Мы — российские журналисты — мчимся сквозь африканские джунгли: эфиопская община пригласила нас в свои святая святых, очевидно, неспроста. За окном машины мелькают слепленные из глины и соломы круглые хижины, босоногие дети, играющие в футбол самодельным тряпичным мячом. Крестьяне бредут рядом с осликами, нагруженными связками бананов. Вдалеке — кишащие малярийными комарами берега огромного озера Тана, которое здесь уважительно именуют «матерью великого Нила».

Неожиданно дорогу перекрывают два белых пикапа. На одном из них — пулемет.

Из автомобилей высыпают автоматчики в хаки и окружают нашу машину. Единственный в гражданском — в потертой красной футболке — подходит к нашему водителю. Они о чем-то долго говорят.

На наши вопросы — ноль внимания. Только завершив беседу с водителем, щуплый парень с АК-47 наперевес грозно окидывает взглядом бледнолицых. И интересуется на ломаном английском: «Вы откуда?»

— Фром Раша.

— Вэлькам ту Этьхиопи! — суровый вояка неожиданно расплывается в улыбке.

Затем два пикапа с автоматчиками сопровождают наш автомобиль всю дорогу до Гондэра на северо-западе Эфиопии.

Обстановка здесь в последние месяцы накалена до предела: в конце лета неизвестные сожгли более десятка христианских церквей. Сначала все подумали на исламистов из Судана, которые периодически совершают набеги на местных, — до границы тут рукой подать, всего двести километров. Потом выяснилось, что напал кто-то из сограждан. Жители Гондэра уверены: поджигатели прибыли из центральной части страны, с территории племени оромо — это преимущественно мусульмане.

«А мы испокон веков исповедуем православное христианство, которое сохранилось в Эфиопии практически в первозданном виде. Согласно Новому Завету, еще в I веке его сюда принес один из учеников апостола Филиппа. Нам больно осознавать, что нынешняя власть не поддерживает нашу общину. Наоборот, давление на нас лишь усиливается», — жалуется монах Абауи Дедавит.

Он стоит у входа в кафедральный собор Гондэра рядом с большим плакатом, на котором написано «Спасибо Путину и патриарху Кириллу». Это местные, прознав, что к службе приедут гости из России, постарались.

«Когда летом поджигали наши церкви и убивали наших священников, правительство России через своего посла сказало нам: «Христиане, мы с вами, мы не бросим вас!» Это очень важно для нас. Мы ценим поддержку России и то, что ваш президент — православный. <…> В отличие от нашего премьер-министра. Он ведь протестант», — с досадой произносит монах.

На севере Эфиопии преобладают православные христиане. И нынешний глава государства протестант Абий Ахмед Али чужд им не только религиозно, но и этнически.

Эти православные эфиопы относятся к семитскому народу амхара, который, как и расселенное на границе с Эритреей родственное племя тыграй, проживает на эфиопской земле минимум три тысячи лет. Оба народа считают себя потомками легендарной царицы Савской и царя Соломона, поэтому у местного варианта христианства немало общего с иудаизмом. Например, верующие чтут субботний день наряду с воскресным, храмы открыты только во время службы, а на богослужениях звучат ветхозаветные инструменты — струнный псалтырь, синтрон (трещотки) и трубы.

Премьер Эфиопии Абий Ахмед — выходец из племени оромо, исповедующего в основном ислам. Они пришли в центральную и западную части Эфиопии с востока Африканского Рога в XVI веке.

И лишь в 1974 году, со свержением последнего правителя из древней «соломоновой династии» амхарца Хайле Селласие оромо впервые получили власть. Режим «Дерг» — так назывался Временный военный совет, созданный офицерами-коммунистами из числа оромо.

За последние двадцать лет народ оромо стал самым многочисленным в Эфиопии — треть населения. Их поддержка обеспечила Абию Ахмеду премьерство. Взамен он пообещал расширение политических прав, ведь здесь все еще сильны древние традиции: например, амхарцы считают, что столица государства должна принадлежать исключительно им.

Вот только амхарская Аддис-Абеба находится в центре региона Оромия. На окраинах столицы однотипные панельные многоэтажки, между которыми втиснуты небольшие церквушки, сменяются крохотными мечетями и наспех собранными из металлических листов лачугами. Здесь прямо у входа обжаривают кофейные зерна и чинят «копейку» — один из отголосков эпохи правления «Дерга», когда СССР активно помогал «братской социалистической Эфиопии».

На этих машинах оромо таксуют по Аддис-Абебе, рассуждая о том, что скоро переберутся с окраин в центр. «Эфиопия — наша страна! Аддис-Абеба — наша!» — с такими лозунгами в начале октября на улицы вышли десятки тысяч людей в белых одеждах и с желтыми цветами в руках. Премьер Абий Ахмед разрешил им отмечать национальный праздник Ирреча прямо в столице — впервые за 150 лет.

Оромо воспользовались этим, чтобы напомнить, кто здесь власть. В Аддис-Абебе и так постоянно пробки (правил дорожного движения тут словно не существует), а теперь город и вовсе парализовало.

Спустя полчаса к гостинице подъезжает такси: потертый синий «Фольксваген» родом из начала 60-х — эпохи реформ императора Хайле Селласие, взявшего курс на европеизацию Эфиопии.

