эти вопросы. Для этого нужен механизм. Создание межправкомиссии в нынешних условиях не имеет смысла. И процедура эта очень длительная.

Есть предложение, которое выдвинул глава МИД РФ Сергей Лавров накануне саммита, о создании делового совета Россия — Африка в каждой стране, в том числе речь шла о деловом совете Россия – ЦАР. Но с нашей стороны есть бизнесмены, а со стороны ЦАР – нет. Для сравнения могу дать такую цифру: бюджет миротворческой миссии ООН (МООНЦАР) составляет около 1 миллиарда долларов в год – это то, что мировое сообщество платит для поддержания мира в ЦАР через ооновские структуры, а бюджет ЦАР состоит примерно из 335 миллионов долларов. То есть на 5 миллионов жителей ЦАР приходится 335 миллионов, а на 14 тысяч миротворцев МООНЦАР – 1 миллиард долларов. Ну какой здесь может быть бизнес? Страна живет за счет иностранной помощи в значительной мере. Даже зарплата сотрудникам министерств выплачивается за счет иностранных доноров, коими являются Всемирный банк и отдельные страны–члены ЕС, отдельные страны Африканского Союза оказывают помощь. Мы больший акцент делаем на восстановлении вооруженных сил, потому что без этого бизнес здесь вообще не пойдет. Наша доля, если посчитать стоимость оружия, которое мы поставили, она очень достойная, не меньше той, которую предоставляет ЕС и отдельные страны.