После аварии на Чернобыльской АЭС города и села, попавшие в зону радиационного заражения, срочно эвакуировали. Постоянное проживание там запрещено до сих пор. Однако, несмотря на запрет, уехали не все. Одни изначально отказались бросать свою землю, другие вернулись позже и помогали ликвидировать последствия катастрофы. Их дома сносили, едой приходилось запасаться впрок — магазины не работали. Сегодня в Чернобыле постоянно живут несколько сотен человек. О непростом быте в зоне отчуждения — в материале РИА Новости.
Привычным движением руки Валентина Борисовна Кухоренко раздвигает меха гармони. Услышав знакомые звуки, собачонка Дана забирается к хозяйке на диван и жалобно подвывает. «Мы с ней звезды мирового масштаба, — шутит в беседе с РИА Новости 76-летняяя пенсионерка. — И немцы ко мне на прием заходят, и французы. Все хотят посмотреть на бабушку из Чернобыля. А недавно голландцы были: подарили каждому местному электроплиту и электрочайник. Спасибо, люди добрые!»
Ее щедрые гости — любопытные туристы, которые в теплое время года приезжают в Чернобыль, чтобы посмотреть, как катастрофа изменила окрестности. Но строго с сопровождением.
Туристы немного оживили город: для них открыли несколько магазинчиков с сувенирами, гостиницу. Гиды предлагают экскурсии на любой вкус и кошелек — от нескольких часов до пары дней на территории отчуждения.
Кроме того, Валентину Борисовну навещают родные (внесены в специальные списки на КПП) и друзья (по предварительной заявке). Сын пенсионерки — вахтовик, работает на АЭС.
Все население здесь — около трехсот человек. Подавляющее большинство — пенсионеры преклонного возраста. После катастрофы они отказались уезжать из родных мест: надеялись, что город рано или поздно заживет как прежде.
«Чернобыль начали эвакуировать на восьмой день аварии. Никто ничего толком не знал. Шептались, что поломка нешуточная. Все-таки верили, что скоро вернемся: нам велели взять документы и еду на три дня. Прошли три недели, три года, и вот уже тридцать лет — а город так и закрыт», — рассказывает Кухоренко.
Ее семью постигла та же участь, что и многие другие: чернобыльцев расселяли по профессии и нередко разлучали родных.
«Мужу дали работу в одном городе, мне в другом, сестрам — в третьем. Иногда люди вообще не знали, где их родственники. Наплакались в поездах, пока искали друг друга, умирали не от радиации, а от тоски по близким», — с горечью вспоминает Валентина Борисовна.
Сначала она работала в городе Белая Церковь, в двухстах километрах к югу, и приезжала в Чернобыль на выходные.
Вскоре, как и муж, устроилась ликвидатором, чтобы получить пропуск в зону отчуждения. Супруги вновь поселились на своем участке.
«В том доме я родилась, выросла, растила детей. Место у реки очень живописное. До аварии сюда многие приезжали отдохнуть: разбивали палатки или останавливались у местных», — продолжает она.
Однако к прежнему укладу семья Кухоренко так и не вернулась. «Нас долго пытались отсюда выкурить — по закону проживание здесь запрещено до сих пор. Как-то навещали сына в Киеве. Возвращаемся: двери дома забиты, вещи на улице. Потом хату просто снесли, ничего не объяснив. Переехали к друзьям, но и их дом ждала та же участь. В конце концов поселились в пустовавшей избе», — говорит Валентина Борисовна.
Ее хата стоит на Ленинградской улице — все названия сохранились с советских времен, как и памятник Ленину. «Декоммунизация до нас не добралась и уже, наверное, не доберется. Как в песне: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз!» — напевает жительница Чернобыля.
Со временем от упрямых самоселов все же отстали. «Кому только не писали: и в прокуратуру, и Горбачеву. Просили одного — оставить в покое. Какие же мы самоселы? Ведь тут жили наши деды и прадеды! В итоге администрация поняла, что мы не уедем. Здесь родились, здесь и умрем», — подытоживает Кухоренко.
Не собирается покидать Чернобыль и Галина Федоровна Волошина. Ее родители вообще отказались уезжать. А она вернулась через несколько дней после эвакуации.
«На восемь человек давали тридцать шесть квадратных метров полезной площади в Днепродзержинске — не поместишься. Тут у обоих сыновей свой дом. Отучились в Киеве, а теперь работают водителями автобуса — возят вахтовиков», — объясняет пенсионерка.
Она председатель общества «Возрождение Чернобыля». На ее плечах хлопоты по учету самоселов и организационные вопросы.
