Под этими руинами может быть погребена вся последующая жизнь маленького человека. Особенно если мама и папа никак не договорятся, с кем он остается. Или кто-то из родителей считает себя вправе решать этот вопрос в одиночку. Полностью игнорируя интересы второй стороны. А зачастую — и ребенка.

С будущим мужем Анастасия познакомилась в 17 лет. Иван, которому тогда было 22 года, казался ей взрослым, умным, надежным. И очень симпатичным. Что в юности перевешивает любые аргументы. «Мы встретились на концерте популярной тогда группы. И уже не расставались, — мысленно возвращается в счастливое время Настя. — Гуляли, слушали музыку, ходили на дискотеки. Через три года поженились».

Когда молодые люди узаконили отношения, Настя была студенткой. Училась в Ставропольском университете на факультете ветеринарной медицины. Ваня уже работал — инженером КИПиА в одном из подразделений «Газпрома». Трудился вахтовым методом: пять недель жил по месту службы, в поселке Ямбург Ямало-Ненецкого автономного округа, и три недели дома — в Армавире.

Настя говорит, что разлуки их не пугали. «Мы были уверены друг в друге. Да и времени на глупости не было: я все силы отдавала учебе, он — работе. Через два года получила красный диплом, меня пригласили на должность руководителя  микробиологической лаборатории».

Спустя еще два года, в начале 2011-го, Анастасия сообщила мужу радостную новость: у них будет ребенок. Вспоминает, как радовался Иван. О грядущем пополнении тут же сказал родным и близким. Начались приятные хлопоты — выбор кроватки, коляски, крохотных вещичек. Но тут в дела семейные вмешалась будущая бабушка — мать Ивана, Людмила Ивановна.

«Мы жили отдельно от родителей. У меня в Армавире была своя трехкомнатная квартира. Но когда свекровь узнала, что я беременна, начала убеждать нас с Иваном, что мы должны переехать к ним, — продолжает Настя. — Мол, у них большой дом, участок, будет где гулять с ребенком. А главное, она говорила, что без ее помощи мне не справиться. Ваня часто в отъезде, у меня никакого опыта, а она двоих сыновей вырастила, да и внук уже есть — от старшего».

Родители Анастасии живут в Ставрополе. Отец — бывший военнослужащий, полковник в отставке, сейчас на пенсии, мать пока работает в системе ЖКХ, главным бухгалтером управляющей компании.

«Свекровь твердила, что мои родные не смогут помогать нам с малышом так, как она. Хотя сама в то время тоже работала. Людмила Ивановна — педагог, преподаватель русского языка и литературы, долгое время была директором одной из местных школ».

По словам Насти, она не хотела переезжать к родителям Ивана. Но когда на их сторону в этом споре встал он сам, выбора не осталось: либо пойти на конфликт с супругом, либо согласиться на переезд. «Незадолго до родов мы перевезли наши вещи в поселок Заветный, в дом свекров. Обустроили комнату для ребенка. В октябре 2011-го родилась доченька — наша Маша, — вновь переживает незабываемый момент Анастасия. — Это было такое счастье! Для всех. Жаль, что длилось оно недолго».

Настя рассказывает, что после переезда ей пришлось привыкать к заведенным там порядкам. «А это значит — сама никуда не ходи, к себе никого не зови, сиди дома, убирай, стирай, готовь и жди мужа. Помню, Людмила Ивановна не разрешила моим коллегам прийти и поздравить меня с рождением дочери. Даже визиты моих родителей и родного брата, с которым мы очень дружны, оказались нежелательными».

Анастасия не могла смириться с требованиями свекрови: стала просить мужа вернуться домой, в армавирскую квартиру. «Но он не хотел перечить матери, а может, не мог. Свекровь не зря столько лет проработала учителем, она очень авторитарная. Даже властная. Абсолютно все должны подчиняться ее укладу».

«Мы с Машенькой переехали в мою квартиру. Иван, когда между вахтами бывал дома, встреч с нами не искал. Не писал, не звонил. Хотя алименты платил исправно, — будто оправдывает бывшего мужа женщина. — Конечно, я переживала: было больно, одиноко. И еще обидно за ребенка, который вдруг оказался никому, кроме меня, не нужен».

