Россия и Саудовская Аравия продолжают обсуждать варианты экономического сближения, и велика вероятность, что в этой истории вскоре появится еще один реальный пример. РФПИ совместно с суверенным фондом Саудовской Аравии (PIF) и Saudi Aramco рассматривают покупку доли одного из акционеров в российской нефтесервисной компании "Новомет". Западные санкции в прошлом году стали препятствием к подобной сделке для американской Halliburton, однако гендиректор "Новомета" Максим Перельман считает, что у сделки с саудовцами высокие шансы. О проблемах современного рынка нефтяного оборудования и сервисных услуг РФ, влиянии сделки ОПЕК+ и санкций на нефтесервис Перельман рассказал в интервью РИА Новости в рамках ПМЭФ-2018. Беседовала Татьяна Кудряшова.
— Максим Олегович, говоря о рынке нефти сложно обойти стороной соглашение о сокращении добычи нефти ОПЕК+, действующее уже полтора года. Как вы считаете, какое влияние оно оказывает на нефтесервис в России и каков эффект сделки для вас?
— Соглашение оказало двоякое влияние. Есть реакция, которая произошла на зарубежном рынке, а есть та, что произошла на российском. И они разные.
Например, на зарубежных рынках, когда цена на нефть была 100-120 долларов за баррель, у заказчиков не было желания внедрять инновации. На первом месте у них стояло не снижение операционных затрат, а в большей степени комфорт от взаимоотношений с существующими подрядчиками: их стабильность, долгосрочность, прогнозируемость. Но падение цен ниже 50 долларов очень сильно всех стимулировало на внедрение новых технологий, хотя при этом резко снизило инвестиционную активность.
А в России мы в основном работаем с двумя компаниями — это Газпром нефть и Роснефть. И поскольку они участники этой сделки, то они начали останавливать определенное количество своих скважин. А за работающую скважину мы получаем определенную сервисную выручку. По нашему фонду скважин это количество достигает 500-600 штук.
— Как вы считаете, текущий уровень цен на нефть в 80 долларов за баррель — это обоснованная или все-таки завышенная цена? И какую цену на нефть вы закладываете в своем бюджете?
— Мы в своей новой стратегии до 2022 года закладываем цену в диапазоне 55-60 долларов за баррель. В принципе, для развития нашего бизнеса эта цена достаточно комфортная. В этом коридоре проекты будут развиваться, компании будут достаточно нацелены на сокращение операционных затрат и внедрение новых технологий.
Я считаю, что 80 долларов за баррель, скорее, искусственная цена. Думаю, она упадет по нескольким причинам. Во-первых, президент США Дональд Трамп провел налоговую реформу и стимулировал как раз инвестиции внутри страны. Соответственно, в США сейчас активно идет развитие проектов по добыче сланцевой нефти. И есть прогнозы, что к концу 2019 года они достигнут добычи в 12 миллионов баррелей в сутки, то есть станут крупнейшей в мире страной, добывающей нефть. Это увеличение компенсирует снижение добычи нефти в Иране из-за санкций США и продолжающееся снижение добычи нефти в Венесуэле.
И я думаю, что Россия и ОПЕК не продлят эту сделку в конце 2018 года и мы будем наблюдать снижение цены до 50-55 долларов.
— А каким оказалось влияние санкций на российский рынок нефтяного оборудования и нефтесервиса?
— При санкциях российские компании осознали, что нельзя полагаться только на крупных нефтесервисных игроков типа Schlumberger, Baker Hughes, Halliburton, потому что в любой момент эти санкции могут ужесточить и компании не смогут оказывать услуги на рынке. При этом основная опасность, которую я вижу, это даже не санкции, а непредсказуемость действий американской администрации. Они решают какие-то свои внутренние политические проблемы и используют любой повод для введения новых санкций.
Больше всего меня беспокоит ситуация вокруг "Русала". Это частная компания, акции которой вращаются на открытом рынке. И непонятно, что послужило причиной для введения санкций против них. Непонятна грань, где действительно политические санкции, связанные с политикой, а где, например, следствие нечестной борьбы конкурентов "Русала"? Эта ситуация создает большую неопределенность.
— Каким было влияние санкций конкретно для "Новомета"?
— В России освободилась часть рынка иностранными компаниями, и мы увидели возможность в разработке новых технологий, потому что раньше эта часть рынка предоставлялась только американскими компаниями и у нас не было даже шансов внедриться в эти сегменты. С этой точки зрения санкции оказали положительное влияние.
