Писательница Людмила Улицкая в интервью РИА Новости рассказала, почему не стоит разделять литературу на мужскую и женскую, как проблема гендерного неравенства отражается на современном обществе, а также почему так важно помнить свою историю.
— Людмила Евгеньевна, ваша первая книга "Бедные родственники" сначала вышла во Франции, а уже потом в России. В 2014 году вы были удостоены знака отличия офицера ордена Почетного легиона — наивысшего знака почета и признания. Можно ли сказать, что эта страна для вас особенная?
— Конечно, и вы уже сами ответили на этот вопрос. Я человек не тщеславный, у меня другие недостатки. Но высокая награда Франции, орден Почетного легиона, данный не за науку, не за политику, а за писательскую работу — на это, конечно, способна только Франция, которая несколько веков была культурным законодателем мира.
— Ваши книги переведены на 40 языков мира. Когда вы только начинали писать, думали ли, что ваше творчество станет доступно и близко такому огромному количеству читателей по всему миру?
— Нет, это мне и в голову не могло прийти. Моя первая книга вышла, когда мне было уже 50 лет. А в такие годы карьеру пора уже заканчивать, а не начинать.
— Как вы в целом оцениваете интерес зарубежной публики к русской литературе?
— Интерес к русской литературе вырос на литературе XIX века. И по сей день — зайдите в любой книжный магазин, в любую библиотеку — всюду Толстой, Достоевский, Чехов. Более того, сейчас в мире делают новые переводы русских классиков. Меняется язык, возникает потребность в новых переводах. Снова и снова люди возвращаются к шедеврам русской классики.
Что же касается современной русской литературы, у меня впечатление, что интерес к современной литературе скорее традиционен и по сей день связан с хорошей репутацией русской литературы XIX века. Подождем. Возможно, скоро появятся новые гении.
— Одной из центральных тем в последнее время является тема гендерного неравенства. На ваш взгляд, такое неравенство существует в писательском мире?
— Нет, не думаю. Мне кажется, что в России такая мощная поэзия, так много женских имен, что одного этого достаточно, чтобы не ставить таким образом вопрос. Я всегда прошу не забывать того факта, что женщина вошла в литературу сравнительно недавно. Да и высшее образование женщины стали получать только в конце XIX века. Для истории сто лет — одно мгновенье. Да и сама тема гендерного неравенства, последнее время столь горячо обсуждаемая, представляется мне вполне искусственной. Не потому, что этого неравенства нет, оно существует, а по той причине, что цивилизация, которая настроена на то, чтобы сделать из женщины удобную куклу, деформирует и психику женщины, которая изо всех сил старается быть сексапильной, и психику мужчины, который призван реагировать на это даже в тех случаях, когда вполне мог бы и воздержаться. Это какая-то болезнь цивилизации, которая требует внимательного и пристального рассмотрения. Это никак не меняет того факта, что Харви Вайнштейн — грязная скотина.
— Нужно ли менять в нашей стране взгляд на женскую и мужскую литературу? Стоит ли их отделять друг от друга?
— Да литература и не делится на мужскую и женскую. Она делится на жанры, она делится по качеству, по времени написания. Есть очень много различий между мужчиной и женщиной, но все они определяются всего одной хромосомой из 23-х, причем самой маленькой из всех хромосом. Так что давайте считать, что общего между мужчинами и женщинами все-таки больше, чем различного, и не будем устраивать в этой области соревнования..
— В одном из интервью вы сказали, что гражданское самосознание в России только зарождается. Какое значение вы вкладываете в это понятие?
— Скорее, я говорила о гражданском обществе, а не о гражданском самосознании. Давайте по Марксу-Энгельсу, хорошо? Гражданское общество — это система самостоятельных и независимых от государства общественных институтов и отношений (нравственных, семейных, религиозных, национальных, социально- экономических и других), а государство как инструмент только для того и выработано, чтобы обеспечивать условия для реализации интересов и потребностей отдельных людей и коллективов во всех областях жизни — экономической, политической, социальной, культурной. Государство должно быть на службе общества, но для этого необходимо, чтобы общество состояло из людей, ощущающих себя гражданами, а не рабами и господами, как определил когда-то российское общество Лермонтов. В нашей стране во взаимоотношениях общества и государства очень слабо работает обратная связь: хорошее государство от плохого именно тем и отличается, что оно слышит потребности общества и отвечает на них.
