О такой практике многие узнали от Анджелины Джоли. На двойную превентивную мастэктомию актриса пошла после того, как от рака груди умерла ее мать. В России подобные операции пока не разрешены. Их могут сделать только в частных клиниках, но под другим названием. РИА Новости поговорило с двумя женщинами, пережившими это хирургическое вмешательство.

Застать Анну Николаеву в Москве у нас не получилось. Месяц назад она вышла замуж, а сейчас уехала в свадебное путешествие по Европе. Озеро Гарда, Венеция, Париж… Анна не уверена, что смогла бы так радоваться жизни два года назад, когда в ее груди была «бомба замедленного действия». Нет, у нее не диагностировали рак. Но с очень большой вероятностью он бы развился в будущем.

«Многие скажут: как можно удалить здоровый орган? А я не понимаю, как можно постоянно сидеть на пороховой бочке, бегать по врачам, молиться, чтобы там что-то не образовалось», — Анна дает интервью, сидя на набережной в Венеции. Иногда в трубку врываются крики гондольеров.

Онкология преследовала всех ее родственниц по материнской линии: у бабушки был рак груди, у ее сестры — желудка. Анна всегда понимала: риск есть и у нее. Но проверилась только после того, как от рака яичников умерла ее мать.

Внезапно у нее начал расти живот. Надулся, будто у беременной. «Мама обращалась и к терапевту, и к гастроэнтерологу — ни один из специалистов патологий не находил. Пока совершенно случайно у нас в гостях не оказался гинеколог. Он заподозрил рак яичников, срочно направил на УЗИ. Поставленный на глаз диагноз подтвердился. Причем ее состояние было настолько запущено, что развился асцит — в брюшной полости скапливалась жидкость, из-за чего как раз и рос живот», — объясняет Николаева.

Далее были четыре курса химиотерапии, операция, еще четыре химии. Ненадолго болезнь отступила, а через год вернулась. Назначили повторную операцию.

Анне тогда было двадцать четыре. Спустя полгода девушка обратилась к пластическому хирургу, чтобы уменьшить грудь. «Если честно, о такой операции я задумывалась еще до маминой смерти. Но было не до этого. Грудь у меня всегда была большая — на тот момент я носила бюстгальтеры размера D. Многие девушки о такой мечтают. Однако, поверьте, это не так здорово, как может показаться. Уже в этом возрасте у меня развился птоз — грудь обвисла и выглядела, мягко говоря, неэстетично. Плюс из-за неравномерной нагрузки на позвоночник болела спина».

Пластическому хирургу Анна, естественно, рассказала о смерти матери. Он посоветовал сдать анализ на мутацию генов BRCA1 и BRCA2. Объяснил: именно они предупреждают возможную опухолевую трансформацию клеток. При мутациях в этих генах риск рака молочной железы и яичников повышается в разы.

«Анализ выявил у меня вероятность 85-90% злокачественной опухоли молочной железы, 50% — яичников, 15% — кишечника. После чего хирург предложил мне не только уменьшить грудь, но и провести двустороннюю превентивную мастэктомию с одномоментной реконструкцией». 

Николаева понимала: эта операция сложнее, чем просто уменьшение груди. Плюс в будущем она не сможет кормить ребенка.

«Но, сложив все факторы, я поняла, что рано или поздно мне все равно придется это сделать. Так зачем тянуть? Кроме того, на УЗИ у меня обнаружили некое уплотнение в груди. Онколог из Института имени Герцена советовал наблюдаться, записаться на повторное ультразвуковое исследование. Правда, ждать пришлось бы больше месяца. Я поняла — просто не могу. Я боялась пережить то же, что и мама. И согласилась на удаление молочных желез». 

Операцию провели 26 февраля 2018 года в одной из частных клиник Иванова. «Почему именно там? У этого врача иногда делала мелкую пластику моя мама. Я ему полностью доверяю», — отвечает Аня.