— И какие инвестиции вы сейчас закладываете на развитие технологий?
— Объем инвестиций на разработку технологий у нас примерно стабилен из года в год — около 2,5-3% выручки. И у нас есть два больших научно-исследовательских центра: в Перми и в Москве.
— Но тем не менее из-за санкций сорвалась сделка по покупке американской Halliburton доли Роснано в "Новомете". Вы переживаете по этому поводу? Наверняка сделка могла бы стать дополнительным толчком к развитию?
— Нет, не переживаю. Здесь вопрос в том, что компания бы потеряла независимость, ее стратегию развития определял бы уже Halliburton, поэтому всегда надо искать положительные стороны. Я думаю, что это дает нам шанс вырасти больше. К примеру, в стратегии, которую утвердили акционеры, мы будем развиваться не только в механизированной добыче, но еще в одном сегменте, мы будем расширять свой портфель технологий. Но подробнее рассказать вам пока не могу.
— В свое время "Новомет" принял решение о выходе на зарубежные рынки. Что вам это дало, какие цели для себя здесь ставите и с какими сталкиваетесь трудностями?
— Российский рынок еще очень дешевый. И эта ситуация заставляет нас выходить за рубеж. Ведь у меня есть определенные цели перед акционерами по маржинальности бизнеса, по EBITDA, по прибыли. И я вижу, что пока на российском рынке я не могу их реализовать, поэтому в свое время мы и приняли такое решение — выходить на зарубежный рынок.
У нас произошло перераспределение портфелей разработок. Если раньше мы разрабатывали 100% новых технологий по запросам российских компаний, то сейчас на их запросы приходится примерно 20%, а 80% как раз на зарубежные компании.
За рубежом наши технологии востребованы. Благодаря активной конкуренции в 1990-ые, в 2000-ые годы, в этом отношении мы достигли уровня западных компаний — Schlumberger, Baker Hughes. У нас есть технологии, которых даже у них нет. Именно поэтому мы увидели потенциал развития на зарубежном рынке.
— Получается, вы делаете упор на технологиях, а не на цене?
— Мы привлекаем новых клиентов именно технологиями, которые позволяют им снижать операционные затраты, решать какие-то их проблемы. Я не сторонник низкой цены, потому что нет смысла выходить на зарубежный рынок по ценам, которые сложились в России. И если мы понимаем, что наши технологии не хуже, чем зарубежные, то почему должны снижать на них цену? То есть наша цель там — это те сегменты, в которых стандартное оборудование от стандартных поставщиков не решает проблему заказчика.
— Есть планы выйти на новые рынки в обозримом будущем?
— Дело не в этом. Если раньше мы целенаправленно шли на какие-то рынки, даже без всяких заказов просто проводили анализ, выбирали, на какой рынок зайдем, открывали представительство, строили базу, потом участвовали в тендерах и выигрывали, то сейчас мы больше концентрируемся на тех рынках, где уже присутствуем, чтобы увеличить контрактную базу.
Но в целом, благодаря тому, что нас уже знают зарубежные клиенты, мы участвуем практически во всех тендерах во многих странах. Поэтому сейчас выход на тот или иной рынок зависит уже от того, выиграли ли мы какой-то тендер в какой-то стране. Если да, то будем его реализовывать, будем заходить туда. Мы не ставим себе самоцель куда-то конкретно идти. Мы не говорим: вот я хочу здесь обосноваться. Такое было только в начале нашего развития.
— А где вам, кстати, легче всего было пробиваться? Ближний Восток, Азия, Америка?
— Как раз на Ближнем Востоке очень тяжело. Я бы сказал, что легче всего пробиться в Соединенных Штатах. Они очень ориентированы на деньги, и если видят преимущество в твоей технологии, то легко пробуют новое оборудование. Но при этом они очень требовательны с точки зрения взаимодействия с ними как с клиентами. Поэтому, например, мы вначале рынок США не рассматривали. Мы понимали, что нам нужно было создать определенный задел, чтобы можно было работать: правильно выстроить структуру, обеспечить материалы, обучить персонал, правильно выстроить бизнес-процессы.
На Ближнем Востоке в этом плане сложнее, поскольку в основном там большие государственные компании, в которые очень трудно пробиться. Например, в Saudi Aramco мы уже пробиваемся десять лет. Это очень сложный и непредсказуемый процесс.
— Кстати, о Саудовской Аравии. В прошлом году стало известно, что Saudi Aramco прорабатывает возможность инвестиций в "Новомет". А уже в феврале глава РФПИ Кирилл Дмитриев говорил, что эти инвестиции будут осуществлены в ближайшее время совместно с Saudi Aramco и суверенным фондом королевства (PIF). Расскажите подробнее, что это означает?
