Дорога к святыне трудна и извилиста, причем буквально. Людей из других регионов тут, на западе Мурманской области, у границы с Норвегией, встретишь нечасто, поэтому по умолчанию ты местный. «Да на 31-м километре выйдешь и спокойно доберешься до поселка Луостари, там и монастырь рядом!» — бурчит водитель автобуса, словно ему задали самый глупый в мире вопрос.

«Пойдем, чаю попьешь, а то дрожишь весь», — этими словами встречает меня у монастырских ворот ночной сторож: он просидел здесь в ожидании меня до часу ночи.

Летом здесь редко бывает больше плюс 15, а зимой в среднем порядка минус 25 градусов: тепло Гольфстрима, который уходит в Северный Ледовитый океан (а от монастыря до него около 40 километров), дает о себе знать.

Здесь много низкорослых лесов. И комаров — монахи говорят, что кровососы летают в «педагогических целях»: тренируют терпение и смирение. На пару со здешним суровым климатом. Именно сюда 500 лет назад пешком из Торжка пришел монах Трифон.

Об этом мне рассказывает Виктор. Сам он уже семь лет ежегодно приезжает сюда из родного городка Полярный — потрудиться. А в свободное время любит половить рыбу на реке Печенге, что протекает в десятке метров от обители.

«Вот такенную вчера видел! — с восторгом разводит он в стороны руки. — Я ее пытался на блесну взять: пару раз сорвалась. Но ничего, дай Бог, поймаю. Есть у меня одна задумка…»

Кроме Виктора в монастыре около восьми мирян и монахи. «Шесть монахов. А не, погоди… так… семь!», — загибая пальцы высчитывает Виктор. «Еще отец Онисим — отшельник. Вон в там подвизается», — загадочно произносит он, указывая на деревянную башню с маленьким окошком. Одна из ее стен усеяна скворечниками, а возле двери табличка с черепом. А под ним подпись: «Не влезай, убьет!».

«У нас подъем в 5:30, собираемся на молитву в храме. Добрых снов!» — бросает Виктор на прощание. Настенные часы, отбрасывая солнечные зайчики, показывают два часа пополуночи...

Молиться, трудиться и таким образом спасать свою душу: эти принципы важны не только для монахов, но и для мирян, временно оказавшихся в монастыре в качестве трудников.

«Я тут уже два года. Периодически езжу домой, в Апатиты. Это в 400 километрах отсюда», — рассказывает Александр. Суровый он лишь с виду — на самом деле постоянно шутит и улыбается. Лишь когда заходит речь о вере, он предельно серьезен.

«Здесь как нигде ощущаешь желание остаться. Я это понял два года назад, когда со мной случилось чудо. Я ведь был заядлым курильщиком, 25 лет смолил. А тут после службы — раз! — и не тянет к куреву, все! Бог хочет, чтоб мы к нему пришли, и поэтому шлет такие чудеса», — рассуждает Александр.

Вот какое чудо произошло с ним: «Неделю назад решил порыбачить. И прежде чем пойти, помолился со словами: «Господи, Ты повелел апостолам закинуть сеть у лодки, и им удалось поймать много рыбы. Так помоги и мне, грешному, хотя бы одну рыбку поймать для утешения братии!» И знаете что? Только закинул — и клюнула! Блесна, особые крючки — фигня это все! Помогает лишь молитва», — смеется батюшка.

Беседу прерывает звон рынды — корабельный колокол установлен в жилом корпусе монастыря. Братия, кроме таинственного отца Онисима, собирается в трапезной и стоит в ожидании, когда игумен начнет общую молитву. А уже затем все садятся за стол. Кроме одного человека. Как говорится, не хлебом единым: во время трапезы (а здесь это только обед и ужин) собравшимся читают жития святых — вот откуда в монастыре знают, что Паисию Великому являлся сам Христос.

Все молча слушают чтеца и едят. Овощной салат, чечевичный суп, рис или гречка — вот и все монастырское меню. Предельно простое, но после нескольких часов физического труда чудо какое вкусное! Что давали на обед, то будет и на ужин.

Рында созывает братию не только на трапезу. Пробудившись от сна, все идут в храм на общую утреннюю молитву, которая длится около часа. Вечером, около семи часов, то же самое. Кроме того, пару раз в день монахи читают акафисты, псалтирь и служат панихиду.

«Видя, как на море жизни поднимается буря искушений, я, поскорее приплыв к Твоей тихой гавани, взываю к Тебе», — едва слышно напевают монахи.

