Международный комитет Красного Креста в эти дни вместе с российскими военными активно работал над эвакуацией мирных жителей из восточного Алеппо. О том, как проходит операция, почему сложно определить количество тех, кто еще остается внутри, что происходит в иракском Мосуле и на Украине, а также о прогнозах на 2017 год в интервью руководителю представительства МИА "Россия сегодня" в Швейцарии Елизавете Исаковой рассказал президент МККК Петер Маурер.
— Господин Маурер, как вы оцениваете прошедший год, который оказался сложным для всех, в том числе для гуманитарных работников?
— Как гуманитарные работники, мы всегда находимся в парадоксальной ситуации. Если взглянуть на наши финансовые данные по проведенным операциям, то это был очень успешный год, потому что у нас был рекордный бюджет, который спонсировался нашими донорами. У нас не было дефицита, и это как раз показатель того, что ситуация была очень плохой во многих конфликтных регионах мира. Так что, с одной стороны, я возглавляю очень здоровую организацию, которая смогла оказать гуманитарную помощь во многих местах – в Сирии, Ираке, Йемене, на Украине, а также в Африке, на которую приходится 40% нашей работы.
С другой стороны, я, конечно же, озабочен тем фактом, что почти ни один из действующих за последние 10-15 лет конфликтов, не смог утихнуть. Дипломатия не смогла привести к продвижению в прекращении огня и началу мирных процессов. Но мы рады, что смогли сделать то, что мы сделали, и сотни тысяч, даже миллионы людей получили помощь и защиту благодаря МККК. Так что это позитивная сторона.
Но когда я смотрю на карту мира, к сожалению, вижу, что на ней есть районы и места, где мы не можем действовать. У нас появляются белые пятна там, где у нас нет доступа. У нас нет доступа к ряду заключенных, к которым мы хотели бы иметь доступ. У нас есть население, зажатое на линии фронта не только в Сирии, но и во многих других регионах. У нас есть различного вида и типа нарушения международного гуманитарного права, в основном это атаки на госпитали и медицинских работников, атаки на школы и на гражданских лиц. Мы видим больше боевых действий, проходящих в городской черте, которые затрагивают все больше людей.
Таким образом, я заканчиваю этот год с удовлетворением от того, что мы смогли сделать, и с разочарованием от того, что мы не смогли сделать. Возможно, это самая реалистичная оценка, которую я могу дать.
Что касается будущего, то, к сожалению, я пока не вижу большой позитивной динамики. Хотелось бы надеяться, что будет признана невероятная стоимость конфликтов и человеческой жизни и что страны, которые пытаются сбалансировать свои интересы, будут пытаться найти компромисс вместо того, чтобы продолжать боевые действия. Но я не думаю, что мы к этому уже пришли. Так что мой прогноз на 2017 год заключается в том, что мы (МККК) продолжим расти, что мы продолжим наши основные усилия для помощи населению, особенно в тех местах, где мы еще не помогаем. И я думаю, что мы постараемся снизить урон от войн для людей, но в то же время мы, возможно более агрессивно, будем пытаться сокращать нужды. Сокращение нужд означает, что стороны, находящиеся в состоянии войны, должны лучше уважать правила ведения войн. Таким образом, мы будем активнее работать со странами, с вооруженными игроками, чтобы сделать так, чтобы гуманитарное законодательство лучше соблюдалось.
— Вы полагаете, они будут лучше соблюдаться? Факты пока говорят об обратном.
— Даже если судить по фактам, у меня другое мнение на этот счет. Потому что, с одной стороны, и я первый это признаю, мы видим все эти нарушения. Мы видим террористические тактики, которые применяются во время боевых действий, мы видим беспорядочные боевые действия с применением воздушной техники, особенно в густонаселенных районах, что нас заботит. С другой стороны, когда мы по всему миру говорим со сторонами, которые находятся в состоянии войны, они признают важность международного гуманитарного права.