В декабре того же 2012-го Анастасия вместе с дочкой отправились в гости к брату, у которого приближался юбилей. «Он, как и папа, военный. Подполковник космических войск, служит в Тверской области, во Ржеве». После празднования дня рождения она решила какое-то время пожить у брата: «Он уговорил меня. Сказал: что ты сидишь там одна, горюешь».

Во Ржеве Настя встретила молодого человека. Как и бывший муж, немного старше ее. Тоже показался умным и надежным. И симпатичным. Завязались отношения. «В 2014-м мы поженились, в том же году родилась дочь, назвали Кристиной, — продолжает свою историю собеседница. — Маша радовалась появлению сестрички. Помогала мне как могла, — то соску даст малышке, то коляску покачает. В общем, все у нас было хорошо».

Вот только Иван по-прежнему не горел желанием общаться с Машей. Хотя Анастасия регулярно отправляла ему фото дочери. Хотела, чтобы он видел, как растет и меняется их ребенок. Она говорит: Маша знала, что у Кристины один папа, а у нее — другой. Часто разглядывала его фотографии. Но не задавала вопросов, почему они живут отдельно.

Все изменилось в 2016-м, когда Настя с двумя детьми приехала в Ставрополь навестить родителей. Она сообщила об этом Ивану, неожиданно тот изъявил желание увидеться с дочерью. Только попросил разрешения отвезти ее на время в Армавир, к родителям. «Маша гостила у них около трех недель, — рассказывает женщина. — Мы каждый день созванивались: дочка была веселой, говорила, что все у нее хорошо, только скучает по мне и Кристине».

Настя вспоминает, как радовалась тому, что Иван, наконец, начал общаться с Машей. Думала, это хорошо и для него, и для дочери. «Ну, не получилась у нас семья. Да, мы уже не муж и жена, но родителями-то быть не перестали. Наши отношения не должны отражаться на ребенке. Я хотела, чтобы в Машиной жизни, несмотря ни на что, был родной отец», — признается она.

Бывшему мужу Анастасия ответила, что он может брать дочь на каникулы, но в другое время девочка должна жить дома.

В очередной раз Иван позвонил в канун зимних праздников. Сказал, что 26 декабря возвращается с вахты домой через Москву, и попросил привезти Машу. «Сообщил, что планирует побыть с дочкой две недели, что у него уже куплены обратные билеты. Напомнил, чтобы я захватила Машино свидетельство о рождении, но не собирала ей много вещей, поскольку у него места без багажа».

Анастасия вспоминает, что, прощаясь с ребенком у зоны контроля, всплакнула по обыкновению. Дочь успокоила: «Не плачь, мамочка! Я же ненадолго. Скоро вернусь». Но Маша не вернулась к маме ни через две недели, ни через месяц, ни через год. До сих пор.

«На пятый день после их отъезда связь с Иваном вдруг прервалась: он не отвечал ни по мобильному, ни по домашнему телефону, — переходит к кульминации повествования Анастасия. — Трое суток я тщетно пыталась дозвониться до бывшего мужа, его родителей, брата. Мне ничего не оставалось, как обратиться в полицию. Машу объявили в розыск».

В тот же день она вылетела в Армавир. Но увидеть дочь не удалось. Дом родителей Ивана был заперт. Соседи сказали, что они куда-то уехали. «Полиции удалось опросить бывшего мужа только 11 января, — продолжает собеседница. — Он сообщил, что не собирался прятать от меня ребенка, тем более похищать его. Это я, мол, просто паникую. Показал полицейским билеты на самолет в Москву. Правда, теперь на 7 февраля».

По словам Анастасии, она по несколько часов в день стояла у калитки дома бывших родственников, но дверь ей так и не открыли.

На ее требование увидеться с дочерью Иван ответил отказом. Полицейским он заявил, что просто не хочет общаться с бывшей супругой. Тогда женщина обратилась в местный отдел по делам несовершеннолетних, надеясь забрать Машу с их помощью. Однако в ОПДН ей заявили, что не имеют полномочий вламываться в чужие дома, тем более что у отца на ребенка такие же права, как и у матери.

По совету юристов Настя подала в суд, который должен был установить место жительства ребенка. Судебное разбирательство длилось почти год. Ивана на большинстве заседаний представляла его мать. «Сколько же я о себе узнала! — делится подробностями судебного процесса Анастасия. — В ответ на обвинения, которыми сыпала в мой адрес бывшая свекровь, мне пришлось предоставить суду целую охапку справок: о том, что я не наркоманка, не алкоголичка, не женщина легкого поведения. Что имею стабильный и достаточный доход, что мое жилье отвечает санитарным требованиям и так далее».