Старенький микроавтобус со скрипом, но уверенно продирается через пробки. Мимо пробегают молодые люди с черно-красно-белым флагом. Это символика бойцов «Фронта освобождения оромо», активно воевавших против любой власти с 1973 года за независимость Оромии. В 2011 году организацию вместе с атрибутикой официально объявили террористической, однако Абий Ахмед указ отменил, а лидеров группировки убедил заключить с правительством мирный договор.

«Мы боимся, что их натравят на нас, амхарских жителей Аддис-Абебы. Они ведь преимущественно мусульмане и ненавидят амхарскую культуру. Если начнется резня, власти попросту закроют на это глаза», — объясняет Даниэль Хабеш.

Две недели спустя опасения Хабеша частично сбылись. В конце октября на улицы столицы вновь вышли десятки тысяч оромо. 

Их вывел медиаменеджер Джавар Мухаммед, некогда помогавший главе государства прийти к власти. Но полгода назад их взгляды разошлись. Абий Ахмед, чтобы сделать страну привлекательной для зарубежных инвестиций, хочет примирить основные народности — оромо, амхара и тыграй. А Джавар Мухаммед настаивает на расширении прав родного этноса любой ценой.

Митинг оромо закончился столкновениями с полицией: 62 демонстранта и пять полицейских погибли. Теперь весь регион нестабилен, а христиане столицы готовятся к худшему.

«Патриарх Абуна Матиас уже выразил опасения по поводу сложившейся ситуации министру обороны и главе МВД. Сказал, что если они ничего не сделают для защиты местных жителей, то он и сам со своей паствой выйдет на улицы», — рассказывают в Эфиопской патриархии.

Возникшая с приходом Абия Ахмеда угроза гражданской войны на этнорелигиозной почве вынудила провинциальные власти создать свои мини-армии. Въезд в Лалибелу — духовный центр эфиопского христианства — охраняют вооруженные до зубов амхарцы, члены народной полиции. Они готовы сражаться до конца. Ведь Лалибела для эфиопских христиан ни много ни мало — «африканский Иерусалим». 

В начале XIII века эфиопский царь Гебре Мескель совершил паломничество на Святую землю и настолько проникся ее духом, что решил воспроизвести все у себя. Здесь есть свой Иордан, свой Гроб Господень и даже своя гора Арарат. «Я сейчас покажу ее вам, пойдемте», — приглашает житель Лалибелы диакон Макуна Хади. Он ведет нас через старое кладбище по размытой тропическим ливнем дороге, которая неожиданно обрывается. Впереди — огромный крест. Стоит подойти поближе, как перед взором предстает церковь, уходящая вглубь скалы.

Храм Бет Гиоргис — самый знаменитый памятник эфиопской архитектуры и главное украшение африканского «Нового Иерусалима». Он не построен, а буквально высечен из красного туфа. 

Он показывает на выступ из темно-серого камня, выделяющийся на фоне туфовой постройки. «Это и есть символическая гора Арарат. Помните, как в Библии? Ной в поисках суши выпустил голубя, который принес в клюве с горы ветку оливы. Так вот архитекторы сделали в храме небольшое окошко прямо напротив этого выступа. И по праздникам оттуда выпускали голубя, ритуально воспроизводя ветхозаветное событие», — говорит диакон.

Всего в Лалибеле тринадцать скальных церквей. Посмотреть на них приезжают десятки тысяч туристов в год, в основном из Европы и США. Местные рассказывают на экскурсиях, что построивший эти храмы царь Гебре Мескель, наверное, послужил прототипом пресвитера Иоанна — правителя могущественного христианского государства, легенды о котором будоражили всю средневековую Европу. Причем настолько, что римские папы и суеверные короли снаряжали целые экспедиции на поиски загадочного монарха и его баснословно богатой страны.

«Пожалуйста, разувайтесь перед входом в храм, у нас принято ходить там босиком. За обувь не беспокойтесь, она под надежной охраной», — с улыбкой бросает экскурсовод, кивая на низкорослого мужичка из народной полиции. А у того в руке винтовка «Маузер» — наследие четырехлетней, с 1937-го по 1941 год, оккупации фашистской Италией.

«Сейчас мы хоть и свободны, но вынуждены полагаться только на самих себя. Нас некому защитить — власть безразлична к нашим чаяниям», — подчеркивает епископ Лалибелы.

Местных христиан беспокоит также состояние храмов. Над многими из них установлены навесы, однако святыни спасет лишь полноценная реставрация.

«Нам постоянно предлагают помощь западные специалисты, но к ним доверия нет — особенно с учетом того, что во время итальянской оккупации и после, когда здесь несколько лет находились англичане, множество наших реликвий вывезли на Запад. Они хранятся в Британском музее, Ватикане и много где еще, но, к сожалению, не у нас. Поэтому мы бы хотели, чтобы наши святыни реставрировали близкие нам по вере люди», — отмечает епископ Цеги Мезгебу.

Эфиопские христиане принадлежат семье древних восточных церквей — наряду с Армянской, Сирийской, Коптской и Маланкарской. В догматическом и богослужебном плане они отличаются от так называемых церквей греческой традиции, к которым относится и Русская православная.

Вместе с тем в Эфиопии, как и в России, православные христиане составляют большинство — 65 миллионов (55 процентов населения).

Эфиопская церковь — третья в мире по численности после Римско-католической и Русской православной. А вот священников у нее больше, чем у двух, вместе взятых: свыше 600 тысяч. На прощание абба Цеги Мезгибу дарит мне нательный крестик.