Ей объяснили, что есть два варианта. При первом удаляют не только молочные железы, но и соски. Параллельно из кожи формируют их имитацию. С эстетической точки зрения такой способ менее щадящий. Однако и риск злокачественной опухоли сводится к нулю — новообразованию просто не в чем развиваться. При втором варианте соски сохраняют. Но есть опасность некроза, особенно если бюст у пациентки внушительных размеров.

Анна решила рискнуть.

«Проснулась я с перебинтованной грудью, поверх был надет специальный бюстгальтер. Из подмышек торчали две дренажные трубки со шприцами на концах — с их помощью из раны откачивали лимфу».

Боли она не чувствовала. Дискомфорт доставляло лишь то, что не может поднять руки. «Первую неделю верхняя половина туловища была вообще недееспособна. На пятый день в больнице я решила помыть голову. Но сама даже не смогла дотянуться до волос. Мне помогал молодой человек», — уточняет собеседница.

Еще в больнице во время перевязок она стала замечать, что правый сосок выглядел не совсем здоровым: темно-фиолетовый, как синяк. «Через неделю выяснилось: он все же не прижился. Его пришлось экстренно удалить. Теперь у меня на груди была открытая рана, которую нужно было трижды в день обрабатывать. К этому прибавился отек. Грудь была надутая, как шарик. Казалось, стоит сделать лишнее движение — и она лопнет. Но через неделю все начало приходить в норму».

Рана заживала почти три месяца. Предполагалось, что после этого Анне проведут еще одну косметическую операцию по формированию соска. Однако девушка отказалась. Говорит, что и так была довольна результатом: «На месте раны со временем образовалась рубцовая ткань. По цвету она была темнее, чем кожа груди, за счет чего выглядела как ареола. В итоге я оставила все как есть. Ни меня, ни мужа это не смущает».

В будущем Анна планирует удалить и яичники. Когда именно, пока не знает. Время подумать есть. «Как мне объяснили врачи, если рак груди не зависит от возраста и может развиться как в старости, так и в 30 лет, то рак яичников обычно диагностируют у женщин после пятидесяти».

У Ольги Майер — короткая стрижка «под мальчика» и алый лак на ногтях. После химиотерапии ногти успели отрасти, волосы — пока нет. Рак груди у Ольги диагностировали в Италии, куда она переехала после замужества и где живет уже два года. А в родном Красноярске, несмотря на плохую наследственность, ее даже не отправили на скрининг.

«Когда я была беременна дочерью, мне посоветовали показаться маммологу. Он обнаружил довольно большое уплотнение в груди. Но не придал этому значения. Хотя уже тогда было понятно, что у меня есть предрасположенность к опухолям. Двадцать лет назад маме из-за рака удалили грудь и лимфоузлы. Такой же диагноз был у бабушки».

В Италии, помимо одного узелка, у нее нашли еще три. Все в правой груди. Операция была неизбежна.

Ольга сдала тест на мутацию генов BRCA1 и BRCA2. И даже не дожидаясь результатов, согласилась на двойную мастэктомию.

«Хирург трижды давал мне время подумать. Каждый раз я отвечала утвердительно. Поймите: узнать, что у тебя рак, — тяжело. Ждать, пока тебе пропишут лечение, — еще сложнее. Химия — настоящий ад. Когда понятно, что есть хотя бы малейшая вероятность пройти через это еще раз, любой здравомыслящий человек согласится на операцию».

О химиотерапии, которая предшествовала операции, она даже вспоминать не хочет. «Болит все тело. Оно будто превращается в одну сплошную рану. Это сложно даже представить — боль одновременно и снаружи, и внутри. А еще ты не можешь есть. Не только из-за тошноты, но также из-за того, что не чувствуешь вкуса пищи. На этом фоне выпавшие волосы кажутся просто мелкой неприятностью. Кстати, ногти тоже сходят, обнажая незащищенную плоть».

Пройдя химиотерапию, Ольга еще раз убедилась в правильности своего решения. Операция длилась почти пять часов. Через два часа после ее окончания Ольга уже ходила. Мешали лишь дренажи, которые оставались еще три недели. «Но и здесь я нашла выход: трубки с емкостями перекидывала через плечо, подвязывала — и так бегала по делам. Даже на педикюр попала».

