Постоянный представитель России в ЮНЕСКО Элеонора Митрофанова в завершение своей миссии в Париже рассказала корреспонденту РИА Новости во Франции Виктории Ивановой о том, как работалось в ЮНЕСКО, какие задачи приходилось решать дипломатам и как изменилась организация за последние семь лет.
— Элеонора Валентиновна, вы помните, как вам предложили поехать работать в Париж? Какие были эмоции?
— Моя работа в Париже началась в 2001 году, за два с половиной года до того, как я была назначена заместителем министра иностранных дел. В 2000 году, когда мне был предложен пост за рубежом, никаких сомнений по поводу работы в ЮНЕСКО у меня не возникло. Я хорошо знала эту организацию изнутри. Конечно, приехать сюда в качестве посла, представлять здесь свою страну было совсем другим ощущением. Лично мне это нравится много больше, чем работать в секретариате ЮНЕСКО, быть благодетелем всего абстрактного мира. Поэтому я с радостью восприняла это назначение. Когда я приехала сюда, было ощущение, что я и не уезжала. За исключением того, что теперь за мной стояла страна, были четко определены задачи во всех сферах. Это очень радовало.
— Какие задачи стояли перед вами?
— В первую очередь передо мной стояла задача обеспечивать высокий уровень вовлеченности нашей страны в программы и дела ЮНЕСКО. Сейчас Россия по-настоящему вовлечена в работу организации, и мы прилагали и прилагаем много усилий для того, чтобы такой высокий уровень поддержать.
Когда я только приехала, ЮНЕСКО готовилось к выборам нового генерального директора и мы сразу включились в предвыборную кампанию — от России был свой кандидат. Я очень быстро познакомилась с представителями других стран, в первую очередь — стран-членов исполнительного совета ЮНЕСКО (Исполнительный совет является руководящим органом ЮНЕСКО между сессиями Генеральной конференции. — ред.). С каждым из них я беседовала, наверное, около десяти раз. И итогом кампании стало то, что они единогласно избрали меня председателем Исполнительного совета.
Это было интересное время, успешное с точки зрения нашего общего дела. Ведь задача председателя исполсовета — в первую очередь обеспечить нормальную работу ЮНЕСКО, и мне кажется, мне удалось это сделать. В первую очередь потому, что моим основным принципом было достижение консенсуса даже в самых сложных вопросах. Мне это удавалось. Ни по одному вопросу мы не голосовали. Кроме того, мне удалось избавится от большого дефицита бюджета исполсовета за счет оптимизации его работы.
— А когда все поменялось?
— Счастливое, гармоничное время в ЮНЕСКО закончилось с общим изменением международной обстановки и с отказом США платить взносы в бюджет организации после принятия в члены организации Палестины в декабре 2011 года. Поскольку, в общем-то, внутри организации произошел раскол, с тех пор по вопросам ситуации в области науки, образования и сохранения наследия Палестины всегда проводят голосование. К сожалению, теперь это так. Хотя я считаю, что даже несмотря на то, что некоторые страны были против принятия Палестины, можно было бы найти консенсус, несколько убрав политизированность этого вопроса и сосредоточившись исключительно на вопросах культуры и образования в этом регионе.
— Что вы можете отнести к своим достижениям на посту постпреда в ЮНЕСКО?
— Я провела здесь очень плодотворное время. Например, своим большим завоеванием считаю то, что сессия комитета Всемирного наследия ЮНЕСКО прошла в Санкт-Петербурге, и прошла крайне успешно. До сих пор представители делегаций, прибывая куда-то, вспоминают и говорят, что та серия заседаний была образцовой. Петербург радовал нас потрясающей погодой, белыми ночами.
Солнце в 12 часов ночи! Это было незабываемо для всех и для меня тоже, хотя работы как у председателя комитета у меня было очень много. Тем не менее не было ночных сессий, которые всегда бывают. Я очень жестко вела все эти заседания, чтобы мы не выходили за временные рамки.
Я очень хорошо запомнила, как в бытность председателем исполсовета я регулярно, на каждое заседание, готовила модератора по палестинским вопросам. Этот человек работал с Израилем, с Палестиной, приносил нам решения. Всегда удавалось убедить, что надо договариваться и идти в сторону консенсуса.
К своему успеху я отношу принятие консенсусной резолюции по сохранению культурного наследия в Сирии на последней сессии исполсовета в апреле этого года, над которой мы работали после освобождения Пальмиры. И, конечно, сама поездка в освобожденную Пальмиру с группой послов из ЮНЕСКО и международными экспертами. Это был большой прорыв, поскольку рядом стран предпринимались беспрецедентные попытки давления на этих послов, чтобы они отказались от этой поездки.
— А сложно было?
