Искандер Валитов, специально для МИА "Россия сегодня"
Ровно сто лет назад в конце февраля 1917 года началась Февральская революция. Второго марта Николай II отрекся от престола. Это было не завершением, а началом острой фазы кризиса власти. С ситуацией февральские революционеры не справились, за семь последующих месяцев полностью себя дискредитировали, успев развалить государство и страну. Февраль фактически расчистил дорогу Октябрю. Можно даже сказать, что после Февраля Октябрь стал не только возможен, но и неизбежен.
Нужен опыт, а не импорт идей и креатив
Реинкарнация Февральской революции у нас произошла в 91-м практически под теми же — демократическими — лозунгами. И тоже сопровождалась смутой, ослаблением государства, развалом хозяйства, потерей территорий.
Процесс, правда, носил сравнительно вялый характер: вместо семи месяцев эта фаза длилась без малого десять лет и глубина деградации была существенно меньшее. Тем не менее стране вновь была нужна сила, которая остановила бы процессы распада и гниения социального тела. Условный "Октябрь" у нас случился в конце 1999 года. Путин и спецслужбы с той или иной степенью успешности и неуспешности задачу восстановления государства и страны начали решать с начала нулевых.
Опыт — это не воспоминания о прошлом. Опыт — это знание. Прежде всего, знание о проблеме, которую мы решали, а также знание о том, что и как удалось решить. Но не только. Более важным является знание о том, с чем мы столкнулись в этом забеге в будущее, т.е. знание о проблемах следующего уровня, знание о подводных камнях и рифах, к которым надо быть готовыми, если мы решимся продолжить путь.
Собственно, знание этих проблем, а также подходы к их решению и должны стать содержанием следующего проекта нашей страны. Сегодня нам нужно суметь выделить наш собственный опыт, а не заниматься выдумыванием "национальной идеи" и прочего "креатива".
Коммунизм — это о чем?
Исторический смысл СССР нельзя понять, если не восстановить ту исходную проблему, с постановки которой начинался весь коммунистический дискурс. Впервые ее внятно сформулировал молодой Маркс как проблему отчуждения. В "Экономо-философских рукописях 1844 года" он пишет, чем человек, по сути, отличается от животного. Животное тождественно своей жизнедеятельности. Говоря современным языком, животное равно тому набору поведенческих программ, которое оно получает при рождении.
Проблема же заключается по Марксу в том, что человек эту свободу жизнедеятельности еще себе не присвоил. В тех общественных отношениях, в которых ему приходится жить, человек вынужден вместо свободной деятельности заниматься подневольным трудом. Поэтому он, собственно, все еще отчужден от своей человечности.
Преодоление же отчуждения заключается не в том, чтобы вообще освободиться от труда, не в том, чтобы перейти к праздности и ничегонеделанию, не в том, чтобы свободно следовать любым своим прихотям, страстям и сиюминутным желаниям. Нет, преодоление отчуждения состоит в том, чтобы стать полностью общественным человеком, в том, чтобы органично соединить в своей деятельной активности общественное благо и личную устремленность.
Коммунистическая мысль направлена не на то, чтобы богатых сделать бедными и даже не на то, как бедных сделать богатыми. Она и не про справедливость. И не про равенство. Коммунистическая мысль — это про то, как человека сделать человеком.
В том социальном мире, в котором довелось жить Марксу, подлинными людьми были лишь единицы. Остальные люди были только похожи на людей, но таковыми — в силу своего зависимого положения — не являлись.
Все то, с чем разбирался Маркс далее, было попыткой описать механизмы отчуждения человека от его "родовой сущности" и найти пути преодоления такого положения дел. Ликвидация частной собственности, организация рабочих движений и т.п. — все это следует рассматривать как предлагаемые варианты решения исходной проблемы отчуждения.
