Игорь Вишев, основатель науки о бессмертии, рассказал Валерию Спиридонову о том, почему изучение вопросов вечной жизни становится более приемлемым в России, как отличается религиозный и научный подход к бессмертию и какой вариант бессмертия для человека он считает наиболее реалистичным.
Жизненный путь Игоря Вишева во многом определило то, что он потерял зрение в 1947 году, когда ему было всего 14 лет, получив сильнейший химический ожог лица и глаз. Несмотря на эту трагедию, ему удалось стать доктором философских наук, профессором кафедры философии социально-гуманитарного института Южно-Уральского государственного университета в Челябинске, действительным членом Академии гуманитарных наук, специалистом в области философской антропологии и религиоведения.
— Вы являетесь создателем новой дисциплины иммортология — наука о бессмертии. Какими знаниями вы делитесь со студентами? Какие практические навыки они могут приобрести?
В рамках курса по иммортологии рассматриваются исторические аспекты проблемы — например, тенденция смены пессимистических представлений оптимистическими, причем и в религии, и в науке.
Особое внимание уделяется современным философским основаниям нетрадиционной постановки проблемы бессмертия и ее решения. Речь, в частности, идет о взглядах Циолковского на проблему вечного двигателя, позволяющих по-новому подойти к обоснованию возможности достигнуть реального бессмертия.
Обсуждение темы бессмертия порождает исключительный интерес к ее нравственно-гуманистическим и связанным с ними аспектам. Негативную позицию по этому кругу вопросов емко выразил Роберт Рождественский: "Если б только люди жили вечно, это было бы бесчеловечно".
Мои оппоненты, надо признать, имеют зачастую весьма упрощенные представления по рассматриваемому кругу вопросов, так что просвещение оказывается делом вполне актуальным. Эта работа имеет хоть и отсроченный, но в конечном итоге весьма практический эффект: нынешние студенты, вполне возможно, станут в будущем руководителями различных социальных структур и лидерами общественного мнения, способными положительно повлиять на гуманистическое и осознанное восприятие идей иммортологии.
— В чем разница между понятиями "иммортализм" и "иммортология", чтобы не путаться в дальнейшем?
— "Иммортализм", что называется, понятие растяжимое. Прежде всего имморталистами называли представителей религии, ведь она исповедует вероучение о посмертном существовании человека, о загробной, вечной жизни. Его приверженцев называют имморталистами, поскольку у них речь идет о бессмертии, причем в абсолютном значении этого слова — как состоянии, исключающем смерть, например бессмертии души.
Кстати, стоит заметить, что некоторые приверженцы религии объявляют такое представление "изобретением дьявола", поскольку из него вытекает, что всемогущий бог бессилен ее уничтожить, наказать грешника высшей карой — полным уничтожением.
Но не менее важно и то, что такой иммортализм на деле оказывается постмортализмом, после смерти, потому что такое верование считает смерть непременным условием перехода к потустороннему бессмертию. Так что уже в связи с этим должны были вноситься определенные уточнения.
Чтобы устранить такого рода неоднозначность, и было предложено понятие иммортологии — науки о бессмертии. Оно по смыслу однозначно и точно. Его последователей, то есть сторонников научного практического иммортализма, следует называть иммортологами. Так произошел переход от веры в бессмертие к науке о бессмертии. Смерть должна быть попрана не смертью же, а жизнью!
Впоследствии были предложены и другие понятия, такие как "Homo immortalis" — человек бессмертный как цель развития человеческого общества, "иммортогуманизм" — гуманизм, исходящий не из признания неизбежности смерти, как теперь, а из необходимости победы над ней.
— Какова, на ваш взгляд, современная тенденция смены представлений общественности о продолжительности жизни человека?
— В сравнении с тем временем, когда я начинал заниматься этим кругом проблем в конце 1950-х годов, за минувшие 60 лет разница в отношении проблемы жизни и смерти наблюдается значительная! Традиция старого материализма и марксизма склоняла к принятию идеи безысходной обреченности на смерть. Логика была примерно следующей: живем, конечно, маловато, но бессмертие недостижимо.