— Вы написали часть книги "Москва: место встречи", про Москву вашего детства. Что для вас нынешняя столица? Остались ли местечки, которые вызывают в сердце теплые чувства? Какие они?
— Я прошла большую эволюцию в этом отношении. Хотя я с детства жила в центре Москвы, но ее дворовый быт был скорее похож на деревенский. Сегодня мы живем в мегаполисе, и оказалось, что была большая прелесть в той жизни, когда соседи заменяли родственников, праздники справляли всем двором, да и хоронили стариков, выставляя гроб в середине двора, чтобы все соседи могли попрощаться. Это в прошлом. Так теперь не живут. Современный город отчуждает людей друг от друга, сегодня можно жить на одной лестничной площадке и не знать имена детей, которые родились пять лет тому назад…
В сегодняшней Москве почти не осталось мест, связанных с памятью моего детства. То есть они остались, но так изменились, что почти не узнаваемы. Мой отец работал проходчиком при строительстве метро Динамо, до войны, и пока что вестибюли этого метро еще существуют. Однако когда построят новый стадион, вряд ли они будут справляться с нагрузкой. А что построят — неизвестно. Мне мало что нравится из того, что сейчас в Москве строят… И все же мне не хотелось бы говорить, как говорила моя бабушка: а при царе колбаса была лучше… Будем осваивать новые города, новый стиль жизни. Ничего не поделаешь.
— В современном мире большинство информации поступает к нам через интернет. Не считаете ли вы, что таким образом знания обесцениваются?
— Нет, знания не обесцениваются. Стало гораздо труднее отделять важное от несущественного, труднее ориентироваться. Но всему этому можно научиться. Главное, чтобы не пропадал интерес к этому волшебному процессу познания.
— Дети сейчас читают гораздо меньше, чем 10 лет назад. Да и взрослые, кажется, тоже. Можно ли россиян по-прежнему назвать самой читающей нацией? Почему читают меньше? Нужно ли заставлять читать?
— Ну это во всем мире так, это не специальная российская проблема. Меньше читают, потому что больше информации получают иным образом. Идет глубинное переформатирование всей культуры, и происходит это от изменения сознания. Никого не надо заставлять читать. Теперешние дети, возможно, читают меньше, но знают они гораздо больше, чем знали мы в их возрасте.
— В 2004 году, в канун появления книги "Искренне ваш Шурик", вы говорили, что это, возможно, ваш последний роман. Но потом появилось еще три. Порадуете ли читателей снова большими работами?
— Хотелось бы уйти от романной формы. Но я и отодвигаюсь от нее по мере сил. Мне бы хотелось снова вернуться к рассказам. Но они, видно, на меня обиделись и совершенно меня покинули. Не могу пока вам сказать: ждите, вот в будущем году…
— В своем творчестве вы часто обращаетесь к прошлому. Например, основа романа "Лестница Якова" это письма и дневники ваших дедушки и бабушки. Насколько важно знать историю своей семьи и историю своей страны в целом?
— Очень, очень важно знать историю семьи, деревни, города, страны. Вот уже почти двадцать лет общество "Мемориал" проводит конкурс школьных сочинений под девизом "Человек в истории". Это замечательные сочинения старшеклассников, которые не только открывают для себя историю собственной семьи, но приобщаются к самому ходу цивилизации, начинают понимать целостность исторических процессов, их закономерности. Мы все, каждый из нас, состоим из тех физических задатков, называемых генами, которые мы получаем от предков, а также из того, что нам дают в общении наши родители, сверстники, старшие друзья и учителя. И книги, между прочим. Без осмысленного интереса к своему прошлому человек остается дикарем.
— Зачастую творческие люди отстраняются от своих произведений: не перечитывают написанные ими книги, не слушают свои песни. Можно ли сказать, что, однажды выплеснув свои чувства, идеи, впечатления, человек старается отстраниться от них? Перечитываете ли вы свои произведения?
— Я не перечитываю своих книг, разве что в случае готовящегося переиздания. Вот в этом году начинают издавать новую серию моих книг (старых, давно написанных). Я буду их перечитывать, и это будет большим испытанием. Признаюсь, что мне нравится то, что я делаю. Вот теперь, перед необходимостью заново все перечитать, я сильно беспокоюсь: а вдруг разонравятся?