Творить — не в смысле трудиться "в поте лица своего": добывать руду, отнимать у природы энергию, перерабатывать руду в железо, изготавливать плуг, потом им пахать и т.п., а творить в самом прямом смысле — создавать из пустоты миры. Православная идея обожения человека в своем пределе должна была бы утверждать именно такую цель. Правда, тогда вопрос о том, чем закрыты такие возможности и как их можно открыть, выходит далеко за пределы особенностей социальной организации.
Что продемонстрировал миру СССР
Мы показали принципиальную возможность внеэкономической жизни — не отдельных людей, но всего социума. Мы показали, что люди действительно могут быть мотивированы самой деятельностью, если их труд не носит подневольный характер. Они могут жить, самоотверженно и увлеченно работать без какого-либо принуждения и дополнительного стимулирования. Сегодня нас пытаются убедить, что все советские достижения были построены на страхе, репрессиях, бездушной дисциплине. Это не так. Для очень многих это было не так.
Высокое качество жизни советского человека определялось не имуществом и материальным благополучием, а возможностью жить исторически: на себе и через себя, в своем коллективе двигать человечество в его историческом и эволюционном творчестве. Важнее размера заработка, славы и почета и даже реализации "потенциала" (реализации освоенных и наработанных способностей и компетенций) была возможность осуществлять мечту, призвание.
Все это осталось мало понятым и не оцененным в его культурном и цивилизационном значении. Максимум до чего дотянулась рефлексия — это до "Понедельник начинается в субботу" Стругацких.
С какой проблемой не справились в СССР
Существенно, что по пути мы потеряли цель. Мы забыли о гуманитарных целях исторического эксперимента. Или толком о них и не знали. Речь ведь в глубинных основаниях социалистического проекта шла совсем не о том, чтобы удовлетворять растущие потребности советского народа. Речь шла об обретении людьми внутреннего богатства. О том, чтобы строить социум на базе новых человеческих возможностей. На базе освоенных людьми способности понимания общественных проблем и задач — и способности определить точку приложения своих жизненных сил в контексте достигнутого понимания. Такой новый человек должен был стать опорой строя, нового уклада.
Потеряв цель, мы не смогли принять ключевой вызов, мы не справились с проблемой занятости. Советское хозяйство было весьма эффективным. Как минимум мы удерживали паритет с США, но есть и вполне обоснованная точка зрения, что соревнование со Штатами к середине 70-х мы уверенно выиграли. При этом мы могли и — как сейчас стало ясным — должны были эффективность нашего хозяйства многократно увеличить.
Вместо того чтобы "заметать проблему под ковер", руководству страны надо было бы увидеть в происходящем вполне нормальный и закономерный процесс, увидеть в этом ресурс развития. Людей надо было высвобождать, предварительно создавая и обустраивая пространство самодеятельности, пространство свободного активного времени, всячески поддерживая изобретательство, наукоемкие опытные производства, предпринимательство, развивая сферу проектирования и т.п — причем не в рамках экономической организации и мотивации, а в рамках воспроизводства будущих поколений, в исторических и эволюционных контекстах. Ведь происходило ровно то, ради чего затевался весь социалистический проект — освобождение труда.
Значительные массы людей могли бы свободно на собственных желаниях включаться в осмысленную историческую и социокультурную работу — если бы им была оказана соответствующая образовательная, консультационная и ресурсная поддержка.
Что дальше?
Глобальный кризис смоет капитализм в его нынешнем виде. Скорее всего, система доллара будет разрушена и возникнет историческая пауза. В любом случае встраиваться нам некуда. Вопрос в том, сумеем ли мы открыть ту заслонку, которой сами закрыли свою эволюционную линию — где-то в 60-х годах прошлого века. Тогда мы сможем оправдать усилия, которые осуществили, и жертвы, которые наш народ понес в ходе великого исторического эксперимента. "Партнеры" именно этого и боятся. Они нутром чувствуют, что мы живем на других эволюционных вибрациях. Мы открыты Бытию. Мы можем опять воспламениться — и этим опасны. Можем опять всех удивить. В этом, наверное, и состоят глубинные основания русофобии.
