Имя героини изменено в целях безопасности.

С Аминой мы условились встретиться в подмосковной кофейне. Волнуюсь — вдруг не придет: я долго уговаривала ее на беседу. Но через несколько минут вижу перед собой платиновую блондинку с зелеными линзами и тонкими черными бровями, которые выдают ее настоящий цвет волос. Она говорит размеренно и четко, движения плавные, медленные, акцент едва уловим. Амина — дагестанка.

— Спасибо, что решилась.

— Рано или поздно я бы сама пришла, — отвечает девушка, расправив плечи.

Амина признается, что часто думала о том, как рассказать свою историю публично, но страх вернуться в прежнюю жизнь был слишком силен. Она сделала все возможное, чтобы стереть прошлое из памяти. Теперь у нее другие имя, внешность и стиль.

Амина предпочитает декольте, а не хиджаб, красные длинные типсы вместо коротких не покрытых лаком ногтей и высокие каблуки. Всех этих изменений могло бы и не быть, если бы не удачный побег от самых близких людей, которые вступили в ряды террористов ИГ*.

Сейчас Амине двадцать один — впрочем, точного возраста она не знает. «Я родилась между Махачкалой и Дербентом. В два года потеряла отца и осталась на попечении у матери. Она любила надевать разноцветные хиджабы и расхаживать в них по комнатам. От нее невозможно было оторвать глаз. «Мама, хочу быть, как ты!» — мечтала я вслух.

Амина рассказывает о своем детстве в маленьком дагестанском селе, где не было никакого досуга, кроме как раз в неделю сходить с мамой на центральный базар за покупками. Строгое воспитание и требовательное соблюдение всех предписаний Корана закалили ее характер. Самоконтроль — главная жизненная установка.

«Мы жили строго по шариату. Я постилась с четырех лет без еды и воды. Никогда не забуду, как во время Рамадана мать будила меня в три часа ночи для намаза. Помню, как постоянно учила аяты и суры (стихи из Корана. — Прим. ред.). А учеба в школе никогда не была в приоритете для моей семьи. Мама считала главным делом своей жизни «помогать детям пророка Мухаммеда». Так она называла потенциальных смертников», — вспоминает Амина.

«Мне было одиннадцать, когда все началось, — продолжает она. — Я рано созрела для платка. По исламу, если ты в хиджабе, значит, пора думать о замужестве. Вскоре мама начала искать жениха. Она отправляла меня работать в небольшой книжный магазинчик, который находился прямо в нашем доме, на втором этаже. В лавку часто заходили мужчины. Мы продавали религиозную литературу. Тогда я еще не знала, что все те книги были экстремистскими».

По словам Амины, после смерти отца мать вступила в группировку радикальных исламистов. В ее задачи входила доставка гуманитарной помощи и продуктов питания для террористов. Лагерь был разбит в лесу, куда мать направлялась стабильно раз в неделю.

После того как Амине исполнилось тринадцать, родственники заявили: «Ты приглянулась одному парню. Через три дня никях (мусульманский обряд бракосочетания. — Прим. ред.) — готовься».

По старым кавказским традициям девушка обязана одобрить выбор родителей, даже если она не видела будущего супруга. Таков обычай. Для начала семейной жизни благословения местного имама достаточно.

«Меня одели в белый хиджаб и увезли в другой дом, где была отдельная комната. В нашем доме не было места для первой брачной ночи. Помню, я ужасно боялась. Стыд — вот мои воспоминания о потере невинности. Хотя муж хорошо ко мне относился, старался быть вежливым, не грубил. Я полюбила его за доброту, за великодушие, понимаешь? — старается донести мысль девушка. — Правда, нам удалось увидеться от силы три раза. Он говорил, что живет в лесу».

Амина откровенничает, что этот мужчина сумел вызвать в ней, тринадцатилетней девочке, настоящие чувства. Она хотела забеременеть и стать многодетной матерью, но все изменилось, когда через год после замужества мать объявила: «Твой муж умер. Его убили». Так в четырнадцать лет она стала вдовой.

