Во вторник в Москве стартует Национальный нефтегазовый форум. В нем примут участие главы крупнейших российских нефтяных компаний, члены правительства РФ. Форум посетят министр нефти Венесуэлы Эулохио дель Пино и руководитель авторитетного агентства Platts Имоген Диллон Хатчер. Одной из главных целей форума станет привлечение инвестиций в российскую нефтяную отрасль. О росте инвестиций и состоянии российских нефтяников в период падения цен на нефть рассказал в интервью РИА Новости первый заместитель министра энергетики РФ Алексей Текслер.
— Нефтяные компании в мире сокращают инвестиции, эксперты называют разные цифры сокращения объемов инвестиций — 20%, 30% в 2016 году. Как вы считаете, будут ли сокращаться инвестиции российских нефтяных компаний в 2016 году по сравнению с 2015 годом и на сколько?
— По моей оценке, падения инвестиций в целом не будет, если все останется как есть. Компании не заявляют о снижении инвестиционных планов. По крайней мере, по принятым бизнес-планам на этот год они точно уровень (объема инвестиций — ред.) не снижают. Возможны отдельные какие-то разовые решения в отдельных компаниях. У каждой компании может быть своя ситуация, но в целом пока, учитывая текущий уровень цены на нефть (в понедельник — ред.) и курсовые соотношения, инвестиции не снижаются. Наша оценка, что по крайней мере в сегменте upstream (разведка и добыча — ред.) этого точно не произойдет, в некоторых компаниях даже возможен рост вложений, если считать в рублях. В downstream (переработка и сбыт — ред.) это возможно, но тем не менее у нас по 12 установкам ожидается завершение строительно-монтажных работ.
— В то же время мы наблюдаем максимальные уровни добычи нефти в РФ. Ранее Минэнерго прогнозировало рост добычи нефти дор 536-540 миллионов тонн по сравнению с предыдущим годом, прогноз на 2017 год был на уровне 537 миллионов тонн. Означает ли это, что РФ находится на полке добычи нефти? Рассчитывает ли Минэнерго на увеличение добычи после 2017 года?
— Пока исходим из того, что мы в этом году достигаем максимального значения и потом, в течение 2017-2018 годов, возможно незначительное снижение (объемов добычи — ред.). В целом это можно характеризовать как полку добычи. Но на самом деле мы о полке говорили в рамках энергостратегии, просто мы обозначали ее в пределах 525 миллионов. Сейчас мы ее немножко подняли в силу фактического достижения чуть более высокого уровня. Снижение возможно до 537 миллионов тонн в 2017 году, до 533 миллионов тонн в 2018 году. Но если вы посчитаете, какое это отклонение в процентах, оно минимальное, то есть по сути это и есть полка.
— Пусть это минимальное отклонение, но не начало ли тенденции на снижение?
— Нет. Это колебания в пределах полки. У нас существует достаточно потенциала, чтобы удерживать полку, а при определенных обстоятельствах есть и потенциал роста добычи.
— Что нам нужно для того, чтобы начать наращивать добычу?
— У нас нет задачи любой ценой повышать уровень добычи. Мы исходим из экономики и максимизации эффекта как для компаний, так и для страны. В целом же дополнительные стимулы в нефтедобыче нужны для развития месторождений в новых регионах, на шельфе, добычи трудноизвлекаемых запасов и на выработанных месторождениях. Нам для этого нужно уточнять в первую очередь налоговое законодательство, я имею в виду введение налога на финансовый результат, который бы учитывал экономику добычи. Я даже сейчас не говорю о конкретном названии налога, я говорю о системе налогообложения, основанной на финансовом результате, потому что как в итоге мы его назовем — НДД или НФР — это будет один закон. Понятно, что в конечном счете мы должны предложить с Минфином некую согласованную конструкцию. Как ее назовем — посмотрим. Пока не принципиально.
— Есть шанс, что вы договоритесь с Минфином в этом году?
— Шанс есть.
— Насколько он высок? Какова вероятность, что в осеннюю сессию Госдума будет рассматривать законопроект?
— Мы надеемся, что это случится. На самом деле сейчас, наверное, самая активная фаза обсуждения. Ищется компромисс между Минэнерго и Минфином в этом вопросе. Задача — до декабря выпустить закон, чтобы он мог заработать в следующем году.
— Обсуждается ли вариант продления заморозки экспортной пошлины на нефть на уровне 42% в 2017 году? Заявлял ли Минфин о таких планах?
— Мы ни разу не получали от Минфина таких предложений, по крайне мере, в официальном режиме. Ни разу. Ничего конкретного ни в каком виде не поступало. Так что мы живем в логике того, что со следующего года вообще должно быть (снижение пошлины до — ред.) 30%.
Ничего не поменялось. У нас есть закон, у нас есть решение по заморозке на этот год, и при прочих равных мы живем в логике того, что сегодняшнее правовое поле — это реализация большого налогового маневра в следующем году.