Мне и, полагаю, всем нам очень помогло то обстоятельство, что я принял участие в работе 9-го Международного конгресса геронтологов, который состоялся в Киеве в июле 1972 года. Его оргкомитет находился в Париже, и в нем был только один наш представитель. Тезисы моего доклада "Философские вопросы геронтологии", в которых было упомянуто понятие "практическое бессмертие", были опубликованы в трудах конгресса.
Вскоре появилась моя публикация в журнале "Наука и религия". Несколько позже — в журнале "Философские науки" и даже в "Вестнике Академии медицинских наук". Первая моя книга, "Радикальное продление жизни людей (философские, социальные, естественно-научные и нравственные аспекты)", увидела свет в 1988 году в издательстве Уральского государственного университета. К настоящему времени по теме реального личного бессмертия опубликовано 17 книг и порядка 250 научных статей.
Можно сказать, что статьи мои воспринимались с интересом, но публиковались с большим трудом. Слишком смело звучали идеи бессмертия для того времени. Сегодня намного больше людей смотрят с оптимизмом в этом направлении, возрастает количество проектов, направленных на решение задачи радикального продления жизни. В общем, "смертническая" парадигма меняется благодаря растущей когорте энтузиастов идеи реального бессмертия.
— Что дает вам непоколебимую уверенность в возможности практического личного бессмертия?
Речь, по моему убеждению, может и должна идти именно о практическом, или относительном, бессмертии. Под ним понимается обретение человеком способности, оставаясь молодым, жить, не умирая, настолько долго, чтобы можно было сказать: человек стал практически бессмертным. Его относительность заключается в том, что оно не исключает возможность смерти при непредвиденных обстоятельствах, но с непременным условием восстановления человеческой жизни, в частности, посредством крионики и с помощью других передовых методов и высоких технологий современной науки.
— Ваши прогнозы на будущее: сколько может потребоваться времени на достижение цели иммортологии? Какие методы могут возыметь эффект?
— Вопрос непростой. Из сугубо философского русла вопросы иммортологии все больше перетекают в практическую плоскость. Последние полтора-два десятка лет научные открытия в этом направлении стали возникать лавинообразно.
Сколько потребуется времени? Если будем проводить такие исследования целенаправленно, убежден, что немного. Можно не хотеть применить эту методику к себе лично, отвергать ее, например, по религиозным соображениям, но недопустимо эту методику запрещать, тем более навсегда.
Думаю, что в обозримом будущем мы будем иметь на вооружении прорывные технологии в области генной инженерии, микрохирургии и по другим направлениям, многие решения будут находиться на их стыке. Россия, к величайшему сожалению, ввиду современного состояния науки и отношения к ней вряд ли станет локомотивом в этом увлекательном и многообещающем исследовании. А ведь могло бы быть совсем наоборот.
— Как вы относитесь к теории цифрового бессмертия? Или вас интересует больше биологическая сторона вопроса?
— Идеи цифрового бессмертия выглядят убедительно. Но лично я сторонник развития науки в направлении совершенствования реального живого человека методами медицины, крионики и клонирования. А киборгизация и ИИ, на мой взгляд, — совершенно отдельное направление, более близкое к роботам и компьютерам, нежели к живому человеку.
Оцифровка сознания и памяти человека могут оказаться весьма полезными, скажем, как дополнение к технологии клонирования, когда по мере развития организма-копии ему при необходимости будет передан информационный материал, заблаговременно взятый у "оригинала" с целью его максимально полного восстановления как личности с воспоминанием о своей предыдущей жизни.
— Что вы думаете о пересадке тела? Этично ли развивать данное направление современной медицины?
Для меня становится очевидным, что смерть на сегодня перестала быть безысходной. Мозг моей покойной супруги помещен в криохранилище, и я не воспринимаю ее смерть как нечто невозвратное. Это просто временное состояние в преддверии второго шанса для нее, меня и многих других людей в победе над смертью.
