«Петля Примакова»
Как разворот над Атлантикой вернул Россию на мировую арену
Галия Ибрагимова
Ровно двадцать лет назад Евгений Примаков — тогда премьер-министр России — направлялся с визитом в США. Уже над Атлантикой он узнал, что НАТО начала бомбардировки Югославии. Впервые после Второй мировой авиация наносила удары по европейской стране. Примаков приказал развернуть правительственный борт прямо над океаном и возвращаться в Москву. «Петля Примакова» для Запада стала символом того, что с Россией вновь приходится считаться.
Филиал Госдепартамента в Москве
Чтобы оценить историческое значение разворота над Атлантикой, надо понять обстоятельства, при которых Примаков пошел на этот поступок. После окончания холодной войны Москва взяла курс на сближение с Западом.
Возглавивший российский МИД в начале девяностых Андрей Козырев стремился не просто к мирному сосуществованию с бывшими идеологическими противниками — он хотел установить союзнические отношения.
Выглядело это союзничество, по мнению критиков Козырева, однобоко.
«Демократическая Россия должна быть и будет таким же естественным союзником демократических стран Запада, как тоталитарный Советский Союз был естественным противником Запада», — провозгласил Козырев.
Страна вступила во многие западные структуры и международные организации, включая Всемирный банк и Международный валютный фонд.
Почти до конца девяностых российские власти рассматривали возможность присоединиться к НАТО. Летом 1991-го стороны даже подписали Вашингтонскую декларацию, где зафиксировали переход к союзническим отношениям.
«Я считал, что НАТО — наш потенциальный союзник. Что такое НАТО? Это Лондон, Париж, Мадрид. Я не ставил вопрос о вступлении России в НАТО. Но иметь с НАТО дружеские, партнерские, может, даже союзнические, отношения можно и нужно», — вспоминал Козырев.
Желание России сблизиться с Соединенными Штатами объяснялось не только политическими, но и экономическими причинами. Переход от командной экономики, ослабленной за годы холодной войны гонкой вооружений, к рыночной, казался невозможным без западных кредитов.
«Одна из проблем СССР состояла в том, что мы слишком зацикливались на национальных интересах, и теперь мы больше думаем об общечеловеческих ценностях. Но если у вас есть какие-то идеи и вы можете нам подсказать, как определить наши национальные интересы, то я буду вам очень благодарен», — приводит в своих мемуарах Примаков выдержку из диалога, состоявшегося в начале девяностых между Козыревым и бывшим президентом США Никсоном.
Чрезмерная открытость Западу, проамериканская ориентация во внешней политике и при этом невнимание к сотрудничеству с партнерами на постсоветском пространстве — Козырева потом многие обвиняли в предательстве национальных интересов.
«При Козыреве МИД был филиалом Госдепартамента. То есть мы просто не должны становиться на одни позиции как часть Запада или союзники», — высказывался инициатор перестройки и последний генсек СССР Михаил Горбачев.
За постоянное потакание первого российского министра иностранных дел Вашингтону его прозвали Мистером Да в противовес главе советского МИД Андрею Громыко.
В истории дипломатии тот, наоборот, запомнился неуступчивостью Западу и был известен там как Мистер Нет.
Сам Козырев спустя годы на критику отвечал тем, что в начале девяностых все выглядело иначе, чем сейчас.
«Мы совсем по-новому ставили задачу. Мы хотели (и Ельцин это полностью поддерживал) перейти от разрядки отношений между противниками к партнерским отношениям между союзниками», — объяснял он.
При этом не только глава МИД, но и многие члены первого российского правительства до сих пор считают, что к резкому развороту внешней политики Кремля тогда оказались не готовы не только внутри страны, но и на Западе.
«Мы думали, что мы — первое за десятилетия прозападное правительство России — сможем получить кредиты МВФ, списание долгов и т. п. А получили за год миллиард долларов и, с огромными усилиями, разумную реструктуризацию внешних долгов. Всё», — признавался Петр Авен, занимавший в первом российском правительстве должность министра внешних экономических связей.
Козырев добавляет, что Вашингтону было комфортнее общаться с советскими лидерами, которые были понятными и предсказуемыми противниками.