Вы, возможно, видели исследование, посвященное людям на войне, которое пару дней назад опубликовал МККК. И радует тот факт, что оно показало, что людям есть дело до гуманитарного права и они хотят, чтобы их лидеры уважали международное гуманитарное законодательство. Людям не все равно. И я думаю, давление со стороны людей со временем, кто бы ни был их лидером, склонит его к лучшему уважению международного права, потому что нарушение международного права в какой-то мере стало уже политически менее приемлемо. Так что мы надеемся, что мы в какой-то степени стоим у истоков движения к тому, что воюющие стороны задумаются об этом и скажут, что неограниченные военные действия не в наших интересах, потому что миграция, переселения, разрушение инфраструктуры и поколения детей, которые не ходят в школы, это слишком большая цена.
— Один из самых крупных конфликтов в этом году – сирийский. Определенно, он останется одним их крупнейших и в 2017 году. Если взять недавние события вокруг Алеппо, насколько я понимаю, МККК впервые проводит такую операцию совместно с Россией. Ранее вы говорили о том, что обсуждаются совместные гуманитарные операции в Сирии между РФ и МККК. Как вы оцениваете проделанную работу? Будет ли больше такого сотрудничества в будущем?
— Вы, безусловно, слышали, как я ранее говорил, что с самого начала войны в Сирии мы всегда ценили российскую поддержку работы МККК, иногда более, иногда менее открытую. Но вы правы, что в Алеппо и вокруг него наши контакты в рамках операции с Россией превосходят те, что у нас были ранее.
— Есть ли уже проекты для будущего сотрудничества? К примеру, так же ли идет эвакуация из Фуа и Кефрайи?
— Вы знаете, что политика доступа и эвакуации в Сирии в некотором роде связывает эвакуацию из восточного Алеппо с эвакуацией из Фуа и Кефрайи. Мы реалистично смотрим на вещи и понимаем, что это политическая динамика, и мы работаем с обеими сторонами для проведения эвакуации, потому что искренне полагаем, что важно, чтобы люди смогли покинуть место боевых действий и смогли выбирать, где им жить в этих тяжелых условиях.
— Не могли бы вы уточнить ситуацию в восточном Алеппо — как долго операция будет осуществляться, сколько людей там осталось?
— Я должен сказать, что мы были немного ошеломлены отсутствием точных данных, потому что когда мы вошли туда, мы знали обо всех этих цифрах, которые были разбросаны по международным СМИ, – они могут быть правильными, а могут и не быть. В восточном Алеппо вы не в той ситуации, когда вы сразу видите и сразу же знаете, сколько человек вам необходимо еще эвакуировать.
Из последних сообщений моих коллег с места событий в восточном Алеппо остается еще много людей, которые хотят его покинуть. Таким образом, наш осторожный подход заключается в том, что мы не даем каких-либо точных цифр и оценок, потому что мы их просто не знаем.
— Это меньше, к примеру, 50 тысяч человек? В ВОЗ считают, что даже эта цифра немного преувеличена.
— Я могу сказать, что на сегодняшний день (21 декабря 2016 года – ред.) было эвакуировано 30 тысяч человек. Мы эвакуировали этих людей, по сути, за несколько рабочих дней. Мало кто спал. Это была действительно операция, которая шла день и ночь. Я полагаю, что в восточном Алеппо все еще остается огромная масса людей, которые хотят его покинуть. И мы будем проводить эту операцию до тех пор, пока в ней будет необходимость. Мы также готовы помогать другим эвакуированным, в том числе из Фуа и Кефрайи.
— По вашей оценке, операция продлится до конца недели или закончится раньше?
Я просто пытаюсь объяснить вам, почему я затрудняюсь говорить о том, что остается 20, 30 или 40 тысяч человек. Мы нацелены проводить эту операцию до тех пор, пока будет кого эвакуировать.
— Как вы прокомментируете недавнюю критику в отношении МККК после заявления Комитета об убитых в Алеппо российских медсестрах?
— Я хочу сказать, что, конечно, МККК сразу же приехал на место (обстрела госпиталя — ред) и глава нашей делегации посетил обстрелянный объект. Для МККК бомбардировка любого госпиталя в любом месте является неприемлемым действием. И мы, конечно, печалимся обо всех жертвах этого конфликта.