Людмила Ивановна уверяла: только они смогут дать Маше правильное воспитание и хорошее образование. Только они способны уделять ей столько внимания, сколько потребуется. Да и вообще, внучке у них хорошо, домой она не хочет, потому что папу и бабушку любит больше, чем маму.

В результате судья назначила судебно-психологическую экспертизу, призванную определить, к кому больше привязана девочка. Это исследование, включающее целый набор заковыристых тестов, должны были пройти все члены уже не существующей семьи. «Согласно заключению экспертизы (есть в распоряжении редакции. — Прим. авт.), у дочери сильная эмоциональная связь со мной. Однако в семье отца ей навязывают негативный образ матери. К отцу и бабушке Маша тоже привязана, но авторитет последней признает больше. Про Ивана было сказано, что он склонен ко лжи и пытается казаться лучше, чем есть», — подытоживает Настя.

Несмотря на это, 21 декабря 2018 года Ржевский городской суд постановил, что дочь будет жить с отцом. Судья руководствовался тем, что Маша последний год провела в отцовской семье, ее круг общения сформировался там, поэтому переезжать ей не следует. Анастасия подала апелляцию. Спустя три месяца, пересмотрев все обстоятельства дела, Тверской областной суд вынес противоположное решение: поскольку не установлено никаких причин, по которым ребенка следует разделять с матерью, Маша должна жить с Анастасией. Кроме того, суд обязал Ивана вернуть ребенка матери (копия решения суда имеется в распоряжении редакции).

Все время, пока длилось разбирательство, Анастасия не видела Машу и даже не общалась с ней по телефону. В апреле, получив на руки решение суда, полетела в Армавир. За дочкой. «Я минуты считала, когда же, наконец, смогу обнять мою дорогую девочку, — не скрывает чувств Настя. — Судебные приставы, которым я передала все бумаги, немного охладили мой пыл: выяснилось, что по закону должнику дается пять дней на добровольное исполнение судебного решения».

По доброй воле Иван дочь не вернул. Судебные приставы четырежды назначали дату передачи ребенка матери, но всякий раз натыкались на отчаянное сопротивление. Отца, его родных и… самой Маши.

«Не знаю, что они там ей говорят: может, что я бросила ее или больше не люблю. Но результат этой промывки мозгов я увидела при первой же попытке передать мне дочку», — вздыхает Анастасия.

Когда 18 июня мать и судебные приставы все-таки попали в дом отца, Маша вдруг спряталась за папу. На уговоры мамы пойти с ней ребенок отвечал отказом. «Она твердила одну фразу, будто заученную: «Не отдавай меня», — говорит Анастасия. — Благодаря московским психологам, у которых мы делали экспертизу, я была готова к такому ее поведению. Знала, что полтора года, проведенные в этом доме, не могут не сказаться на ребенке».

Тем не менее Настя ласково, но решительно взяла Машу на руки и двинулась с ней к выходу (видеозапись процедуры передачи ребенка есть в распоряжении редакции). Но тут Машу схватил за руку мальчик подросткового возраста и стал тянуть ее в свою сторону. Через минуту в дело вмешалась бабушка, которая также силой пыталась отобрать Машу у матери. Завязалась потасовка, Анастасия упала, но не выпустила ребенка из рук. Тогда Иван распылил в лицо бывшей жене баллончик со слезоточивым веществом.

«Интуитивно я разжала руки, и они выхватили Машуню. Выбежав во двор, я поняла, что ничего не вижу, слезы лились рекой, — продолжает Настя. — От распыленного газа пострадал и один из приставов». По ее словам, если бы судебные исполнители обеспечили ей так называемый коридор безопасности, дочь сейчас была бы с ней.

«Возможно, местные сотрудники ФССП не имеют подобного опыта, но, честно говоря, их участие в первой процедуре передачи было минимальным. Одетые в бронежилеты и каски сотрудники не сделали ничего, чтобы привести в исполнение решение суда. Получилось, что я билась за своего ребенка, а приставы просто наблюдали за этим», — сетует женщина.

