"Было стыдно". Жизнь под надзором: истории вырвавшихся

МОСКВА, 7 ноя — РИА Новости, Мария Семенова. Психоневрологический интернат — место, где вещи, вплоть до нижнего белья, — общие, подъем и отбой по расписанию, а сходить в магазин за шоколадкой можно, только если есть пропуск. Здесь нельзя создать семью и родить ребенка: забеременевших в ПНИ отправляют на аборт. РИА Новости рассказывает о тех, кому удалось выйти из спецучреждения и начать самостоятельную жизнь.

Один маршрут на всех

Маршрут жизни практически всех детей-отказников с инвалидностью похож. Если не повезло попасть в приемную семью, то до 18 лет они — в детском интернате, после — во взрослом. И так до самого конца.

Дети с физическими недугами, но сохранным интеллектом часто не получают вообще никакого образования. К моменту перевода в ПНИ многие не умеют читать и писать.

В интернат для взрослых часто попадают люди, которые могли бы сами о себе позаботиться. Как сироты они имеют право получить квартиру от государства и жить независимо. Но для этого нужно доказать сотрудникам ПНИ свою самостоятельность — собирают специальную комиссию. Большинству из тех, кто вырос в системе, которая не дала ни образования, ни минимального знания о своих правах, в одиночку с этой задачей не справиться.

Общественные организации создают так называемые тренировочные квартиры, где можно узнать, что значит жить самостоятельно, и помогают инвалидам выйти из стен спецучреждений.

"Посадили в машину — и до свидания"

Юлии Калаевой тридцать восемь, родители отказались от нее сразу после рождения, но она старается не думать о них плохо: "Им было бы тяжело иметь на руках такого ребенка, как я".

Она интеллектуально сохранна, но до сих пор с трудом читает и практически не умеет писать — для общения в соцсетях использует функцию голосового набора, может набросать несколько слов от руки. Три года назад Юлия переехала в собственное жилье, однако большая часть ее жизни прошла в интернатах. Передвигается на инвалидной коляске, поэтому все детство провела в группе "с лежаками" — так она называет тех, кто прикован к кровати. У большинства была умственная отсталость, они считались необучаемыми. Ее саму тоже ничему не учили — как и всю группу.

© Фото : из архива Юлии Калаевой

Чтобы заработать на жизнь, Юлия Калаева раскрашивает и продает витражи

Но даже к такой обстановке Юлия успела привыкнуть, привязалась к воспитателям и другим детям. Переезд во взрослый интернат стал для нее потрясением. Как и все подопечные, она знала, что в 18 лет ей придется уехать из детдома в ПНИ, однако ее никто не предупредил об этом хотя бы за пару дней.

"После завтрака меня позвали к врачу. Он провел быстрый осмотр и сказал: "Тебя сегодня перевозят". Я была в шоке. Знала, что когда-то это случится, но не думала, что так: посадят в машину — и до свидания. Другим ребятам, которые не хотели ехать, говорили: "Пойдем, покатаемся на машинке, увидишь птичек и собачек". На новом месте я очень страдала, плакала: столько лет прожила в детском доме, там все были свои, а в интернате — никого", — вспоминает Юлия.

"Долго говорить не будут"

Она жила в "открытом" отделении интерната: могла гулять по территории, выходить в город, гостить у друзей. Все — с разрешения сотрудников.

Юлия вспоминает, что хуже всего было тем, кто из-за инвалидности не мог ходить и говорить. "У слабеньких нет своих вещей — ни зубной щетки, ни нижнего белья, все общее. Персонал каждое утро проверяет, чтобы у тебя не появилось ничего острого, лазят по шкафам. Если положишь что-то в тумбочку и куда-то уедешь, когда вернешься, там ничего не будет", — делится подробностями собеседница.

Отношения с персоналом складывались непросто: "В ПНИ не били, но было жестко. Там долго говорить не будут: могут направить в психушку, или назначить тяжелые лекарства, или перевести в другое отделение в качестве наказания. Станешь права качать, быстро на место поставят".

Калаева всегда оставалась дееспособной, но не всем в специализированных интернатах так везло. "В моем отделении жила девочка, адекватная, умела читать и писать. Умерла ее бабушка, наследство досталось ей. Когда об этом узнали, девочку быстренько лишили дееспособности. Не знаю, что сделали с ее квартирой", — вздыхает Юлия.

Дело в том, что опекуном недееспособного подопечного обычно выступает само учреждение, где человек проживает. Интернат может распоряжаться его пенсией и имуществом — предполагается, что в интересах опекаемого.

Жизнь Калаевой изменили благотворительная организация "Перспективы" и волонтер Илона, ее подруга. После того как в ПНИ пришли общественники и добровольцы, обитатели интерната стали выезжать на экскурсии, отношение персонала смягчилось. Илона часто забирала Юлию в гости на выходные.

© Фото : из архива Юлии Калаевой

Юлия Калаева с видеокамерой в руках

"Мы дружим больше двадцати лет. Она мне как мама. Илона очень много делает для меня: везде со мной, если я болею, бежит на помощь. Говорит: "Я тебя в обиду не дам", — рассказывает Юлия.