«То, что я, министр иностранных дел, уговорил Ельцина интегрироваться и быть с Западом союзниками, а не держать пистолет, это правда. Но чтобы из первой точки попасть во вторую точку, нужно пройти очень большой путь», — подытоживает бывший министр иностранных дел.
«Конец истории»
Экономически ослабленная и зависимая от западных кредитов Россия в начале девяностых не воспринималась США как угроза безопасности. Образ коммунистической сверхдержавы, способной в любой момент нанести превентивный ядерный удар или спровоцировать кризис, аналогичный карибскому, тоже улетучился. Кремль обращался за помощью, и американский истеблишмент вскоре включил Россию в категорию стран третьего мира наравне с государствами Африки, Азии и Латинской Америки.
Провозгласив «конец истории» и победу либеральных ценностей над социализмом и уравниловкой, Штаты сочли себя единоличным мировым лидером. На словах Вашингтон поддерживал стремление Москвы присоединиться к сообществу западных демократий, но на деле игнорировал все просьбы.
Кредиты выдавали неохотно, чтобы подольше сохранить экономическую зависимость от Запада.
Кроме того, опасались возврата коммунистов к власти — тогда все усилия по интеграции Москвы в западное сообщество оказались бы тщетными.
Хотя Россия осталась ядерной державой и сохранила постоянное членство в Совете Безопасности ООН, мнение Кремля по международной повестке не играло особой роли. А американцы начали активно «работать» на постсоветском пространстве, которое Москва продолжала считать зоной своего влияния. Представители политической элиты и академического сообщества западных стран заговорили о возможном членстве в НАТО Грузии и Украины.
Двенадцатого марта 1999 года к альянсу присоединились Польша, Венгрия, Чехия. О прежнем доверии Западу уже не могло быть и речи. И Ельцин, и Примаков, и все члены правительства критиковали США и Европу за нарушение гарантий нерасширения НАТО на восток, которые были даны СССР в конце восьмидесятых. Но проблемы в российской экономике не позволяли особо настаивать на своем.
В августе 1998 года в стране разразился тяжелый экономический кризис. Практически за одну ночь сбережения граждан обесценились, власти объявили технический дефолт. Зависимость от западной помощи резко усилилась. Премьер-министром назначили Примакова. Он должен был стать антикризисным менеджером и, используя навыки дипломата, выбить из США и ЕС новые кредиты. Надо было спасать экономику.
«Петля Примакова»
Двадцать четвертого марта 1999 года Примаков на правительственном самолете направился в Вашингтон. В ходе официального визита премьер должен был договориться о кредите МВФ в размере пяти миллиардов долларов. Самолет находился над островом Ньюфаундленд, когда на борту раздался звонок: вице-президент США Альберт Гор сообщил об ударах НАТО по Югославии. Решение о начале операции под кодовым названием «Союзная сила» принял генсек альянса Хавьер Солана.
Американцы поддержали военную операцию, так как не намерены больше мириться с этническими чистками в Косово, пояснил Гор. Москва считала ответственными за насилие на Балканах не только сербов, но и хорватов, и боснийцев, и косоваров. Позицию Кремля снова проигнорировали.
Военную силу применили без резолюции Совбеза ООН. В Белом доме это назвали «гуманитарной интервенцией».
Примаков был потрясен услышанным. Впервые после Второй мировой войны авиация бомбила европейскую страну.
Примаков принял решение отменить визит в США. Уведомил об этом Гора, и самолет взял курс на Москву. Американский вице-президент пытался сгладить этот демарш и уговаривал российского премьера все же добраться до Вашингтона и там подписать соглашение об откладывании визита. Но российский премьер был непоколебим.
«Если бы я принял условия Гора, я был бы самым настоящим предателем», — сказал позже Примаков.
«В униформе мирового жандарма»
Поступок, который сегодня называют началом многовекторной внешней политики России, двадцать лет назад был воспринят неоднозначно.
Один из немногих американских государственных деятелей, признавших правоту Примакова, — экс-госсекретарь США Генри Киссинджер.
«C точки зрения интересов России Примаков был прав. Действительно, если бы он оказался в Вашингтоне, ситуация стала бы неудобной... Если бы он продолжил полет, пришлось бы начать более чем открытое и публичное противостояние», — сказал он.
В России мнения разделились. Ельцин поддержал примаковский разворот над Атлантикой.
