Ростислав Ищенко, обозреватель МИА "Россия сегодня"
Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган 13 ноября прибудет в Сочи на встречу с Владимиром Путиным. Это четвертая встреча глав России и Турции в этом году. Одна из них прошла в Гамбурге на полях саммита "Группы двадцати" и две — в России. Эта встреча будет третьей в России и второй в Сочи за год.
Столь частые визиты глав государств в одну и ту же страну — редкое явление в дипломатической практике. Обычно, даже когда отношения и ситуация требуют частых встреч, стараются соблюдать баланс визитов (ты — мне, я — тебе). Зная характер Эрдогана и его трепетное отношение к вопросам престижа, можно не сомневаться, что если турецкий лидер регулярно ездит в Россию (а ведь кроме этого проходят и встречи на уровне министров иностранных дел), то это вызвано жизненными интересами Турции.
За возвращение на российский рынок пресловутых турецких помидоров, а российских туристов — на турецкие курорты Эрдоган тоже боролся, но требования протокола при этом соблюдались, за вопросами личного престижа турки следили внимательно. Сейчас же, хотя Кремль этого и не подчеркивает, встречи явно проходят по инициативе турецкой стороны, которой не в тягость, если надо, и в Сочи заглянуть на огонек.
Что же так тревожит Эрдогана? Двусторонние отношения выровнялись. Экономическое сотрудничество достаточно быстро восстанавливается, на Ближнем Востоке Турция, Иран и Россия успешно координируют свои действия уже не только в Сирии. Даже С-400 Москва Анкаре согласилась поставить. Можно ли желать большего?
Надо отдать должное президенту Турции. При всей его импульсивности и ставших притчей во языцех резких сменах курса Эрдоган — политик опытный, расчетливый и предусмотрительный. Об этом свидетельствует и тот факт, что он больше 15 лет играет ведущую роль в турецкой политике. При этом, несмотря на то, что идеи Эрдогана вызывали жесткое сопротивление кемалистской элиты, контролировавшей армию, СМИ и госаппарат, за эти 15 лет он смог переформатировать Турцию в соответствии со своими взглядами, не поступившись практически ничем. С другой стороны, исламизируя общественную и политическую жизнь светской Турции, он не позволил выйти на первые роли радикальному исламу, как это произошло во многих соседних странах.
В общем, Эрдоган умеет не только мечтать, но и просчитывать свои ходы. А история с кризисом в российско-турецких отношениях, вызванным атакой турецким истребителем российского бомбардировщика в небе Сирии, показала, что турецкий лидер умеет исправлять допущенные ошибки. Даже если условия этому не благоприятствуют.
Следовательно, если он стремится практически постоянно находиться в контакте с российским президентом, то проблема того стоит и она действительно критически важна для Турции.
Вряд ли кто-то усомнится в том, что проблема ядерной программы КНДР может интересовать Эрдогана чисто академически. Конфликт между Вашингтоном и Пхеньяном напрямую не задевает турецкие интересы, а ограниченные военно-политические возможности не позволяют Турции примерить на себя в данной ситуации активную посредническую роль. То же самое можно сказать о проблемах текущих кризисов в Африке и Латинской Америке. Реальные возможности Анкары слишком ограниченны даже для того, чтобы играть активную роль в ливийском урегулировании или в египетском противостоянии правительства и братьев-мусульман.
То есть проблема, интересующая Эрдогана, не просто непосредственно связана с Россией, поскольку Москва сейчас активно участвует в урегулировании нескольких кризисов во всем мире. Эта проблема находится в пределах досягаемости турецких военно-политических и экономических возможностей.
Таких кризисов сейчас два: украинский и сирийский (последний является ключевым элементом общего ближневосточного кризиса). Несмотря на то что Эрдоган недавно встречался с Порошенко, активное вмешательство Турции в украинский кризис представить просто невозможно. С ним не справились Франция и Германия. Польша, Венгрия и Румыния из посредников и союзников превратились в оппонентов киевского режима и явно ждут его падения, чтобы поживиться трофеями. США и Россия ведут, по сути, прямые переговоры о том, что будет после нынешней Украины и как не забрызгаться, когда ее будет разрывать. Здесь Турция может только имитировать интерес, но особо активничать, не рискуя поссориться с Вашингтоном, Москвой или с обоими сразу, не в состоянии.
Зато ближневосточный кризис не просто предполагает активное участие Турции — здесь в ходе долгих переговоров с Россией и Ираном роли в целом распределены, а переговорная площадка в Астане позволяет достаточно оперативно и эффективно решать текущие вопросы. Сейчас процесс уничтожения радикальных исламистов подходит к логическому завершению. Борьба с террористическим подпольем продлится еще долгие годы, но это уже будет вопрос не международного, а местного характера. Зато в полный рост встает курдская проблема.
Успех иракского правительства в борьбе с собственными курдами компенсируется захватом сирийскими курдами при поддержке США практически всего восточного берега Евфрата (свыше четверти номинальной сирийской территории). Иракские курды дезориентированы, дезорганизованы, лишены значительных доходов от нефти, но не уничтожены и все еще представляют собой значительную силу.
Главное же, что турецкие курды, которые в последние полгода не досаждали правительству в Анкаре, явно достигнув с ним соглашения о временном перемирии (пока турецкая армия перенесла центр тяжести своих операций с сирийских и иракских курдов на радикальных исламистов), вполне могут в любой момент вновь активизироваться. Условия для этого постепенно складываются. Создание базы курдской государственности на территориях Сирии и Ирака ставится под вопрос. Причем в основном силами турецко-российско-иранской коалиции.
Пока проблема не вышла из-под контроля. Но Эрдоган, будучи опытным политиком не может не думать о перспективе. В процессе ближневосточного урегулирования так или иначе будет решаться и курдский вопрос. Эрдоган знает, что на полях саммита АТЭС во Вьетнаме Путин только что обсудил с Трампом проблему сирийского урегулирования. Причем это была единственная тема в двусторонних отношениях, по которой достигнуто хоть какое-то взаимопонимание.
Не удивительно, что турецкому президенту хотелось бы из первых уст услышать о том, действительно ли в Дананге подтверждены старые договоренности или были обозначены какие-то новые компромиссы. Кроме того, поскольку военные операции против исламистов в Сирии заканчиваются и сейчас с новой остротой должен возникнуть вопрос взаимоотношения сирийских курдов с Дамаском, турецкому лидеру было бы полезно изложить мнение Турции по данному вопросу российскому президенту, потому что именно от позиции Москвы во многом зависит формат общего ближневосточного компромисса.
Наконец, переформатирование саудовского режима, которое (так уж совпало) началось практически сразу после визита короля Салмана в Москву, тоже не может не беспокоить Турцию. В конце концов Эр Рияд выступал конкурентом не только Тегерана, но и Анкары в борьбе за влияние в регионе. Намерение саудовской монархии начать закупать российские вооружения (те же С-400) наводит на мысль, что внутренний кризис может быть не только связан с династическими проблемами, но и иметь конкретное внешнеполитическое выражение.
В общем, на Ближнем Востоке завязывается несколько новых узлов, распутать которые без помощи России Турция не сможет. Поэтому гостеприимный Сочи в очередной раз ждет Реджепа Тайипа Эрдогана.