— Вы говорили в прошлом году, что заморозка экспортной пошлины на уровне 42% в конечном итоге сократит добычу нефти в России на 11 миллионов тонн. Однако этот прогноз не осуществился. Получается, что наша полка добычи нефти в РФ, небольшое снижение в 2017 году по сравнению с 2016 годом никак не связаны с заморозкой экспортной пошлины?
— Нет. Большинство инвестиций, которые дали прирост (объемов добычи нефти — ред.) в этом году, они были сделаны до (решения о заморозке экспортной пошлины — ред.). Ярудейское месторождение, которое дало наибольший прирост добычи в этом году, запустилось бы, например, вне зависимости от заморозки пошлин. Однако если эта история (с заморозкой экспортной пошлины — ред.) будет продлеваться, она будет иметь негативные последствия, негативный эффект.
— Если она будет продлена все-таки на 2017 год, это даст сокращение добычи?
— Я думаю, что да. Тяжело говорить о конкретных объемах, все зависит от конкретной финансово-экономической ситуации в каждой компании. В конечном счете вопрос в основном о деньгах. Также не надо забывать о внешней конъюнктуре — цены на нефть, курс, доступ к заемному капиталу. Будет бурение, если его объемы будут расти, то будет расти добыча или находиться на полке. Как только у компании будет не хватать денег, она начнет оптимизировать сначала геологоразведку, потом и эксплуатационное бурение, если до этого дойдут — будет снижение добычи. И такой риск при сохранении заморозки, безусловно, существует.
— Если говорить о приватизации пакетов акций российских нефтяных компаний — "Роснефти" и "Башнефти", допускаете ли вы отсрочку в процессе продажи части акций, если ситуация на нефтяном рынке будет в ближайшее время меняться либо в сторону роста цен на нефть, либо, наоборот, их снижения?
— Задача была поставлена и публично озвучена президентом РФ: приватизация должна быть прозрачной, выгодна бюджету, она не должна происходить в том числе за счет денег, которые находятся в государственных банках. Вы знаете, собственно, мы из этого и исходим. Обсуждение какой-то конкретики, детализации в приватизации на этом этапе, когда обсуждаются варианты, предварительные претенденты, — все это не идет на пользу.
— Почему?
— Потому что эта работа требует тишины. Выбрали инвесторов-консультантов, они собирают пул возможных инвесторов или разговаривают с каждым конкретным инвестором, обсуждают возможные варианты сделок и так далее. Любой вброс информации негативно может влиять на все это. Мы глубоко в этом процессе. Какая-либо детализация и дополнительная информация может, на мой взгляд, быть по разному воспринята и потенциальными покупателями, и рынком. Любые сделки по продаже активов не комментируются пока идут переговоры — это нормальная рыночная практика. Все будет озвучено, но тогда, когда придет время.
— Как вам кажется, есть ли спешка в проведении приватизации сейчас?
— Есть определенные планы. Я бы не говорил, что есть спешка. Мы, кстати, проговорили план — график, ну, к примеру, приватизации "Башнефти" — он ясен, понятен, все там детализировано, понимание сроков есть.
— Какие это сроки?
— Детально не скажу. До конца текущего года.
— Обсуждается ли как одно из условий приватизации нефтяных компаний требование к инвесторам раскрыть своих бенефициаров? Нужно ли оно?
— Если говорить о привлечении стратегического инвестора, то это правильно, если будет известен реальный покупатель. А если по той или иной причине будет выбор в пользу неограниченного количества покупателей на рынке, то это другая история. Никакой из возможных вариантов не отвергается на этом этапе. Будет и матрица вариантов и решений, и ценовых параметров, и из этого всего будет делаться выбор.
Прозрачность, в том числе опять же если речь идет о стратегическом инвесторе, о бенефициарах, это, на мой взгляд, совершенно понятное и нормальное условие.
— Как вы считаете, кто сейчас может стать потенциальным стратегическим инвестором для "Роснефти": Китай, Индия или европейские покупатели?
— Я бы сейчас не ограничивался ни Западом, ни Востоком. Интерес проявляют многие. Я бы, как двуглавый орел, смотрел в обе стороны — это точно не помешало бы процедуре продажи, совершенно точно.
— Китайские инвесторы проявляют интерес?
— Думаю, что да.
— Глава "Башнефти" Александр Корсик выражал опасения, что компания может быть приватизирована в кредит, впоследствии перекредитована. Будет ли предусмотрено в условиях приватизации ограничение на покупку акций на заемные средства с последующим переводом долга на компанию?
— Будут определены критерии, это может быть одним из таких критериев. Я лично рассмотрел бы такой вариант ограничений. Хочу сказать, что в первую очередь наша задача провести приватизацию максимально прозрачно и максимизировать поступления в бюджет. Это важно как с точки зрения инвестклимата в целом, так и повышения доверия к институту приватизации.
— Вы считаете, пакет акций "Башнефти", принадлежащий Башкирии, нужно приватизировать вместе с федеральным пакетом?
— Я думаю, что Башкирия — это собственник этих акций, и это должно быть их решение.
