Общий враг Мадуро и Гуаидо

Нынешнее "двоевластие" в Венесуэле (или, по крайней мере, появление "тушинского вора" по имени Хуан Гуаидо, что тоже не стабилизирует ситуацию) неприятно не только тем, что Мадуро при всех своих недостатках — один из немногих союзников России в Западном полушарии, а союзниками нынче разбрасываться не принято (в конце 80-х и начале 90-х поразбрасывались — ни к чему хорошему это не привело).

Более неприятно то, что прецедент поспешного назначения Гуаидо из Вашингтона подрывает основополагающий международный обычай: признается то правительство (приятно оно нам или совершенно неприятно), которое контролирует территорию страны. А также почту, вокзалы, банки, телеграф, телефон, etc. И значит, хотя бы есть с кого в случае каких-либо проблем спрашивать. Это еще не достаточное основание для признания: США не признавали СССР до 1933 года, а СССР не признавал Израиль с 1967-го по 1991 год, хотя в обоих случаях контроль над территорией был налицо, — но необходимым основанием таковой контроль является. Если убрать еще и это, хаотизация международных отношений еще усилится — как будто они и так недостаточно хаотичны.

Нелюбовь России к продвижению демократии по принципу "Чем еще уконтрапупишь мировую атмосферу" понятна, а значит, понятно, чью сторону держать. Хотя и со всеми оговорками: чавизм — это не наш метод, ибо знаем, плавали.

Но при этом забывается, что у Мадуро и Гуаидо есть общий враг, причем довольно сильный. Если еще неведомый избранник победит по принципу "пришел лесник и послал всех подалее", то и ему достанется тот же враг.

Имя врага — гиперинфляция.

Миллион процентов обесценения валюты в год (причем здесь приведена минимальная, вероятно, заниженная цифра: МВФ оценивает инфляцию за прошлый год в 1 400 000%) — это не шутка, а самая настоящая гиперинфляция, которая, если ее не пресечь, может достичь уровня германской (1923 год), венгерской (1946 год) или зимбабвийской. Ибо она растет не по прямой, а по экспоненте.

Возможно, на эту составляющую венесуэльского кризиса мало обращают внимания, потому что в нашей стране с инфляцией произошло по сказке "Волки! Волки!".

Неоднократные заявления финансовых властей о недопустимости смягчения денежной политики (ибо смягчишь — и тут же будет страшная гиперинфляция) напоминают рацеи покойного дедушки Углова о том, что излечение от алкоголизма — это фикция. Стоит выпить на Новый год бокал шампанского, и рецидив неминуем — пациент опять пьет запоем и валяется под забором. То есть кого в лесу медведь драл, тот и сучка боится.

Такая медвежья болезнь в итоге порождает обратный эффект: "Он пугает, а мне не страшно, и к тому же от инфляции еще никто не умирал".

От инфляции — возможно. Насчет гиперинфляции — тут сложнее. Расстройство внешней торговли, в том числе и критически важного импорта, например, инсулина, увеличение страданий и бедствий низших классов, — тут без смертей не всегда обходится. А падение хозяйства на десятки процентов, невозможность сбережения и инвестирования, крайнее сокращение горизонтов планирования, наконец, в перспективе фактическая утрата такого важного атрибута суверенности, которым является национальная валюта, — все это имеется и мало радует.

Так что можно переформулировать: с гиперинфляцией долго не живут. Когда счет повседневных расходов идет на миллиарды, а затем на триллионы, всеми признается, что с печатанием денег пора кончать, и производится стабилизация валюты. Методика вывода из финансового запоя общеизвестна, но приятного в ней очень мало: жесткое урезание расходов, сокращение всего и вся. Причем от идеологии это не очень зависит.

Стабилизацию рубля в начале 1920-х производили вполне себе коммунисты, никакие не гайдаровцы, послевоенную стабилизацию производил верный сталинец наркомфин Зверев, ничуть не последователь фон Хайека.

Главное условие финансовой стабилизации по принципу "один триллион марок = одна рентная марка" (конец 1923-го) — это наличие власти, контролирующей ситуацию в стране. Какая власть — неважно, лишь бы контролировала и принуждала.

Но вот как раз с этим в нынешней Венесуэле могут быть большие трудности. Ни Мадуро, ни тем более Гуаидо не в состоянии полностью одолеть соперника. Тем более что продвигающий демократию Большой брат никак не способствует консолидации страны, а совсем наоборот. Во время хоть гражданской войны, хоть войны с внешним врагом (расценивать нынешнюю ситуацию можно хоть так, хоть эдак) валюту никто и никогда не стабилизировал — напротив, затыкал бумажными ассигнатами самые вопиющие нужды.

По после победы (чьей угодно) приходит время стабилизации, и тут победителю не позавидуешь. Процедура и вообще не очень веселая, а в стране боливарианского социализма она будет нелюбезна публике сугубо и трегубо. Тем более что чавизм не ветром надуло, а, как сказали бы марксисты, надуло социальными контрастами — довольно острыми.

Так что все происходящее ныне — лишь пролог, а настоящая рубка начнется, когда победитель будет вводить тяжелый боливар. Не суверенный, а тяжелый — дьявольская разница.