Эта атака привела к гибели двух очень важных гуманитарных сотрудников – двух медсестер, которые были убиты. И я хотел бы вновь принести соболезнования, которые мы передали в Россию. Я также хотел бы публично заявить, что мы, конечно, сожалеем о подобных атаках, мы осуждаем атаки на госпитали и считаем это неприемлемым.
— В понедельник СБ ООН единогласно принял очередную резолюцию по Сирии о международном мониторинге эвакуации из восточного Алеппо. Вы полагаете, что сейчас целесообразно посылать туда наблюдателей, когда операция уже близится к завершению?
— Я здесь не для того, чтобы судить о тех решениях, которые принимает СБ ООН. Полезно или нет, это будет ясно после реализации этого решения. Для нас важны два параметра. Мы удовлетворены тем, что принимаются меры, которые позволяют лучше защищать мирных жителей. Если наблюдатели внесут вклад в защиту мирного населения, то это то, что мы ценим. Во-вторых, мы всегда немного опасаемся увидеть, что меры, которые принимает СБ ООН, политизируют уже и без того политизированную ситуацию, в которой мы находимся. И хотел бы надеяться, что наблюдатели на месте будут не только сами нейтральными, но и их будут рассматривать как нейтральных. Тогда это будет позитивный элемент.
Но мы надеемся, тот факт, что Совет Безопасности ООН принял решение о наблюдателях и они будут направлены, не приведет к большей политизации операций. В конце концов, почему стало возможным, что МККК и Сирийский арабский Красный полумесяц стали осуществлять соглашение, достигнутое между двумя сторонами? Потому что обе стороны видели наши организации как аполитичные, которые просто выполняют свою работу. И я думаю, что это исключительно важно в такой политизированной и такой сложной ситуации, какую мы видим в Сирии.
— Вы полагаете, что эта резолюция сможет гарантировать безопасность для гуманитарных работников? Я говорила с советником спецпосланника ООН по Сирии Яном Эгеланном, и он полагает, что данная резолюция может помочь гуманитарным организациям получить доступ в другие осажденные районы и лучше защитить гуманитарных работников. Разделяете ли вы это мнение?
— Международное присутствие на месте, на которое согласились все стороны, всегда является хорошим фактором укрепления защиты гуманитарных сотрудников или мирных граждан. Но в то же время мы знаем, что в настоящий момент это очень деликатная среда. Мы видели, сколько уверенности необходимо сторонам, чтобы присутствие гуманитарных сотрудников рассматривалось бы ими как нейтральное. Так что все будет зависеть от возможностей, позиционирования себя, точного мандата и целеуказания по операции этих наблюдателей.
Все знают, что когда СБ ООН принимает решение, это не становится руководством к действию для наблюдателей. Мы много раз видели хорошие решения СБ ООН, которые, чтобы иметь реальный эффект на земле, должны были быть дополнены операционными соглашениями, конкретными правилами участия. И я думаю, многое будет зависеть от того, как эти правила участия будут применяться в операции. Я не исключаю позитивной динамики, но я настороженно отношусь к безусловному принятию всего, что исходит от СБ ООН. Потому что мы в прошлом уже сталкивались с некоторыми трудностями. Так что я надеюсь, что все это не приведет к большей политизации обстановки, которая и так очень поляризована.
Это решение ООН, которое касается наблюдателей ООН. Оно не касается МККК, но мы будем рады продолжить свою работу на месте и делать ее как можно лучше.
— Хотелось бы поговорить о другом крупном конфликте – в Ираке. Операция в Мосуле предполагалась быть быстрой, но идет уже больше двух месяцев. Полагаете ли вы, что эта тема продолжится и в 2017 году?
— Мы почти подошли к завершению 2016 года, и я не думаю, что операция закончится в этом году. Это операция, в которой МККК опять же пытается предоставить помощь и защиту всем людям, которые были переселены по Ираку. Это одна из наших самых крупных программ.
Конечно, у нас очень много планирования и учета непредвиденных обстоятельств для оказания помощи тем, кто выходит из Мосула или был переселен из-за военной операции вокруг Мосула. И это будет продолжаться еще многие недели.