Он считал это первым шагом, заставившим НАТО приступить к политическому урегулированию конфликта.
«Фактически речь идет о попытке НАТО вступить в XXI век в униформе мирового жандарма. Россия с этим никогда не согласится», — заявил Ельцин на следующий день после начала бомбардировок Сербии.
Тем не менее в адрес Примакова звучало много критики. Его упрекали в том, что он так и не долетел до Америки, где мог бы с трибуны Совбеза ООН осудить НАТО за противоправные действия. Были и те, кто обвинял премьера в том, что он пренебрег интересами России, которая остро нуждалась в западных кредитах.
«Поддержка Милошевича оказалась для Примакова нужнее и понятнее, чем нужды собственной страны. Только, вернувшись в Москву, премьер-министр потеряет всякое право смотреть в глаза тем старикам, которым он еще осенью обещал полностью выплатить пенсии», — иронизировал журналист газеты «КоммерсантЪ» Владислав Бородулин.
Спустя несколько лет редакция издательского дома извинилась перед Примаковым за подобные публикации, разъяснив, что автор писал их по заказу Бориса Березовского. Российский олигарх опасался, что разворот над Атлантикой повысит популярность Примакова и снова приведет к власти коммунистов, которым автор «петли» всегда симпатизировал.
«Америка осталась при своих»
Через несколько лет после бомбардировок Югославии последовали не санкционированные ООН военные операции НАТО в Афганистане, Ираке, Ливии. Каждый раз Запад оправдывался, что вооруженное вторжение альянса спасло ту или иную страну от гуманитарной катастрофы или геноцида. Однако ни в одной стране, куда натовские силы вторглись в нарушение норм международного права, порядок и стабильность не восстановлены до сих пор.
Не только Россия, но и Китай, Турция, Латинская Америка не раз призывали Запад отказаться от концепции однополярного мира. Вашингтон продолжал считать себя главным архитектором мирового порядка, хотя появление таких международных структур и инициатив как БРИКС, «Большая двадцатка», «Один пояс — один путь», убедительно свидетельствовало об усилении тренда на многовекторность.
Российская многовекторность, начатая «петлей Примакова», окончательно оформилась выступлением Владимира Путина на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году.
«Экономический потенциал новых центров мирового роста будет конвертироваться в политическое влияние и будет укреплять многополярность. В этой связи серьезно возрастает роль многосторонней дипломатии», — заявил российский президент, обращаясь к международной аудитории.
Путин не раз говорил, что именно с бомбардировок Югославии силами НАТО началось ухудшение отношений России и Запада.
«Вспомните, что происходило в Югославии. Вот оттуда все и началось. Самолет над Атлантикой развернул не я, а Примаков. Ельцин всем был хорош для американцев, пока не занял жесткую позицию по югославскому конфликту. Российская сторона долго вела диалог с США, но Америка осталась при своих», — отмечал Путин.
Примус «Рекорд 1»
Примаков заложил основы всей внешнеполитической философии современной России. В отечественной дипломатии даже есть термин «линия Примакова», означающий, что национальные интересы и международное право — фундамент российской внешней политики.
Нынешний глава российского МИД Сергей Лавров неоднократно подчеркивал, что внешнеполитический курс Москвы не замыкается только на Западе или Востоке. Лавров даже написал стихи, посвященные Примакову:
…Судьбы крутые повороты
Не изменили его суть.
Он сам большие самолеты
Был в состояньи развернуть.
За год до кончины Примаков принимал у себя в гостях российского президента. Поздравляя с днем рождения, Путин подарил бывшему премьеру примус с надписью «Рекорд 1». Это растрогало юбиляра. Дело в том, что те, кто работал с Примаковым, часто называли его — по-дружески — «примусом» по созвучию с первым слогом фамилии. А по-латыни «примус» значит «первый».
Свой разворот над Атлантикой сам Примаков не считал каким-то героизмом.
«Это совершенно нормальное поведение человека, который считает, что ему не надо поощрять агрессию своим присутствием в это время и своим визитом. Я выполнил просто ту функцию, которую должен был выполнить любой нормальный премьер-министр. <...> Я думаю, что сегодня мы твердо можем сказать, что мы заняли правильную позицию», — сказал он в одном из телеинтервью.