Несколько месяцев она жила в тренировочной квартире, открытой "Перспективами", а три года назад переехала в собственную. Оформить документы помогла Илона, она же научила подругу немного читать и писать.

"Мне велели указать Ф. И. О., а я не смогла написать отчество. Так было стыдно!" — признается Калаева.

"Дочка растет"

Дарья Будылина и ее муж Дмитрий познакомились в ПНИ, полюбили друг друга — что послужило стимулом попытаться начать новую жизнь. Они не были лишены дееспособности, но находились в интернате. От обоих в детстве отказались родители. Дмитрий сначала был в обычном детдоме, потом воспитатели решили, что он отстает в развитии, и перевели в специализированное учреждение. После детского интерната Дмитрия и Дарью, как и всех других сирот с диагнозами, отправили в ПНИ.

© Фото : из архива Дарьи Будылиной

Свадьба Дарьи и Дмитрия

Теперь они вместе. "Я хотела выйти из интерната, чтобы создать семью, это случилось, — говорит Дарья. — Дочка растет: ползает, что-то лопочет. Сейчас ей шесть месяцев. Иногда бывает сложно, конечно".

Первым из ПНИ вышел Дмитрий — еще в 2014-м. Дарья — только спустя четыре года, она долго не могла получить жилье как сирота, одно время жила в тренировочной квартире творческого объединения "Круг". Марину Мень, руководителя организации, Дарья Будылина с тех пор зовет не иначе как мама. Та платит ей взаимностью, часто навещает, помогает растить "внучку".

Оба супруга работают в "Круге" — изготавливают керамическую посуду. Кроме того, Дмитрий всегда "на подхвате" — может помочь разгрузить машину или отвезти документы. Свой интернат Дарья теперь посещает как волонтер — общается с давними друзьями. "Сейчас мы с Димой работаем по очереди. Сначала он три дня с малышкой, потом я. И он не устает, и я при деле", — уточняет молодая мать.

© Фото : из архива Дарьи Будылиной

Дарья и Дмитрий с дочерью

"Нормально было"

Может показаться странным, но многие "выпускники" ПНИ не жалуются на жизнь в спецучреждении: люди, которые долгие годы провели в казенных стенах, воспринимают систему как должное. "Когда человек привыкает к такому режиму, ему становится уже все равно", — объясняет бывший подопечный интерната Владимир Чепурных.

Такого же мнения и Михаил Кутузов. Про ДДИ (детский дом-интернат) он вспоминает: "Было хорошо". Михаил только готовится к переезду в собственную квартиру. Из-за своего диагноза он неразборчиво говорит — поначалу кажется, что его речь вовсе не разобрать, но со временем привыкаешь к тому, что то и дело выпадают гласные и согласные.

Михаил пока находится в тренировочной квартире "Круга". "Миша очень интересный и яркий, но раньше он даже не думал о том, что может жить отдельно", — замечает Марина Мень.

Михаилу повезло больше, чем Юлии Калаевой, — в детском интернате с ним занимались учителя. А в ПНИ для физически крепкого парня нашли работу: разгружать машины с продуктами и размещать еду по морозильным камерам.

"Там никто не говорил, что можно жить отдельно. Теперь сам покупаю продукты, готовлю, убираю. Здесь нет режима. Мне нравится все делать самому", — рассказывает он.

Петербуржец Владимир Чепурных признается, что иногда где-то в глубине души мелькают мысли о том, чтобы вернуться в ПНИ: "Раньше был круг общения, где интересно каждому. Сейчас мы общаемся по скайпу с друзьями. Но все разошлись, у каждого своя судьба. Кто-то получил квартиру в селе, кто-то после интерната попал в тюрьму, кто-то покончил жизнь самоубийством…"

© Фото : из архива Владимира Чаплыгина

Владимир Чаплыгин

Он говорит, что для него самостоятельный быт не оказался сюрпризом: "В детдоме нас приучали стирать, мыть полы, за собой убирать, чтобы всегда было чисто. Это вошло в привычку".

О родителях, отказавшихся от него, Владимир никогда не стремился ничего узнать: "Мне это не надо. Они только мешать будут".

Чепурных добавляет, что в ПНИ ему показалось свободнее, чем в предыдущем интернате. "В детском доме было очень строго, нельзя за пределы территории выходить, а во взрослом интернате можно получить пропуск — и в город. Но к 21 часу нужно было вернуться, если мы долго гуляли, могли закрыть на этаже, никуда не выпускать", — вспоминает он.

В ПНИ такие, как Владимир, считаются успешными: у них есть работа, они постоянно бывают за пределами интерната. "В детском доме меня любили, а во взрослом сначала приняли плохо. У меня была возможность работать, учиться, а те, кто не мог этого делать, проявляли агрессию. Для них я был плохим".

Он работает уборщиком, но вынашивает большие творческие планы: хочет снять фильм о своей жизни и самостоятельно написать для него композицию: "Я окончил музыкальную школу — пять лет учился по классу гитары".