Вторую попытку забрать Машу предприняли буквально через день — 20 июня. На этот раз вместе с приставами в дом отца отправилась детский психолог. Когда сотрудники вошли в детскую комнату, оказалось, что Маша лежит под кроватью (видео — в распоряжении редакции), ее прикрывает собой тот самый мальчик-подросток, который начал потасовку в момент первого изъятия. На просьбу психолога и сотрудников ФССП вылезти из укрытия дети ответили отказом.

«Этот мальчик — Жора (имя изменено. — Прим. авт.), племянник Ивана, сын его старшего брата, — поясняет Анастасия. — Сейчас ему одиннадцать. У матери Жору забрали, когда тому было семь. С тех пор он живет с отцом, в доме бабушки и дедушки».

Настя говорит, что удачный опыт с Жорой, видимо, вдохновил бывших родственников на новый эксперимент — с Машей. «Но со мной этот номер не пройдет, — уверена она. — Я не представляю себе жизни без дочери и буду биться за нее, чего бы мне это ни стоило».

Во время второй попытки исполнить решение суда приставы почувствовали себя участниками плохого спектакля. Вытащить Машу из-под кровати и даже дотронуться до нее не давал Жора, игравший роль живого щита. Более того, когда психолог заглянула под кровать, обнаружила, что Жора привязан к ее ножке. Ремнем. Попытка отодвинуть кровать также не увенчалась успехом: она была намертво прикручена к полу. «Хорошо подготовились», — только и мог констатировать сотрудник ФССП.

«В общем, забрать Машу нам опять не удалось, — плачет Анастасия. — Лежа на полу, психолог битый час уговаривала Жору отпустить сестру. Но как только женщина прикасалась к спине мальчика, тот кричал, что к нему применяют физическое насилие. Тут же материализовывалась бабушка, которую приставы выгоняли в дверь, а спустя минуту она уже лезла в окно и требовала прекратить насилие над детьми. Короче, шоу! Только не веселое».

На то, что Иван и его родственники препятствуют исполнению судебного решения, указывали и приставы. На записи видно: они требуют убрать из-под кровати мальчика и оказать содействие в изъятии Маши. «Забирайте! Если сможете, — отвечает Иван. — Я не применяю физического насилия к детям».

«А мы даже не можем дотронуться до ребенка, — комментирует абсурдную ситуацию ведущая дело пристав. — Пока девочку нам не передадут добровольно». Она пояснила, что на исполнение судебного решения законом отпускается два месяца: «Но этот срок не пресекательный, значит — может продлеваться».

Анастасия говорит, что на прощание приставы взяли с бывшего мужа обещание на следующий день, 21 июня, привезти Машу в органы опеки, где и состоится ее передача маме. «Как и следовало ожидать, слово Ваня не сдержал, — вздыхает она. — А лишь уведомил, что 24 июня уезжает на вахту и вернется только 10 августа. В связи с отсутствием должника исполнительное производство ФССП отложила».

«Как только Иван приедет домой, мы снова предпримем попытку, — обозначила дальнейшие действия судебный исполнитель. — Но чем она закончится — сказать не могу. Это непредсказуемо».

Сейчас Анастасия находится в Армавире и обивает пороги всех возможных инстанций: прокуратуры, полиции, органов опеки. Она добивается немедленного решения ее вопроса. «Я требую изъять ребенка у третьих лиц, которыми являются родственники Ивана, — говорит она. — Но мои заявления пока «в пользу бедных»: все кивают, однако никаких действий не предпринимают».

По словам Насти, они с адвокатом также пытаются заручиться поддержкой общественности. «Оказалось, соседи Ивана даже не знали о том, что Маша живет у отца, — уточняет она. — Вопросы Людмиле Ивановне у них возникли только после того, как они увидели на своей улице силовиков. Бывшая свекровь отвечала, что внучка живет у них законно — по решению суда, а я приехала, чтобы украсть ребенка. Якобы это она вызвала полицию, чтобы меня задержали».  

Анастасия с адвокатом раскидали по почтовым ящикам соседей листовки с описанием реальной картины происходящего. К каждой приложили копию решения суда. «Я обратилась к людям, чтобы они по возможности оказали содействие и Маша наконец вернулась ко мне, — заканчивает свою историю мать. — Я не знаю, у кого еще просить помощи».