Как обычно, мы пытаемся откалибровать нужды, когда они возникают. Мы видели очень много спекуляций относительно того, как точно военная операция будет разворачиваться, как она проходит и как много людей будут перемещены. На данный момент мы видим, возможно, меньше переселений, чем многие ожидали при самом плохом развитии событий. Но мы смотрим на весь Ирак, потому что многие, кто был перемещен, оказались в других частях страны.
Мы попытаемся провести переоценку нашей операции. Мы только что увеличили наш бюджет для Ирака до 125 миллионов швейцарских франков на 2017 год. Так что мы рассчитываем, что продолжим работать и с Сирией, и с Ираком, и с Йеменом, который является третьей крупнейшей зоной конфликта в регионе.
— Обсуждали ли вы с представителями коалиции и силами безопасности Ирака проведение в Мосуле операции по эвакуации людей по примеру восточного Алеппо?
— Каждый конфликт имеет свою специфику, но очевидно, что МККК имеет близкие контакты со всеми силами на месте, чтобы обеспечить работу должных механизмов по помощи, эвакуации и защите. Когда людей эвакуируют, они должны быть досмотрены, чтобы определить, это боевик или гражданское лицо. По этому направлению МККК уже давно сотрудничает с иракскими вооруженными силами и шиитской милицией. И мы продолжим такое сотрудничество со всеми участниками боевых действий в коалиции, а также с иракскими войсками.
— Вернемся в Европу и к украинскому кризису. Как вы оцениваете то, что происходило в этот год на Украине, – вводились режимы прекращения огня, нарушались…
— Мы признаем очевидным, что режим прекращения огня тяжело соблюдать и происходят его постоянные нарушения. Мы также видим по политическим дискуссиям, что минские соглашения также сталкиваются с трудностью их выполнения.
— Обеими сторонами?
— Я здесь не для того, чтобы судить. Это политический процесс, и мы явно видим, что существуют трудности в реализации минских соглашений.
Мы озабочены тем, что многие гуманитарные программы на Донбассе все еще сталкиваются с проблемами. Некоторые из них – из-за влияния боевых действий. Вы, возможно, знаете о мосте около КПП "Станица Луганская", который был разрушен, лишив людей единственной возможности перейти на одну или другую сторону. Мы готовы восстановить этот мост, но нам необходима безопасная среда, чтобы это сделать.
У нас есть несколько важных гуманитарных программ, на которые еще не до конца получены соглашения властей. И мы, безусловно, работаем с руководствами в Луганске и Донецке, чтобы вновь провести переоценку наших операций.
Как и в других конфликтах по всему миру, гуманитарных проблем было бы меньше, если бы был политический процесс и он бы работал. Ситуация с прекращением огня очень хрупкая, крайне нестабильна реализация минских соглашений и не такая простая гуманитарная ситуация в регионе. Но МККК нацелен из-за своей уникальной роли гуманитарного игрока в Луганске и Донецке продолжать работать и укреплять свои усилия в регионе.
Украина является восьмой крупнейшей операцией МККК по всему миру. У нас в разных местах на Украине есть 440 человек. И опять же я опасаюсь, что мы будем заняты с Украиной и в 2017 год.
— Полагаете ли вы, что ситуация на Украине может перейти в разряд замороженных конфликтов и будет длиться десятилетия?
— Мы уже сейчас привыкли к тому, что конфликты длятся десятилетиями. К сожалению, это то, что мы наблюдаем в последние годы. Конфликты, которые были в нашей программе в 2000 году, не так сильно отличаются от тех, что оказались в нашей программе в 2015 году. Парочка из них пропала из этого списка, но новые добавились.
20 наиболее важных конфликтов, в которых МККК сегодня работает, составляют почти 75% наших операций по всему миру. И когда я смотрю на этот список, я не вижу, чтобы хотя бы один из них был бы легко разрешен. Так что лучшее, на что можно надеяться, это то, что со временем будет определенное снижение насилия, ситуация стабилизируется, люди смогут вернуться к относительно нормальной жизни и мы сможем помочь им в этом.