— Вместо одного из акционеров могут появиться новые акционеры — консорциум РФПИ, Saudi Aramco и PIF. Сейчас процесс идет, и вероятность сделки очень высока, потому что, помимо прочего, у этой сделки есть политическая поддержка на фоне улучшения отношений России и Саудовской Аравии.
— А как вы считаете, что даст "Новомету" вхождение консорциума РФПИ, Saudi Aramco и PIF в состав акционеров?
— Самое главное, это даст определенную стабильность для развития компании и возможность реализовывать стратегию.
— С Саудовской Аравией обсуждается сделка не только по "Новомету", но и по Eurasia Drilling Company (EDC) и "НьюТек Сервисез". Как вы оцениваете шансы нашего нефтесервиса на рынке королевства? Что побудит Саудовскую Аравию отдать предпочтение российским компаниям вместо тех же привычных американских?
— Я оцениваю наши шансы высоко. Во-первых, побудить Саудовскую Аравию к работе с российскими компаниями могут новые технологии. Во-вторых, программа развития местного производства Саудовской Аравии: они как раз хотят развивать свое собственное производство. И одно из направлений, в котором они видят наше развитие, это создание там производства. Конечно, пока говорить об этом рано, потому что для таких инвестиций мы должны видеть какой-то гарантированный возврат. Пока этого нет.
— Поделитесь в целом вашими планами по развитию в России. Или в сегодняшних условиях для вас достаточно того, что уже есть?
— Конечно, мы продолжаем обращать особое внимание на российский рынок и продолжим развиваться. К примеру, по стратегии у нас стоит цель по росту выручки на российском рынке. И, как я уже сказал, мы запускаем новое направление, будем заходить в еще один сегмент нефтесервиса.
— Расскажите, как бы вы охарактеризовали современный рынок нефтяного оборудования и сервисных услуг в РФ?
— Я бы сказал, что российский рынок, я говорю сейчас про нас, про механизированную добычу, он не развивается. У нас состояние ценовой войны длится в течение последних 10 лет. И в результате цены падают.
Последний всплеск был, наверное, в начале 2015 года. Тогда происходила адаптация к сильной девальвации рубля, цены изменились, после этого тенденция на снижение возобновилась. Получается, что мы находимся в ножницах. С одной стороны, у нас растущие издержки, потому что гарантированно растут тарифы на электроэнергию, газ, металлы и так далее. Мы также должны ежегодно индексировать заработные платы согласно законодательству РФ.
При этом мы столкнулись с ситуацией, что производители металлической ленты фактически монополизировали рынок. И они фактически не скрывают того, что с учетом этой девальвации рубля все их действия будут направлены на то, чтобы цена вернулась на мировой уровень. Мы понимаем, что наши затраты ежегодно будут гарантированно расти, что бы мы ни делали.
Есть и еще одна тенденция, которая является следствием санкций и их непредсказуемости: российские нефтяные компании начали фактически страховать себя и создавать внутри себя свое собственное производство. В какой-то момент, если такое подразделение внутри нефтекомпании не находится в рынке и не конкурирует каждый день с другими, оно теряет направленность на внедрение новых технологий и потеряет способность разрабатывать новые технологии.
Процесс поглощений, перераспределения долей полностью меняет картину российского рынка, поэтому резюмировал бы я так: российский рынок не развивается в правильном направлении.
— Каким вы видите выход из этой ситуации?
— Когда мы принимали стратегию компании в 2010-2011 году до 2018 года, мы видели, что такая ситуация может быть. Конечно, тогда мы не предполагали, что будут какие-то санкции, но мы видели, что рынок РФ становится все менее и менее прибыльным. И мы решили выходить за рубеж и развивать свое присутствие на международном рынке, поскольку у нас есть технологии, которые на мировом уровне сравнимы с технологиями западных компаний.
К примеру, в России сейчас эксплуатируется порядка 93 тысяч установок электроцентробежного насоса — основной в нашем производстве продукт. При этом рынок этого оборудования можно оценить примерно в 20-25 миллиардов рублей. В США всего 35 тысяч таких установок, но этот рынок оценивается почти в 2 миллиарда долларов. Можно почувствовать разницу между ценами за одну установку здесь и там, поэтому ситуация на российском рынке заставляет нас расширять наше присутствие на зарубежных рынках. Мы пытаемся приспособиться к этой ситуации.