Денис — один из них. Когда после службы на Северном флоте на гражданку вернулся, в его жизни началась буря. Трудности с поиском работы, развод с женой, запои…

«Отчаявшись, я как-то заглянул в Мурманске в храм. Подошел к первому попавшемуся там служителю и говорю: «Батюшка, помогите мне! Я уже не могу больше!» Он отвел меня к священнику, а тот посоветовал мне ехать сюда. Уже три года тут», — признается Денис. У него на ногах лежит котик и настойчиво трется о руки — просит, чтобы его почесали.

Монастырь стал спасением и для него. «В прошлом году солдат одной из воинских частей неподалеку привез его к нам. А он был весь измученный, с переломанными ребрами… Но оклемался быстро, слава Богу. Теперь вон, держит в страхе всех местных котов», — рассказывает Денис.

Имя у кота соответствующее — Матрос. Пока все трудятся, он мирно спит у входа в жилой корпус в коробке, на постеленной для него тельняшке. Свой «пост» покидает лишь изредка, чтобы сопроводить монахов до храма либо половить мышей или рыбу.

Испокон веков у христиан идет спор о том, кому труднее: монахам-отшельникам или тем, которые живут вместе. Оба варианта считаются подвигом. В удаленном от больших городов монастыре на самом севере это особенно чувствуется.

— …Было же благословение отца-игумена: ночной дежурный должен держать в чистоте коридоры корпуса и комнату для чаепития!

— Отче, так я только все уберу, часу не проходит, как кто-нибудь оставит немытую кружку на столе. Сколько раз замечания делал!

— Мы же в монастыре, а не в студенческом общежитии: оставил кто-то кружку — ну и ладно! Можно тихонечко взять ее и самому помыть. То же самое с полом. Вот так, прислуживая другим, и спасемся, брат. А бегать за каждым: «Ах, ты не убрался!» — это ни к чему, кроме постоянных ссор, не приведет.

Так монах Гурий объясняет одному из послушников отличие монастыря от остального мира. Сам он еще три года назад, когда только приехал сюда из Саратова, не знал об этом. Поначалу, говорит, было непривычно: на родине несколько месяцев сорокоградусная жара и солнце, а здесь то снег выпадет в июне, то небо на полгода тучами затянет.

А во время ежевечерней молитвы, когда монастырские ворота заперты и никого чужого на территории нет, происходит то, что в других храмах бывает, пожалуй, лишь раз в году. Все насельники молятся перед иконой Трифона Печенгского и примиряются друг с другом.

«Прости меня, брат! — Бог простит, я прощаю, и ты меня прости! — Христос посреди нас! — Есть и будет!» — на этом день в монастыре заканчивается, и все расходятся по кельям.

В один из дней посреди ночи отца Паисия разбудил истошный крик со стороны реки. Оказывается, Виктор пытался поймать рыбу на червя.

«Я закинул… И раз! Клюнула! Я давай вести удочку на себя, а она — в обратную сторону! Сорвалась! Я еще раз закинул: она снова зацепилась! Так дергалась, что аж плавник торчал, я на себя удочку — а она как бахнет хвостом! И меня так водой: вщууухх! И она как повела удочку вместе со мной — бжжжжжж! Я аж закричал с испугу, да так сильно, что даже в монастыре было слышно! Вот такая здоровенная рыбеха, ты прикинь!» — задыхаясь от эмоций, рассказывал всем он.

«А ты помолился об успешном улове?» — бросают ему в ответ.

О том же его спросил и монах-отшельник Онисим, который неожиданно для всех вышел из своей одинокой кельи. Со строгостью во взгляде выслушав рассказ рыбака, он засмеялся.

«Да, Виктор, не побить тебе монастырский рекорд отца Паисия, поймавшего самую крупную рыбу», — подытожил монах.

Суровый на вид, на самом деле отец Онисим очень добродушный. На Север приехал из Москвы.

«Здесь самые благодатные условия для жизни — я серьезно. Не то что в шумных городах. Вы знаете, я родился в этих краях и, когда жил в Москве, понял, что хочу сюда обратно». И в 2010-м исполнил это желание.

Время от времени он выбирается в мир: уезжает в городок Заполярный, что в семи километрах от обители, чтобы совершить службу в приписанном к монастырю храме. «Тебе на автобус? Так рано? Ах да, в Москве вечно боятся, что никуда не успеют. И не успевают ведь!» — шутит отшельник.