— Если вспомнить сложные моменты, в которых удалось взять верх и убедить страны, я вспоминаю 2009 год, когда я только приехала в ЮНЕСКО, а на генконференцию выдвигался вопрос о возврате культурных ценностей, перемещенных во время Второй мировой войны. Это был канун 2010 года, юбилея Победы. Эксперты работали над этой декларацией десять лет, и она была практически одобрена. Знаете, декларация — это очень общий документ, обычно говорят, что он необязательный. Но в международной практике обычно получается, что следом за необязательным документом появляется конвенция, а потом все начинают на тебя смотреть и спрашивать — как же так, вы не присоединились к такой важной конвенции? А на мой взгляд, принимать такую декларацию было бы противоестественно и несправедливо. Как вы понимаете, это в первую очередь относилось к нам, поскольку в России много произведений искусства, перемещенных из ряда европейских стран, в первую очередь из Германии, в результате победы во Второй мировой войне. А почему мы должны возвращать эти произведения, когда у нас полстраны разрушено дотла? У нас было разрушено более полутора тысяч объектов культуры, очень много было вывезено… Мы знаем, что тогда, после войны, Советский Союз проявил исключительную щедрость — вывез и отреставрировал Дрезденскую галерею, отдав потом ее обратно. Таким же образом мы отдали Венгрии библиотеку Шарошпатакского реформаторского колледжа. То есть процесс возвращения на самом деле идет. Но он должен больше быть политически мотивированным, а так, я считаю, что никаких обязательств возвращать произведения искусства у нас нет и не должно быть никаких угрызений совести по этому поводу. Мне удалось убедить Москву, что принимать декларацию не надо, а затем долго сражалась за то, чтобы ее не одобряло ЮНЕСКО. В итоге результаты рабочей группы были просто приняты к сведению, саму декларацию принимать не стали.
— Сильно ли поменялось ЮНЕСКО за эти годы?
— Сейчас организация находится в кризисной ситуации. Американцы, которые прекратили платить деньги и не заплатили даже за предыдущий период, ввели организацию в жесточайший кризис. За четыре года пришлось сократить около 400 сотрудников — для международной организации это колоссальное число.
Все говорят о том, что нужно сокращать административные расходы, однако у этих расходов есть предел сокращения.
Если учесть инфляцию, бюджет с нулевым номинальным ростом — это де-факто бюджет, который постоянно сокращается. А если из этого бюджета отнять еще 20% — американский взнос, то ситуация становится совсем плачевной.
При этом программная деятельность ЮНЕСКО остается такой же разнообразной, как и в более благополучные годы. Нужно принять какое-то мудрое, но в то же время волевое решение, закрыть программы, которые исчерпали себя, программы, над которыми работают другие международные организации. Мне видится, что нужно оставить те программы, где ЮНЕСКО имеет абсолютный приоритет, например культура, образование, океанографическая комиссия, ряд программ по науке и, может быть, еще по борьбе с допингом в спорте. Эта тема, как теперь оказалось, стала очень актуальна. Поэтому ЮНЕСКО реально стоит перед серьезнейшим вызовом. Посмотрим, как с ним удастся справиться.
— Какой ЮНЕСКО достанется вашему последователю, Александру Кузнецову?
— Он уже работал тут раньше — с 1995 по 2000 год, только это была совсем другая организация. Думаю, нынешний образ ЮНЕСКО его удивит — как все изменилось внутри, как изменилась сама атмосфера. Ему придется непросто именно потому, что ЮНЕСКО находится в кризисе. И здесь, мне кажется, России надо занять достаточно активную позицию, которая должна быть выработана в Москве в рамках Национальной комиссии. Надо принять какие-то решения, которые бы позволили ЮНЕСКО продолжить полноценную плодотворную работу. Но я не сомневаюсь, что мой последователь как опытный дипломат сможет выработать правильную стратегию, найти со всеми общий язык.
— А какой пост ждет в Москве вас?
— В Москве я буду послом по особым поручениям. Более детально мои задачи будут определены уже после переезда. Думаю, что они будут близки к тому, чем занимается ЮНЕСКО. По крайней мере, мне бы этого хотелось.
— Какие вы можете подвести итоги жизни в Париже?
— Могу сказать, что тут мне было хорошо и легко. Это и потому, что знала и структуры, и механизмы, и людей. Я очень рада, что в Париж в гости к ЮНЕСКО, к нашему постпредству приезжали замечательные люди — Евгений Евтушенко, Светлана Крючкова, Денис Мацуев, Игорь Бутман, Олег Погудин, много других прекрасных гостей. Я очень благодарна им за наши встречи.
— Будете скучать по городу? Чего будет не хватать?
— Париж — невероятно уютный город. Именно этого мне будет не хватать больше всего — такой, знаете, легкости бытия. В районе, где мы живем, все под боком, все рядом, тебя все знают и ты всех знаешь, куда бы ты ни пошел — в аптеку, в магазин, в ресторан.
Наверное, я буду скучать по этому ощущению.
Я люблю центр Парижа, тот район, где находится само здание ЮНЕСКО. Штаб-квартира организации — образец конструктивизма. И хотя такая архитектура нравится не всем, это настоящее искусство. Люблю проходить мост Александра III. Эйфелева башня за столько лет стала просто частью привычного пейзажа за окном, но, наверное, ее мне тоже будет не хватать.
— Значит, надо будет вернуться. Мы сможем еще увидеться в Париже?
— Уверена, что мы обязательно встретимся.