Самый актуальный — похороны. «Люди постоянно уходят, все уже старики. До аварии в городе жили около пятнадцати тысяч человек, осталось полторы тысячи. Сейчас нас всего двести восемьдесят четыре. Хотя наш брат живет долго: покойная баба Федора протянула аж до ста двух лет», — продолжает Галина Федоровна.
Сегодня, говорит она, в Чернобыле легче, чем в первое время после аварии. «Администрация зоны отчуждения с нами не церемонилась — считала сумасшедшими. После эвакуации свет отключили на полгода. Тяжело было с продуктами. До сих пор по привычке делаем запасы, хотя сейчас открылись магазины и даже несколько кафе. А вот отопления в домах как не было, так и нет, поэтому греюсь дровами», — описывает быт Волошина.
Многие здания поменяли назначение: в школе теперь поликлиника, а многоквартирные жилые высотки — общежития для вахтовиков.
Пустые дома растащили по кускам, то же самое грозило и Свято-Ильинскому храму.
«После аварии мы ночевали у его дверей сменами, чтобы защитить святое место от мародеров. Храм постепенно приходил в упадок, службы не велись. Помог отец Сергий. Чернобылец, он приезжал на могилы к родным. А потом согласился забрать себе приход, поселился здесь и вместе с другими самоселами отремонтировал церковь. Особое оживление у нас 26 апреля и 9 мая — в эти дни город навещают многие бывшие жители», — рассказывает Галина Федоровна.
Она понимает тех, кто уехал, испугавшись радиации, но не верит, что облучение в Чернобыле кому-то навредило. «Наоборот, после аварии у нас был всплеск рождаемости. Как ела овощи и фрукты с огорода, так и ем и чувствую себя прекрасно. Дозиметристы не раз все обмеряли — радиация уже давно не превышает нормы. Надеюсь, город скоро откроется и еще оживет», — говорит пенсионерка.
Кроме ее сыновей в Чернобыле живут еще около двадцати мужчин и женщин трудоспособного возраста.
Большинство вернулись сюда через много лет после катастрофы — работать над устранением последствий аварии и помогать пожилым родителям.
«Я учился в десятом классе. В следующий понедельник после взрыва на АЭС в школу из класса пришли только семь человек — по радио рекомендовали оставаться дома. Но кто удержит подростков, когда по улицам ездят БТРы, в воздухе вертолеты, — интересно. Вместо уроков нас отправили грузить песок. Мы, конечно, только обрадовались», — вспоминает события весны 1986 года Сергей Высоцкий.
Через несколько дней его с мамой эвакуировали в село Бородянка, а отца отправили в другой город. Позже семья воссоединилась — удалось выбить двухкомнатную квартиру в Василькове.
Никто не сомневался, что эвакуация временная: обещали, что через три года все вернутся домой.
«Потом призвали в армию. Демобилизовавшись, работал в Василькове, затем в Киеве на вокзале. Но съедала тоска по родине, и в конце концов я поселился в доме бабушки. Устроился на предприятие, которое занимается дезактивацией АЭС», — рассказывает Сергей.
В Чернобыле он встретил свою вторую жену.
«Детей у нас пока нет — запрещено тут рожать. Если появятся, придется переезжать. Хотя одна мать родила тихонько девочку дома, здесь и вырастила. Родители долго спорили с администрацией, даже судились, но в итоге отбили право воспитывать ребенка в Чернобыле. Насколько я знаю, их дочка абсолютно здорова», — делится он подробностями.
Его тоже не пугает радиация: «Думаю, у нас менее опасно, чем в других крупных промгородах, к примеру в Донецке».
У экспертов другое мнение. «Радиационная обстановка в Чернобыле сейчас довольно спокойная — несколько дней здесь можно находиться без вреда для здоровья. Но проживать постоянно в городе — другое дело.
Период полураспада радиоактивного цезия-137, как и некоторых других веществ, — тридцать лет. Это значит, что его количество уменьшилось лишь вдвое.
Он ежедневно облучает человека как снаружи, так и изнутри — когда попадает в организм с животной и растительной пищей. Хотя радиоактивные вещества ушли глубже в почву и город старательно очищали, радиация осталась», — комментирует главный научный сотрудник Института радиационной гигиены им. Рамзаева профессор Михаил Балонов.
Облучение, предупреждает ученый, может вызвать онкологию. Некоторые старики Чернобыля просто не дожили до активной стадии болезни.
«Латентный период достигает двадцати лет — многие умерли раньше по другим причинам. У остальных самоселов вероятность заболеть раком выше», — резюмирует профессор.