Амина делится, как тайком от матери накопила деньги на смартфон и сим-карту. Сеть дала девушке возможность увидеть жизнь такой, какой она была на самом деле. Вскоре Амина поняла, что невольно попала в преступную банду террористов-смертников. «Я постоянно смотрела ролики про разные города и страны. В мегаполисе легче скрыться. Тогда и наметила план побега. У меня появилась цель — сбежать в Москву. Все вокруг — будто не моя жизнь, не моя судьба. Мне хотелось во что бы то ни стало вырваться от матери». Больше она не медлила.

«Я открыла шкаф. На верхней полке были деньги — выручка от продажи книг. Мне удалось украсть их и добраться до Москвы. Помню, как бежала в длинном хиджабе, чтобы никто не заподозрил. Взяла с собой только спортивную сумку. Спотыкаясь от страха, наконец дошла до базара и быстро села в первое же попавшееся такси. Кнопочный телефон, на который обычно звонила мама, оставила дома. Я была до того растеряна, что непонятно зачем купила гитару в местном магазине».

Через несколько минут Амина упомянет, что перед побегом остригла свои длинные густые волосы под каре, чтобы никто не смог узнать ее в городе. В дорогу она взяла джинсы, майку и свитер — переодеться и не привлекать к себе лишнего внимания в Москве.

Позже она вспомнит, как общалась с проводницами, как те угощали ее чаем и конфетами и как потом спокойно беседовала с соседями по купе, которые задавали ей всю дорогу разные вопросы о жизни. «Все складывалось как по маслу. Правда, на каждой остановке я вздрагивала от ужаса, что меня поймают и вернут обратно. Но все шло как по сценарию».

Когда Амина попала в столицу, был ноябрь. «Я дрожала на морозе без куртки и шапки в центре, на площади трех вокзалов. На мне был только свитер. Первым делом кинулась в такси. Пока делала вид, что знаю город, быстро вбивала в интернете адреса детских домов. Я заранее наметила такой план, понимая, что мне всего четырнадцать лет. Купленный втайне от мамы смартфон спрятала на дно сумки. В итоге водитель довез меня по указанному случайно выбранному месту и остановил машину у серого длинного забора».

Амина была сильно напугана. На пороге встретила охрана. Она с ходу сдала все пароли и явки, слезно умоляя директора не отправлять ее обратно в Дагестан. «Я говорила хаотично. Помню, что просто плакала, а взрослые люди смотрели на меня в полном недоумении».

Буквально через несколько минут приехали сотрудники полиции и пазл наконец сложился. Оказалось, что все это время за Аминой следили. В Дагестане их дом был под наблюдением силовиков. Водители, проводницы, попутчики в поезде — все они являлись участниками спецоперации.

После побега Амина три года проведет в социально-реабилитационном центре на северо-востоке Москвы, где с ней будут усердно работать психологи. Потом ей найдут опекуна, удочерят, помогут получить образование и даже выдадут замуж за русского парня.

«Правда, я недавно развелась. Но не это важно. Могу сказать однозначно: все, что было в моей жизни хорошего, связано с побегом и детским домом — там сделали все, чтобы я научилась жить заново».

Амина поворачивается к окну, смотрит на пешеходный переход, трет пальцами виски и закрывает рот сложенными ладонями.

— Ты плачешь?

— Нет. Я просто часто вспоминаю Дагестан. Это низкое небо, жару, кладбище за поворотом. Мне в последнее время снятся мамины платки. Лиловые, синие, желтые. Они вьются над моей головой, танцуют, пляшут на солнце. Я иду босая мимо душного базара, а мать все хочет натянуть мне на голову платок. 

«Не надо, мама, отпусти, не надо», — говорю я, задыхаясь. А она все стоит в сторонке и переминается с ноги на ногу, словно хочет куда-то убежать, а не может. Словно хочет мне что-то сказать, но не в силах», — произносит Амина, глотая слезы.

«Знаешь, у меня есть мечта — стать кинологом, но я знаю, что она несбыточная. На мне родовое клеймо. В свидетельстве о смерти матери так и написано — террористка».

Через несколько минут Амина признается: она сама пальцем на карте указала силовикам на локацию того места, где скрывались члены бандподполья.

^{*Террористическая организация, запрещенная в России.}