— Саудовская Аравия продолжает поставлять небольшие объемы нефти на традиционные для российской Urals европейские рынки. В прошлом году глава ЛУКОЙЛа Вагит Алекперов говорил, что нефтепереработчики жалуются на качество российской нефти…
— Действительно, там есть вопросы, но мы занимаемся этим регулярно, мониторим качество нефти на предмет содержания серы. До 2018 года, мы считаем, угрозы ухудшения качества Urals ниже принятых стандартов нет.
Если мы увидим, что есть угроза снижения качества, то будет выделен отдельный поток такой тяжёлой сернистой нефти и он будет реализовываться, продаваться отдельно, в этом смысле никакой угрозы снижения качества Urals нет и не будет на протяжении всего обозримого будущего. За это переживать никому не стоит. Учитывая, что мы вообще хотим сделать свой маркерный сорт на основе Urals, поверьте, никто ухудшать свой эталонный сорт нефти не будет.
— Но ведь "Транснефть" уже активно лоббирует выделение высокосернистого потока, давно говорит об этой проблеме. Решения в обозримом будущем не будет принято?
— Есть понятная, простая экономика. Мы проводили анализ. Если сейчас выделим отдельный высокосернистый поток, в целом нефтяная отрасль получит меньше денег за счет дисконта на эту нефть, а Urals как был Urals, так и останется, государство налоги потеряет. Выделять до того момента, пока это будет реально необходимо, нет никакого смысла. Этот смысл будет только тогда, когда очевидна будет угроза превышения предельных качественных характеристик.
В результате реализации "Транснефтью" ряда технических мероприятий в 2015 году ухудшения качества нефти вообще не было.
— Есть ли какой-то прогресс в создании бенчмарка Urals?
— Да, в этом году планируем увеличить продажи нефти на нашей Санкт-Петербургской бирже для формирования репрезентативных индикаторов цены, необходимой ликвидности и совершенствования биржевых инструментов.
Мы хотим создать свой маркерный сорт, без надлежащей ликвидности на бирже сделать это физически невозможно. Поэтому будем двигаться в эту сторону, соответствующий документ с ФАС будем готовить, формулировки вытачивать, чтобы не было потом проблем у наших компаний для его исполнения и отрицательных экономических последствий.
— Ранее вы говорили, что Минэнерго РФ ожидает рост экспорта нефти в 2016 году. При этом ожидается ли существенный рост экспорта в Китай? Сможет ли Россия опередить Саудовскую Аравию в объеме экспорта в Китай?
— Мы ожидаем рост поставок в Китай где-то на 3% по сравнению с прошлым годом, при этом хочу отметить, что мы ни с кем не соревнуемся и продолжаем работать в логике максимизации выгоды для наших компаний. В первую очередь за счет увеличения технической возможности порта Козьмино. В целом график по Китаю стоит максимально возможный. Понятно, что ограничение в основном связано с ограничением технической возможности китайской стороны. Например, мы свой участок трубопровода "Сковородино-Мохэ" расширили, а китайцы свой участок Мохэ-Дацин не расширили в установленные сроки. В этом проблема. Поэтому и на Козьмино, и на Мохэ весь максимальный транзит, который нужно будет обеспечить, мы обеспечим. Также рассматривается возможность использования существующей железнодорожной инфраструктуры для увеличения поставок нефти в направлении КНР.
— В то же время мы понимаем, что экспорт будет расти, объемы нефтепереработки при этом будут снижаться..
— Мы это видим, они уже снижаются. За первый квартал первичная переработка нефти снижена по сравнению с прошлым годом где-то на 3%.
— А по году?
— По году примерно эта тенденция сохранится. Если анализировать компании, то общий принцип такой: снижение в основном идет по еще не модернизированным заводам, в первую очередь за счет необходимости снизить объем производства мазутов и других продуктов с низкой добавленной стоимостью, спрос и цена на которые упала. Таким образом, из-за меняющейся конъюнктуры рынка компании стараются снижать объемы первичной переработки, не покрытой вторичными процессами.
В целом (по году — ред.) снижение переработки на 3%, я думаю, что это тот минимум, который будет. То есть мы переработаем в районе 273-275 миллионов тонн против 282,4 миллиона тонн прошлого года по данным ЦДУ ТЭК. Соответственно, объем экспорта нефти будет увеличен где-то 8 миллионов тонн, при этом если мы говорим о росте добычи на 6 миллионов тонн, то это может дать дополнительный объем к росту экспорта, который может быть по отношению к прошлому году. То есть экспорт будет в районе 254-255 миллионов тонн, это даже выше, чем 3%, это в районе 5% (по отношению к экспорту нефти из РФ в 2015 году — ред.). Экспорт будет расти за счет этих двух факторов: снижение переработки и роста объема добычи по году.
При этом маржа переработки в прошлом году была несколько выше, чем сейчас. Примерно на 5-10%, в том числе за счет роста акцизов. Но это не критичные колебания.