Через три недели она вела образ жизни здорового человека — водила машину, ходила в кафе. Единственное ограничение — из-за удаления лимфоузлов правой рукой теперь нельзя поднимать тяжести.

«Конечно, это немного угнетает — не можешь взять на руки ребенка, забрать из машины сумки с продуктами. Даже пол помыть дома тебе не разрешают. Но именно теперь я начала ценить мелочи жизни. Ведь даже самостоятельно натянуть джинсы — уже счастье!»

Ольга замечает, что мастэктомия на здоровую грудь и на больную переносится по-разному. «В моем случае левая, здоровая, пришла в норму почти сразу. А правую я чувствую по сей день». Впрочем, это скорее психологическое. Потому что внешне об операции ничего не напоминает. На груди у нее остались два S-образных шрама. Они толщиной с волос, поэтому почти незаметны. «С эстетической точки зрения я даже выиграла. Импланты хирург поставил чуть больше моей природной груди. Я не возражала».

У Ольги двое детей. Она уверяет: если бы ей предложили сделать такую операцию до их рождения, согласилась бы без раздумий: «Я знаю, насколько важно грудное вскармливание. Но нет ничего важнее возможности просто находиться рядом с родными. Живой и здоровой».

Как объяснила РИА Новости доктор медицинских наук, профессор кафедры онкологии СПбГПМУ, заведующая отделением опухолей молочной железы Клинического научно-практического онкоцентра в Санкт-Петербурге Елена Бит-Сава, практически все носительницы мутаций генов BRCA обращаются к врачам с просьбой о подобной операции. Но не всегда хирургическое вмешательство законно.

«Если говорить о профилактической мастэктомии, нужно выделить как минимум две ситуации. Первая: у пациентки уже диагностирован рак одной груди и она хочет обезопасить себя от патологии во второй. В таком случае операция возможна, но выполнить ее смогут в научно-практическом, научно-исследовательском институте или другом лечебном учреждении в рамках научной программы. Вероятнее всего — на платной основе».

Второй вариант: женщина является носителем мутации, однако онкологический диагноз ей пока не поставлен. Проводить операции таким пациенткам на сегодняшний день в России не разрешено. Ее могут выполнить в частной клинике, изменив название. «Тем не менее по закону это не стандартизованная методика, в случае возникновения любых осложнений вина ляжет на врача и руководителя клиники», — отмечает Бит-Сава.

«Как онколог и пластический хирург, я за подобные профилактические операции. Потому что знаю, насколько высок риск развития рака при мутации генов BRCA1 и BRCA2. Я очень сочувствую женщинам, которые постоянно нам пишут, звонят, просят провести профилактическую мастэктомию. Некоторые согласны на хирургическое вмешательство даже без реконструкции: «Уберите совсем эти груди, я боюсь заболеть». Но я не хочу отвечать перед пациенткой, если результат ее не удовлетворит. Ведь получается, что я удалила ей здоровый орган».

А осложнения, уточняет профессор, при таких операциях возникают в десяти — двадцати пяти процентах случаев. Самая распространенная проблема связана с тем, что в частных клиниках пациенток довольно быстро выписывают домой. Дренажи при этом снимают.

«Лимфа, которая вовремя не эвакуируется, может инфицироваться, что грозит удалением имплантата с повторной реконструкцией, но уже через год, — объясняет Елена Бит-Сава. — И что мы имеем: у молодой женщины со здоровой грудью и гипотетическим риском заболеть провели профилактику рака. А в итоге оставили ее на год фактически без груди. Как себя в этом случае поведет пациентка? Естественно, подаст в суд на клинику. И выиграет дело».

Впрочем, онкологи надеются, что в ближайшее время ситуация изменится. По словам собеседницы, сегодня активно обсуждается вопрос о выполнении контрлатеральной профилактической мастэктомии у заболевших злокачественной опухолью женщин не только в научно-исследовательских институтах, но и во всех лечебных учреждениях, имеющих соответствующие лицензии. «Это даст надежду многим нашим пациенткам», — не сомневается Елена Бит-Сава.